Обещание весны

— Ты счастлива? — спросил Перри перед тем, как отпустить жену.

Грейс кивнула. Он мог бы прижать ее к себе, поцеловать и заверить, что любит ее и станет оберегать всю оставшуюся жизнь, если бы кучер, лакей, еще двое слуг, собственный камердинер Перри и горничная Грейс не суетились вокруг них, вытаскивая из кареты багаж, и если бы экономка, стоя в дверях, не делала реверанс за реверансом.

— Как же мы удивились, миледи, когда услышали нынче утречком, что вы уже на пути домой. — Экономка сияла от радости. — Подымайтесь-ка прямо наверх, умойтесь с дороги. Я велела принести туда горячую воду. А теплые булочки и крепкий чай подадут в гостиной, не успеете оглянуться.

— Спасибо, — поблагодарила Грейс. — Как приятно оказаться дома!

Перигрин немедля согласился с тем, что это и в самом деле приятно. Он никогда не был большим любителем Лондона и избранного общества. Сейчас одна только мысль о том и о другом вызывала дрожь. Перри и представить себе не мог, что когда-нибудь захочет еще раз поехать туда или вообще покинет свой дом хотя бы на самое короткое время.

Было так хорошо погрузиться в привычное течение их спокойной жизни! Хорошо бродить в парке и фруктовом саду, наслаждаясь красотой, которой окружили его искусство и воображение жены. Хорошо было вернуться к собственным книгам, развалиться в потертом кресле и читать в полное свое удовольствие, попутно наблюдая, как Грейс вышивает, сидя в кресле напротив. Хорошо было читать ей вслух и вновь находить в ней достойную единомышленницу.

И было так радостно вернуться в круг друзей. Весть об их возвращении распространилась быстро, и ни один вечер в последующие несколько дней не обходился по крайней мере без одного визитера. Пастор извинился за свою добрую супругу, которая не могла явиться вместе с ним, и с восторгом сообщил о прибавлении в их семействе, происшедшем три недели назад. Миссис Картрайт пожаловалась на то, что в отсутствие Лэмпменов и Эмберли жизнь была до крайности скучной, но выразила надежду на перемену к лучшему теперь, когда Перигрин и его жена уже дома. Мистер Уотсон пришел вернуть книгу стихов которую брал еще перед Рождеством.

Мистер и миссис Кэррингтон вели себя настолько в своем духе, что Перри с трудом удерживался от смеха в их присутствии и громко расхохотался, едва они ушли.

— Такой изысканный новый наряд! — восхитился мистер Кэррингтон, внимательнейшим образом разглядывая муслиновое платье Грейс. — Осмелюсь предположить, леди Лэмпмен, что вы теперь не захотите знаться с деревенщиной вроде нас.

— Уильям! — одернула его супруга. — Ну что за идея! Леди Лэмпмен подумает, что ты говоришь всерьез. Не обращайте на него внимания, дорогая. Он любит подразнить.

— Полюбуйтесь на мой новый сюртук, — сказал Перри, поглаживая обеими руками лацканы. — Сшит у Вестона, не где-нибудь. И я рассчитываю на то, что в этой части земного шара никто не избежит моего внимания. Если я повернусь спиной ко всем соседям, некому будет восхищаться моим шикарным видом.

— Совершенно верно! — подхватил мистер Кэррингтон. — Стало быть, вы очень и очень в нас нуждаюсь, сэр Лэмпмен. Думаю, тебе приятно узнать, Виола, что скучать нам не придется.

— Вы только послушайте, что они говорят! — возмутилась миссис Кэррингтон. — Ваш муж такой же негодник, как и мой, леди Лэмпмен. Примите мои coболезнования. Но он всегда был жутким озорником, с самого детства.

— Виола становится прямо-таки тигрицей, когда выйдет из себя, — покачал головой мистер Кэррингтон. — Нам, пожалуй, лучше уйти, дорогая.

— Поскольку мы просидели здесь целый час, я согласна, что нам пора и честь знать. Но он говорит неправду, леди Лэмпмен. Я тигрица? Ничего себе сравнение!

После их ухода Грейс смеялась вместе с Перигрином. Обе мисс Стэнхоп тоже остались верны себе. Старшая мисс Стэнхоп подробно описала, как они украсили алтарь в церкви на Пасху, накрыв его тем самым кружевным покрывалом, которое она связала специально для таких случаев, и сетовала, что им очень не хватало леди Лэмпмен, когда пришлось украшать все цветами. Младшая мисс Стэнхоп, Летиция, смеялась, слушая комплименты Перигрина, и заявила, что если бы каждая ее шляпка, которую дорогой сэр Перри считает новой, была таковой на самом деле, то у нее бы шкаф битком был набит шляпками.

Да, как славно снова оказаться дома. Словно бы они никогда и не уезжали. Словно бы… Но что-то стояло между ними.

Это было трудно объяснить, невозможно выразить словами и даже просто понять. Грейс и Перри часто и совершенно свободно беседовали на самые разные темы. Но в их разговорах было нечто вынужденное, нечто такое, о чем оба избегали говорить и даже думать не смели. Они могли сидеть подолгу бок о бок и молчать вполне непринужденно, однако порой само это молчание как бы кричало о невысказанном. И вместе ездили в гости, и радовались дружелюбию соседей. И тем не менее постоянно наблюдали друг за другом — не из ревности или подозрения, а именно из страха перед тем, невысказанным.

Они жили вместе как муж и жена, и все же их супружеские утехи стали менее частыми. И хотя они были удовлетворены, оба нередко задумывались, нередко против собственной воли и каждый о своем. Грейс — не мечтает ли муж о более молодой женщине; Перигрин — не тоскует ли она о мужчине, которого любила в юности.

И оба помнили, что вступили в брак по расчету. Каждый считал, что любовь озарила только одного.

Глава 12

Шел к концу второй год их супружества. Грейс и Перигрин чувствовали, что отношения восстановились и пришли к тому относительному благополучию, которым был отмечен конец первого года. Единственная разница заключалась все в том же: каждый считал, что нелегко любить глубоко, если не верить во взаимность чувства. Но каждый был благодарен другому за преданность и привязанность.

Они послали родным Грейс приглашение на Рождество. Приглашение отклонили — погода, а следовательно, и состояние дорог были скверными, к тому же Освальд должен был приехать домой из школы на несколько недель. Однако Ховарды обещали приехать, возможно, в феврале, если зима не затянется и не будет слишком холодной. Даже лорд Поли решил приехать и побывать на могиле младшего сына.

Грейс обрадовалась. Ей казалось, что примирение с отцом, наметившееся прошедшей весной, не было окончательным и полным. Она заранее обдумывала, как будет принимать отца у себя в доме, но сама не могла навестить его в Пангем-Мэнор так скоро после первого визита. Это вызвало бы определенное недоумение, к тому же Грейс испытывала страх по поводу своих чувств к Гарету. Не страх перед ним самим или перед тем, что он может сделать. А страх перед собой и возвращением той слабости, которая в свое время заставила ее закрыть глаза на недостатки виконта, отдаться страсти и забыть о разуме и морали.

К тому же настало время подумать о приближающемся Рождестве и связанных с ним многочисленных, но таких восхитительных заботах. Украсить церковь сценой Рождества; славить Рождество вместе с Мортонами и Кэррингтонами во всех домах деревни и в коттеджах за ее пределами; отнести корзины с едой больным и бедным; помочь графине Эмберли устроить рождественскую елку для детей; купить или сделать самим подарки для слуг, друзей и друг для друга; обсудить с экономкой и поваром праздничное меню; доставить в дом ветки падуба и украсить ими двери и полки над каминами и так далее и тому подобное, всего не перечесть.

В первый день Рождества состоялся традиционный прием. Он начинался поздно, с таким расчетом, чтобы приглашенные успели отметить праздник в семейном кругу, рассмотреть подарки и отведать рождественского гуся, прежде чем одеться потеплее и ехать в Эмберли.

Оказалось, однако, что им не долго придется сидеть у жаркого камина в гостиной, глядя, как огонь лижет огромное полено. Лорд Идеи и леди Мадлен, которым не довелось проехаться по морозцу, принялись уговаривать гостей помоложе совершить быструю прогулку к побережью, за две мили от дома, — это, по их мнению, был наилучший способ утрясти рождественский обед и освободить местечко для разных вкусностей, которые ожидали их за чаем и ужином.