Вересковая принцесса

Уже начали копать под сосной. Вырванные кусты дрока безжизненно валялись на земле; там, где они росли, зияла широкая глинисто-песчаная яма, из которой торчали мощные угловатые корни. Это были корни сосны, безжалостно повреждённые рытьём.

— Мы добрались до камня, — заметил один из господ, когда под лопатами раздался скрежет.

Были отброшены последние куски земли, и из-под них показалась мощная каменная глыба.

Господа отступили в сторону, чтобы рабочие попытались извлечь камень из земли. Хайнц, напротив, подобрался поближе; он, видимо, считал, что рабочие действуют не очень-то ловко. Выставив правую ногу, он в молчаливом соучастии вздымал и опускал свои массивные кулаки, а из его трубки вились такие толстые клубы дыма, что головы чужаков казались погружёнными в какой-то голубоватый туман. Это произвело неожиданный эффект — эффект, который непременно должна была видеть Илзе.

Молодой господин, позади которого стоял мой старый друг, обернулся так резко, как будто его ударили. Он смерил несчастного курильщика с ног до головы долгим, уничижительным взглядом и с отвращением на лице помахал в воздухе своим шёлковым носовым платком, разгоняя клубы дыма.

Хайнц молча извлёк Corpus delictiизо рта и спрятал трубку за спиной — он был безмерно озадачен. Такого эффекта его табак ещё не производил. Но меня поведение чужака ужасно испугало; я уже была готова сорваться с места и убежать куда-нибудь, как вдруг камень с глухим грохотом выкатился из своего гнезда. Это сразу же пригвоздило меня к месту. Вначале я ничего не видела, поскольку возле проёма сгрудились господа; но мне вдруг расхотелось туда глядеть. В моих висках стучала кровь, и я невольно отвела глаза, боясь, что сейчас появится что-то огромное и страшное.

— Чёрт возьми, что это? — вскричал Хайнц с непередаваемым изумлением в голосе.

Я посмотрела туда — и в этот момент для меня как будто поблекли все краски на земле, померкли все огни, голубокрылые бабочки разом сложили свои крылышки и исчезли — и вы, сверкающие в поднебесье копья, где вы? Лишь заходящее солнце рдеет на горизонте… В кургане лежал не старый король с длинной белой бородой, укрытый пурпурным плащом — нет, там зияла пустая тёмная дыра.

Господа, казалось, были вполне удовлетворены увиденным. Один из них, в очках и с висящей за плечами жестянкой, забрался в образовавшийся проём. За ним тотчас же последовал молодой господин. Третий же, высокий, стройный мужчина, изучал поверхность извлечённого из земли камня. Его лица я не видела, поскольку он стоял ко мне спиной, но мне он показался стариком: у него были замедленные движения, а из-под коричневой шляпы виднелась короткая прядь волос — она была решительно седой.

— Камень обработан, — сказал он, легко проведя ладонью по поверхности глыбы.

— Другие опоры тоже! — откликнулся голос из холма. — И какой огромный свод здесь прямо над нами! Великолепный образец эрратического валуна! [1]

Молодой господин выглянул из проёма. Видимо, ему пришлось низко нагнуться, и с его головы слетела шляпа.

До сих пор я видела мало мужчин — кроме Хайнца и старого священника из ближайшей деревни, находящейся от нас в двух часах езды, да ещё нескольких живущих там молчаливых крестьян я почти никого и не встречала. Мне, конечно, иногда попадался какой-нибудь юный замызганный вязальщик веников; но в общем у меня не было возможности получить хоть какое-нибудь представление о мужской красоте. Но у нас в Диркхофе висел портрет Карла Великого; и именно этот портрет пришёл мне на ум, когда в проёме холма показался широкий открытый лоб; он выглядел ровным, безупречно-белым щитом на фоне пышной массы каштановых волос, отброшенных за плечи энергичным движением головы.

Молодой человек держал в руках большую урну желтовато-серого цвета.

— Осторожно, господин Клаудиус, — сказал господин в очках, который выбрался из проёма следом за молодым человеком и тоже держал в руках разнообразные предметы странной формы. — На первый взгляд эти урны очень хрупкие; но на воздухе они должны быстро затвердеть.

Но до этого не дошло. В тот момент, когда урна была поставлена на камень, она лопнула. В воздух взметнулась туча пепла, и на камень выкатились полуокаменевшие человеческие кости.

Господин в очках издал возглас сожаления. Тонкими пальцами он осторожно ухватил один из осколков, сдвинул очки на лоб и принялся разглядывать линию разлома.

— Уффф, урон невелик, господин профессор, — сказал молодой человек. — Там внутри ещё минимум шесть таких штуковин, и они все похожи друг на друга как близнецы!

Господин профессор скривился, как будто он глотнул уксуса.

— «Как близнецы»! Это звучит абсолютно по-дилетантски! — резко ответил он.

Его визави засмеялся, и это был чудесный смех. Он звучал весело, беззаботно и в то же время сдержанно и благородно. Но молодой человек тут же, очевидно, раскаялся в своём внезапном веселье, так как его лицо снова стало серьёзным.

— Конечно, я всего лишь любитель, хотя и чрезвычайно увлечённый, — сказал он извиняющимся тоном. — Поэтому вы должны проявить снисходительность, если новичок вдруг выронит строгие поводья науки и сломя голову пустится в галоп … Меня главным образом интересует внутреннее обустройство этих захоронений, и — ах, какая роскошь! — перебил он сам себя и взял в руки один из странных предметов, которые профессор вынес из проёма.

Профессор, казалось, не слышал извинений молодого человека. Погружённый в глубокие, можно сказать мучительные раздумья, он рассматривал небольшой предмет у себя в руках, поднеся его почти к самым глазам.

— Хм… разновидность филигранной работы по серебру… Хм, хм, — бормотал он себе под нос.

— Серебро в доисторическом германском захоронении, господин профессор? — спросил молодой человек с не без насмешки в голосе. — Взгляните-ка на этот роскошный бронзовый предмет! — Он взял в руки не то кинжал, не то нож. Замахнувшись, он нанёс этим кинжалом воображаемый удар, а затем подержал его, улыбаясь, между пальцами. — Этот хрупкий предмет слишком мал для мощной руки германского воина — он был бы тотчас же раздавлен, — сказал он. — И так же маловероятно, что грубая рука древнего германца могла создать ту изящную вещицу из серебра, на которую вы засмотрелись, господин профессор… Я думаю, доктор фон Зассен оказался прав, считая эти так называемые могильные курганы захоронениями финикийских вождей.

«Доктор фон Зассен!» В меня словно ударила молния. Не указывал ли молодой человек на меня пальцем при этих словах? И не обернулись ли при этом все глаза к моей бедной, маленькой, испуганной персоне? Эти глаза!.. Мне хотелось уползти куда-нибудь глубоко под землю… Ах, каким ребёнком я тогда была! На меня обращали так же мало внимания, как и до сих пор — и я уже собиралась перевести дух… Но — о Боже! О нём я совсем забыла! Он стоял рядом со мной, мсье Хайнц, большой хитрец и умник; он кивнул мне со знающим видом и крикнул, сложив руки рупором:

— Эй, принцесса, эти люди говорят о…

— Тише, Хайнц! — перебила я его, в первый раз в жизни, и в первый же раз резко наступила ему на ногу.

Он удивлённо вытаращился на меня, а затем робко отвёл глаза. Но на нас обратили внимание рабочие; казалось, они только сейчас заметили, что находящийся за ними предмет — не какой-нибудь терновый куст, а робкая маленькая девушка. Они глазели на меня с весёлым любопытством; больше всего мне хотелось убежать. Но меня крепко держало одно желание — и я тогда была совершенно уверена, что это было желание услышать ещё что-нибудь о носителе того имени.

К тому же, успокаивала я себя, господа и не услышали Хайнцева замечания. Слова «финикийские вожди» неожиданно воспламенили учёную душу профессора. Будучи, очевидно, противником данной теории, он бросился на защиту своей точки зрения, разразившись страстной речью, которую его юный коллега выслушал с должным вниманием.

Господин в коричневой шляпе почти не принимал участия в учёном споре. Спокойными шагами он расхаживал туда-сюда. Он долго глядел в развороченный проём, затем взошёл на холм и оглядел окрестности.