Далекий берег

Капитан бесшумно поднялся на судно. Он не любил оставлять Кристину даже на короткое время, но ему неприятно было сознавать, что юный Джош будет один идти по ночным улицам, где полно пьяных и проституток.

Кристина спала, подложив руки под щеку и подтянув колени к подбородку.

На лице капитана Хаворта появилась нежная улыбка. Он осторожно отвел локон ото рта дочери и прикрыл ей одеялом плечи. Ему становилось не по себе при одной мысли о том, что какая-то старуха с садистскими наклонностями по имени Поррит будет бить ее тростью. Кристина была его. Только его! И никто, будь то сам лорд-мэр Ливерпуля, не помешает Джону Хаворту обучать свою дочь так, как он считает нужным.

Он зашел в большую каюту, поставил книгу на полку рядом с другими, набил табаком трубку и, усевшись в темноте, задумался. Много времени прошло с тех пор, когда он ходил в школу. Почти сорок лет. Джон Хаворт удивленно поднял густые брови. Неужели ему уже почти пятьдесят? Капитан вздохнул. Жизнь, которая временами тянулась скучно и медленно, как-то внезапно оказалась позади. Пятьдесят лет – и ничего нет, кроме видавшего виды судна да удивительной красоты дочери. И это у человека, которому отец дал великолепное образование. Латинский, греческий… Он начал служить на Королевском флоте в восемнадцать, стал офицером в двадцать один, женился на девушке с одобрения семьи… Даже спустя столько лет он с содроганием вспоминает об этом. Боже, какую жизнь она ему устроила! Она была белокурая и изящная, и ему завидовали все мужчины. Но если бы они знали, как она ведет себя в спальне, то от всей души пожалели бы его. В первую же брачную ночь его молодая жена заявила, что физическая близость – вещь совершенно излишняя. Ее мать все ей об этом рассказала, и она не желает вести себя столь неподобающим образом. Она выразила уверенность, что Джон ее поймет. Но Джон не понял, а стал терпеливо ждать, веря в то, что любовь и нежные чувства возьмут в ней верх. Этого, однако, не произошло. Мэри Гудмен не терпела даже его прикосновений. Если он брал ее за руку, она отдергивала ее и тут же вытирала носовым платком. В течение целого года Джон Хаворт проявлял терпение, уговаривал ее, был постоянно с ней нежен, но все было тщетно. Затем он вдруг с удивлением и облегчением осознал, что ему не нужна эта никчемная фарфоровая куколка. Он больше не испытывал к ней никакого желания, как и она к нему. Он купил ей дом, выделил долю из своего дохода и с тех пор больше никогда ее не видел. Последующие десять лет он много пил, посещал бордели в каждом порту, пока в одной из дешевых таверн в Испании не увидел танцовщицу с длинными глянцевито-черными волосами и сверкающими агатовыми глазами. Юбка яростно обвивалась вокруг восхитительно стройных ног, когда она отплясывала на столе, окруженном толпой аплодирующих, ревущих от восторга моряков.

Карлотта… Он не знал ее фамилии, потому что она не знала ее и сама. С того вечера, как Джон Хаворт впервые увидел ее, он с ней больше не расставался. То, что она была незаконнорожденной, проституткой, иностранкой, для него ровным счетом ничего не значило. Они нашли друг друга, и никакие силы не могли заставить их расстаться. Семья отреклась от него, флот больше не нуждался в его услугах, и пять счастливейших лет Джон и Карлотта вместе бороздили моря. Никто им не был нужен.

Капитан Хаворт почувствовал спазм в горле. Воспоминания… Очень глупо с его стороны пускаться по волнам воспоминаний.

Он все время пытался вытравить прошлое из памяти, но оно то и дело напоминало о себе.

Карлотта родила Кристину в Средиземном море, и при родах никто ей не помогал, кроме Хаворта. Два счастливых месяца они провели в Маоне, пока Карлотта восстанавливала силы. Они гуляли рука об руку по зеленым взгорьям, приближались к красно-белому дому, где некогда жили два других любовника – лорд Нельсон и леди Гамильтон. Он помнит Кристину на руках Карлотты. Помнит, как мать пела колыбельную дочке… Ее ласковый шепот в ночной тьме… Карлотта… Жить без нее – это словно постоянно испытывать физическую боль. И эта боль не проходила.

Она заболела лихорадкой у побережья Италии и через три дня умерла. Джон Хаворт помнил все до мельчайших подробностей. Нужно было хоронить его прекрасную, его жизнерадостную Карлотту. Но где? И как? Он был воспитан протестантом, но не был в церкви уже много лет. Он не имел понятия, какой веры была Карлотта. Передать ее организации помощи иностранцам было немыслимо. В день ее смерти Джон Хаворт пришвартовался к берегу в небольшом селении. Он за руку повел маленькую дочь в поле, где они набрали охапки летних цветов, жасмина, мимозы и ароматных бугенвиллей. Пока малышка удивлялась, почему мама лежит без движения, Джон Хаворт как мог связал гирлянды из цветов и украсил ими Карлотту, положив ей на грудь великолепную красную розу. Слезы катились но его щекам. Он положил Карлотту на любовно сделанный деревянный плот и, когда они миновали Гибралтарский пролив и вышли в Атлантический океан, спустил его на воду. Черные волосы Карлотты развевались, словно у морской нимфы. Пока плот с бесценным грузом не скрылся из виду, Джон Хаворт наблюдал за ним, понимая, что скоро его поглотят серо-зеленые волны Атлантики.

В эту ночь Кристина испугалась, услышав, как ее большой, всегда веселый папа плачет. Она пришла в его каюту и вложила свою крохотную ладошку в его большую ладонь.

Джон Хаворт впервые за эти сутки по-настоящему посмотрел на нее. Копна непокорных черных вьющихся волос, почти черные глаза, очертания губ… Он не потерял Карлотту полностью. У него есть Кристина, и пока она есть, Карлотта будет продолжать жить. Он посадил малышку на колени и крепко-крепко прижал к себе. С этого дня он никогда не разлучался с дочерью и никогда не искал объятий других женщин. В его глазах это было бы кощунством.

Глава 2

Когда Кристина проснулась, «Счастливая звезда» рассекала беспокойные волны Ирландского моря. Коричневые паруса были наполнены ветром, и судно шло полным ходом. «Счастливая звезда» была весьма прочным плоскодонным грузовым судном, построенным из отличного английского дуба, с палубой из просмоленной сосны. Оно могло перевозить все – уголь на континент и каолин с Корнуолла до Темзы. Отец стоял за штурвалом. На нем был толстый синий свитер, надежно защищающий от холодного ветра.

Кристина знала, что этот свитер связала для него мать. Девочке много раз приходилось его чинить – отец ни в коем случае не позволял его выбросить. Интересно, позволит ли он когда-нибудь связать новый?

Несколько чаек пролетели к берегу. Небо и море были серого цвета. Однако Кристине дышалось здесь легко и радостно. Здесь она чувствовала себя свободной. Здесь не давили на нее ряды перенаселенных, грязных домишек, не было назойливого портового шума. Здесь было то, что ей больше всего нравилось. Она стояла рядом с отцом, чистый ветер овевал ей лицо, и вокруг простиралось бескрайнее море.

Джош никогда не собирался стать моряком, и Кристине это было непонятно. Когда-то, несколько месяцев назад, ей удалось затащить его на борт «Счастливой звезды», и они совершили однодневное путешествие. Джош чувствовал себя прескверно и поклялся, что больше никогда не выйдет в море.

Нед Картер, старый морской волк – старый настолько, что вряд ли его взял бы на корабль кто-либо другой, – ухмыльнувшись, крикнул с кормы:

– Скажи капитану, что ветер крепчает. Порыбачить в эту поездку не удастся. Начинается шторм. Тебе лучше спуститься в трюм и принять чего-нибудь тепленького.

Волны с белыми барашками делались все выше. Кристина наблюдала за ними с радостным волнением. Бурное море вселяло в нее какую-то необыкновенную бодрость. Когда ветер стал проникать сквозь ее тоненькое пальтецо, Кристина вняла совету Неда и спустилась вниз, чтобы одеться потеплее.

Они достигли Ла-Манша, когда шторм постепенно стих. Джон Хаворт стоял на палубе, прислонившись к грот-мачте, с озабоченным выражением лица. Кристина смотрела на отца, откровенно любуясь его сильным, мускулистым телом. Синий свитер гармонировал с его голубыми глазами. Отец почувствовал на себе взгляд дочери, и на его обветренном лице появились морщинки вокруг глаз – он улыбнулся Кристине.