Чистое и порочное

Косметическая фирма «Колетт» просуществовала несколько лет (с 1932 по 1938 год). Всеми её коммерческими делами занимался Морис Гудекет, а его супруга определяла стиль и способы работы с клиентками разных типов. Это занятие отнимало у неё много времени и мешало ей писать. Но несмотря на все усилия Колетт и её мужа, им не удалось надолго закрепить первоначальный успех своего «Салона красоты». Слишком уж велика была конкуренция: Франция кишела такими салонами. Кроме того, Колетт всё же была более талантливой в области литературы, чем в косметике, и довольно скоро немало клиенток разочаровалось в её стиле – слишком он был утрирован, преувеличен, как бы отмечен излишней пылкостью, что делало лицо чересчур ярким, на грани вульгарности.

В 1938 году «Салон красоты» пришлось закрыть, он не выдерживал конкуренции.

Неудавшаяся коммерсантка и косметолог брала реванш в более близкой ей сфере – в литературе. Её известность росла, что нашло выражение и в формах её официального признания. Так, в 1936 году её делают «командором ордена Почётного легиона» – это почти самое высшее звание внутри градации Ордена (она стала «кавалером» этого Ордена в 1920 году, «офицером» – в 1928-м). Это высокая государственная награда. Женщина, имеющая этот титул, – вообще редкость. Колетт была третьей за всю историю Ордена.

В том же году её избирают в члены бельгийской Королевской академии языка и литературы на место умершей писательницы Анны де Ноай. Академики и приглашённая светская публика были поначалу шокированы нарочитой простотой наряда кандидатки в Академию, но вскоре все пленились её восхитительно живой, яркой, эмоциональной речью, необычной в стенах этого чопорного и чинного заведения.

В 1935 году произошло очень важное событие в жизни Колетт. Они с Морисом Гудекетом официально вступили в брак, прожив вместе десять лет. Они, может быть, так и продолжали бы жить, не обременяя себя формальной процедурой, но чета собралась в туристическую поездку в США на пароходе «Нормандия». Между тем по американским законам того времени в одном номере гостиницы могли жить только законные супруги по предъявлению документа, подтверждающего их брак. Теперь писательница могла бы называться госпожой Сидони-Габриель Гудекет (побывав уже госпожой Вилли и баронессой де Жувенель). Но она сохранила свою девичью фамилию, которая приобрела слишком большую известность, чтобы от неё отказываться. Её фамилия представляла собою уже как бы национальное достояние Франции.

Незадолго до войны Морис Гудекет после закрытия их косметической фирмы занялся более выгодной торговлей скобяными товарами, благодаря чему они немного поправили свои денежные дела и в 1938 году купили хорошую добротную квартиру в том самом доме на улице Божоле, номер девять, с окнами, выходящими на Пале-Руайяль и его сад. Хотя это был центр Парижа, но квартал, изолированный от шумных улиц и магистралей, был тихим и уютным, овеянным старинной историей Парижа. Эта квартира станет последним местом жительства Колет. В ней она и умрёт в 1954 году.

Приобретя новую квартиру, она расстаётся со своей любимой «Мускатной шпалерой», где проводила каждое лето с 1926 по 1938 годы. Покинула она это место потому, что Сен-Тропез (ближайший к усадьбе городок) стал местом массового туризма, невероятно возросшего после того, как в 1936 году во Франции по решению правительства Народного фронта, которое находилось у власти с 1936 по 1938 год, был введён обязательный оплачиваемый отпуск. Толпы любопытных отдыхающих приходили поглазеть на знаменитую писательницу, заполняли пляжи, делали её жизнь невыносимой. Они с Морисом продали «Мускатную шпалеру», к великому огорчению Колетт, и купили небольшой красивый дом с живописным участком в уединённой местности в центре Франции, возле городка Мере. Усадьбу они назвали «Парк». Там в сентябре 1939 года их и застало начало второй мировой войны.

Когда началась война, Колетт вернулась в Париж. И так получилось, что она не выезжала из него до 1945 года, если не считать нескольких недель отсутствия в июне-июле 1940 года, когда немцы оккупировали северную часть страны и подошли к столице. Тогда многие жители захваченных врагом территорий бросились на юг, подальше от гитлеровцев. Этот поток беженцев назвали библейским термином – «исход». Колетт с мужем и с преданной служанкой Полиной (она работала у неё с 1913 года) поехали в автомобиле к дочери писательницы, которая жила в доставшемся ей по наследству от барона де Жувенеля замке Новель-Кастель рядом с городком Кюрмонт. Там они пробыли недолго. Колетт решила вернуться в Париж, полагая, что немцы их не тронут, учитывая её мировую известность.

Дочь не поехала с ними, осталась в Кюрмонте, а когда туда пришли немцы, вошла в подпольную организацию Сопротивления, проявила немалое мужество и хорошие организаторские способности. Сразу после освобождения Франции её выбрали мэром Кюрмонта. На этом посту Колетт де Жувенель показала свой недюжинный талант руководителя (унаследованный и от отца, и от матери – прирождённых организаторов) и пробыла в должности мэра много лет. Её очень ценили и уважали местные жители. Мать гордилась своей дочерью.

Колетт оказалась права: ни её, ни её мужа немцы в первый год оккупации не тронули. Но возникли другие проблемы: нехватка продовольствия, топлива, освещения, финансовых средств. Сотрудничать с немцами Колетт всё же не стала. Она и в мирное время держалась всегда вдали от политики, а теперь тем более. Но без публикаций статей и книг она не могла бы выжить. И Колетт продолжает публиковаться. Но пишет в основном на бытовые темы, даёт, например, разные кулинарные советы, как дешевле из минимума продуктов приготовить вкусную пищу, помещает рекомендации (в основном в женских журналах), как из подручных материалов сшить одежду, сделать себе красивую внешность в условиях нехватки косметических средств и т. п.

Вместе с тем Колетт ведёт нечто вроде дневника, где записывает разные случаи из окружающей её жизни начиная с июня 1940 года и перемежает эти записи с воспоминаниями о тех или иных эпизодах своей молодости. Все эти тексты ей удаётся, правда, с большим трудом (из-за нехватки бумаги) издать в марте 1941 года в сборнике, озаглавленном «Дневник наоборот». Эта книга может служить ценным подспорьем для знакомства с обстановкой во Франции 1940–1941 годов. Ещё в годы первой мировой войны Колетт создавала живые бытовые картины того, что происходило в стране (наиболее полно это было выражено в сборнике «Долгие часы» – 1917 год), но «Дневник наоборот» – лишь в малой степени хроника событий. Кроме описания поездки на юг во время «исхода» и нескольких зарисовок с натуры, дающих представление о быте оккупированной страны, все остальные части – это воспоминания о прошлом, есть несколько эпизодов с участием Сидо и, конечно, в сборник включены рассказы о животных. Как бы там ни было, эта книга свидетельствовала о том, что Колетт жива и продолжает работать. Не прекращает она писать и психологическую прозу: после романа «Гнёздышко» публикует сборник новелл «Комната в отеле» (1940), состоящий из двух больших рассказов – прекрасных образцов тонкой, вдумчивой психологической прозы, характерной для Колетт.

Но главным произведением этих лет был её последний роман «Жюли де Карнейян», который она опубликовала летом 1941 года в журнале «Гренгуар» (отдельным изданием он вышел в октябре того же года).

Эта книга Колетт уводила читателей от тягостного быта и мрака оккупации в мир высоких чувств, сложных человеческих отношений. Роман повествует о душевной драме Жюли де Карнейян, бывшей жены графа Эрбера д'Эспивана, который предал её любовь. Но достаточно заболевшему графу позвать её, как она готова снова всё ему простить, хотя и понимает, что он дурно с ней поступил. Жюли спасается от этой любви и убегает из Парижа очень оригинальным образом: вместе со своим братом перегоняет лошадей к себе в поместье. Такая концовка – вполне в духе Колетт: лучше хорошие лошади, чем плохие графы.

И всё же в этом романе сильнее, чем в других её книгах, ощущается эпоха, история, реальная социальная действительность. Одна из главных причин распада семьи Жюли – в том, что она не смогла приспособиться не только к мужу с его безнравственностью, но и вообще к тому миру, который сложился во Франции и в Европе в целом после первой мировой войны. Она сторонница прежних, довоенных ценностей, которые были в ходу до 1914 года и сменились в 20—30-е годы голым практицизмом и расчётливым меркантилизмом.