Опрометчивый поступок

Наверное, именно так чувствует себя птица, вырывающаяся из клетки. Да поставь ты, наконец, этот злосчастный саквояж!

Насупив брови, Роуз опустила один подбитый кожей край на некрашеные доски. Другой с глухим стуком шлепнулся следом. Когда саквояж утвердился на площадке, заменявшей крыльцо, девушка собралась сказать что-то еще.

– Ни слова больше! – отмахнулась Лидия. – Увидимся в Блейкотте через три дня, оттуда вместе вернемся в Лондон поездом. Все будет согласно правилам приличия: леди путешествует со своей горничной – и ни одна живая душа не заподозрит, что я позволила себе побывать на твоем венчании, а потом еще три дня наслаждалась полной свободой. – Она воздела руки к небу и закатила глаза, изображая свою мать. – Вот потому-то запретный плод так и сладок!

Роуз промолчала, покусывая губу.

– Я тебе очень благодарна! – продолжала Лидия, посерьезнев. – Хотелось своими глазами увидеть, как ты станешь замужней женщиной.

Ее родители свято придерживались убеждения, что браки между слугами не касаются хозяев. К тому же они считали Дартмур краем грубых, неотесанных крестьян, куда не ступает нога человека знатного. Лидия смотрела на вещи проще, и для нее было столь же приятно побывать на венчании горничной и лакея, как и на свадьбе самой богатой из своих подруг. Впрочем, Роуз не была для нее горничной в том смысле, какой вкладывают в это слово надменные гордецы. Больше подруга, собеседница и наперсница в течение девяти лет, чем просто служанка, – вот кем была для нее эта пухленькая краснощекая девушка.

– Это мне нужно вас благодарить, – возразила Роуз. –томас просто раздувается от гордости, а в деревне теперь только и будет разговоров, что о вашем появлении на свадьбе.

Предполагалось, что именно оказанная честь вынудила ее покинуть новобрачного и свадебный стол и проводить хозяйку до станции. Нельзя же было отправить мисс Бедфорд-Браун одну в простой телеге! На деле им нужно было обсудить дальнейшие планы.

Глядя на свежее личико своей горничной, Лидия думала: надо же, Роуз – и вдруг замужем! Внезапно она почувствовала зависть. Должно быть, это отразилось у нее на лице, так как Роуз потупилась. И так, в молчании, девушки долго стояли, потом одновременно взглянули друг на друга и улыбнулись. Их разделяло положение в обществе, но объединяла взаимная привязанность. Такое случается, хоть и нечасто.

Момент был таким приятно-напряженным, что разрядить обстановку можно было только одним способом, что Лидия и сделала.

– Ах! – воскликнула она, бросаясь Роуз на шею и крепко ее обнимая. – Ну что ты за прелесть! Я счастлива за вас обоих. – Она отстранила девушку, вгляделась в нее, словно прощаясь надолго, и мягко подтолкнула к ступеням. – Ну довольно! Тебе пора. Отправляйся в Суонсдаун и поскорее начинай свой медовый месяц.

Роуз шмыгнула носом раз, другой, но с места не двинулась.

– Уезжай немедленно, – строго приказала Лидия, подталкивая ее.

– А как же вы? Вы обойдетесь без меня?

– Уж как-нибудь, – засмеялась Лидия.

– Лучше я останусь с вами до приезда дилижанса.

– Это еще зачем?

Так вот в чем была истинная причина, по которой невеста бросила жениха одного в канун брачной ночи! Чтобы испортить своей хозяйке вожделенные минуты свободы. Чтобы омрачить их упреками и отравить сожалениями!

– У тебя важные дела, – напомнила Лидия и подмигнула. – Тебе предстоит разобраться, что общего между брачной ночью и крикетным матчем. Еще надо выяснить, как в просторечии называется «то самое у мужчины» и стоит ли оно такой суеты.

От учебника по анатомии, хотя он и был исчерпывающим, у нее осталось еще более смутное представление об интимном акте между мужчиной и женщиной. С тем же успехом там могли описывать работающий поршень.

– Мне не к спеху, – возразила Роуз. – Жила в неведении двадцать семь лет – поживу еще полчаса.

– Ну, раз так, оставайся, но только до тех пор, пока не подъедет дилижанс. Ни к чему ждать его отправления.

Роуз облегченно закивала, протянула руку, и, наконец, привязанность победила впитанные с молоком матери условности: она взяла хозяйку под руку, и девушки бок о бок вошли внутрь жалкого сооружения, служившего станцией для единственного почтового пассажирского дилижанса, сложный маршрут которого связывал друг с другом все деревни и городки Дартмура.

Глава 2

Станционная дверь находилась в правой части фасада, а единственное низкое окошко – в самой его середине, поэтому первым, что увидели девушки, войдя, был громадный дорожный сундук Лидии. Брат Роуз должен был приготовить его к отправке – и приготовил, закрыв этой громадиной доступ к свету.

– И что было не оставить его снаружи, под навесом? – расстроилась Роуз. – В этой каморке и в пустой не разойтись двоим, а теперь и вовсе не осталось места. – Она двинулась в обход сундука. – Моя мать права, утверждая, что все мужчины – болваны от рожде… Боже правый!

Налицо был болван из числа упомянутых ею. Девушки остановились как вкопанные и уставились на открывшуюся картину.

На единственной скамье у стены распростерся субъект мужского пола. Скамья не слишком подходила на роль лежанки, поэтому ноги незнакомца стояли на полу, одна рука прикрывала лицо, другая свисала вниз. Поскольку он никак не отреагировал на их появление, резонно было предположить, что он крепко спит. Вид у него был весьма экзотический, особенно поражала воображение черная широкополая шляпа с высокой тульей и кожаной плетеной лентой, в которой поблескивали бусины. Сейчас этот занятный головной убор валялся на пыльном полу. К шляпе отлично подходили сапоги со шпорами. Все вместе вызвало у Лидии какие-то ассоциации.

Американец, сообразила она. Судя по одежде, ковбой с Дикого Запада. Однажды в Лондоне ей пришлось побывать на представлении заезжей труппы под названием «Шоу Буффало Билла». Похожие молодцы носились там на дикого вида жеребцах, оглашая воздух гиканьем, криком и грохотом выстрелов из громадных, как винтовка, револьверов. По своей воле Лидия никогда не оказалась бы там, ее затащил брат. Поначалу оглушенная, она постепенно прониклась странностью происходящего и даже несколько смутилась оттого, что блестяще разыгранная сцена снятия скальпов не отпугнула, а захватила ее. В конечном счете это была игра на низких страстях зрителей, и следовало бы гневно осудить спектакль, построенный на человеческой трагедии. Долгое время после представления Лидия не знала, что и думать о своей странной реакции. Теперь она испытывала нечто сродни своему тогдашнему волнению.

Девушки опасливо приблизились. Лидия с любопытством вгляделась в незнакомца, невольно видя в нем воплощение духа Дикого Запада, самого понятия о тех далеких краях. Он был крупным, от него пахло дешевым, крепким спиртным. Возможно, он не уснул, а просто отключился с перепоя. Но даже если и так, он сумел принять позу, в которой никак не мог свалиться на пол с короткой и узкой скамьи. Сон в таком положении был сродни акробатическому номеру. – Как ты думаешь, Роуз, что с ним?

Выглядел незнакомец неважно. Его странный наряд был в полном беспорядке, словно он целую неделю гонялся по прериям за какими-нибудь индейцами. Куртка насквозь пропылилась и хвасталась свежей прорехой на плече. То, что оставалось на виду от лица – практически один рот, – тоже не радовало глаз: губы распухли, в одном углу запеклась кровь. На фоне загорелого, чисто выбритого подбородка они казались неяркими, зато роскошный синяк слева на челюсти затмевал загар своей угрюмой раскраской. Из-под руки выбивались нечесаные, слишком длинные волосы, в тусклом освещении они выглядели угольно – черными.

– А что с ним может быть? – пожала плечами горничная. – Такого крепыша может свалить с ног только хорошая порция выпивки!

Лидия вытянула шею, чтобы получше рассмотреть сапоги. Это было настоящее произведение искусства – даже она, дитя иной культуры и традиций, не могла не признать этого. Отлично выделанная кожа темно – вишневого цвета была крупно простегана, чтобы создать рисунок распростертых орлиных крыльев. Когда-то эти сапоги должны были стоить недешево, но с тех пор им пришлось немало потрудиться: каблуки стесались, в районе лодыжек залегли глубокие складки. В сравнении с английскими сапогами для верховой езды эти были ниже и шире, так что брюки, должно быть, выползали из них, стоило посильнее согнуть ноги. Кстати, брюки выглядели так, словно, снимая, он не развешивал их, а скатывал в комок. На одном колене они были порваны и демонстрировали ссадину на коже и что-то красное – нижнее белье, подштанники.