Цыганская магия

Летиция усилием воли заставила себя вслушаться в слова матери.

— Что ты имеешь в виду, мама?

— Кузина Августина была просто в бешенстве и заявила мне: «Ваша дочь вела себя совершенно непристойным образом, Ольга! И совершила тем самым роковую ошибку. Я позабочусь о том, чтоб подобное больше никогда не повторилось».

Настала пауза. Затем Мари-Генриетта спросила:

— Как думаешь, что она замышляет? Переселить нас куда-нибудь подальше от дворца или же вовсе выгнать из Овенштадта?

— Ну не думаю, чтобы она зашла так далеко, — ответила принцесса Ольга. — Но она вполне может отобрать у нас этот дом, и хотя я… не хотела бы говорить вам об этом, но мне… страшно.

Это было совсем не похоже на мать, и Летиция порывисто обняла ее за шею.

— О, мама! Прости меня! — воскликнула она. — Знаю, я поступила необдуманно, но у меня… не было сил отказать королю.

— Понимаю тебя, дорогая, — заметила принцесса Ольга. — И однако же он вернется к себе, в Звотану, и позабудет о нас. Мы же остаемся здесь.

Секунду Летиция колебалась — стоит ли рассказывать матери о том, что задумал король.

Затем, решив, что тогда придется рассказывать все, пришла к выводу не посвящать принцессу Ольгу в свои планы.

После паузы Летиция сказала:

— Знаешь, мне все же как-то не верится, мама, что дела наши обстоят столь уж скверно. В последнее время у меня появилось ощущение, что папа видит все и оберегает нас. А кто, как не папа, может противостоять кузине Августине?

И тут девушка поняла, что нашла верные слова.

— Ты права, дорогая, — ответила мать. — Конечно, папа все видит и заботится о нас. И защитит, что бы ни случилось. И совершенно непростительно с моей стороны забыть об этом.

— Ненавижу эту Августину! — пылко воскликнула вдруг Мари-Генриетта. — Она превратила нашу жизнь в сплошное несчастье и вечно все портит! Я видела, как она вся так и перекосилась от злости, когда заметила, что молодой симпатичный принц Ивор из Саксонии пригласил меня на танец в третий раз!

Ее слова отвлекли внимание принцессы от Летиции.

— Рада, что тебе понравился Ивор, — сказала она. — Когда ваш отец был жив, мы часто виделись с его родителями. Совершенно очаровательные люди!

— Кажется, он собрался… навестить меня на следующей неделе, — застеснявшись, сказала Мари-Генриетта.

Девушка сильно покраснела, и чтобы скрыть смущение, торопливо поцеловала мать и сестру и выбежала из комнаты.

— Прошу тебя, не волнуйся так, мама! — взмолилась Летиция. — Чутье подсказывает мне, а оно меня никогда еще не подводило, ведь я цыганка, что всех нас впереди ожидает счастье… совсем рядом, где-то за углом…

Мать улыбнулась.

— Ну вот ты меня и развеселила, дорогая! Отныне буду думать только о самых приятных вещах, о том, что произошло на балу, и забуду кузину Августину, обещаю.

Они вместе поднялись наверх. Однако, войдя к себе в комнату, Летиция вдруг подумала: а не слишком ли оптимистично рассуждала она о будущем и не вселила ли несбыточные надежды в сердца своих близких?..

Но тут она вспомнила слова короля, ту сладостную дрожь, охватившую ее, когда он коснулся губами маленького шрама на запястье, и снова ощутила себя влюбленной, и любовью этой был полон весь мир.

Она опасалась, что, проснувшись, снова почувствует себя несчастной, но этого не случилось. Она открыла глаза, увидела золотистые лучи солнца, пробивавшиеся в щелку между шторами, и радость наполнила ее.

Летиция снова стала думать о короле и разглядывать крохотный шрам на руке, но тут дверь распахнулась, и в спальню ворвалась Мари-Генриетта.

— Вставай, Летиция! — крикнула она. — И поживее! Тут такое происходит!

— Что случилось? — спросила Летиция, садясь в постели.

— Поскольку король не сделал предложение Стефани, она не поедет с ним в ратушу в одной карете. Поедет в другой, с нашей мамой, и мы едем с ними!

Сердце у Летиции так и замерло от радостного предвкушения.

Король не сделал предложения Стефани и сегодня уезжает. Но она увидит его еще раз!

Кроме того, событие само по себе неслыханное — впервые со дня смерти отца им разрешено присутствовать на официальной церемонии в честь высокого гостя.

Летиция знала, как счастлива будет мать после долгих лет унижения и забвения слышать приветственные крики людей, стоящих по обе стороны дороги.

— Скорее, поторапливайся! — говорила Мари-Генриетта. И с этими словами умчалась к себе в спальню.

Летиция умылась и начала судорожно соображать, что же надеть.

Выбор был более чем скромен. Впрочем, не важно. Главное — король увидит ее!..

Наконец она остановилась на белом платье, хоть и не новом, но дорогом и некогда очень модном и красивом. Принцесса Ольга купила его дочери несколько лет назад.

За это время девушка переделала его, удлинила кружевной оборкой, отрезанной от другого платья, и украсила поясом, сделанным из шифонового шарфика матери.

Пояс был темно-розовый, и она надеялась, что он напомнит королю ее цыганский наряд — ярко-красную юбку и платок, что были на ней во время свадебной церемонии.

Торопливо она приколола к шляпке, украшенной лентами, несколько белых роз, чтоб оживить ее.

Спустившись по лестнице, Летиция увидела внизу Гертруду. В одной руке служанка держала чашку кофе, в другой — теплую булочку.

— Вы не позавтракали, ваше высочество. Надо поесть! — не допускающим возражений тоном заявила она.

— О, я вчера просто объелась! — воскликнула Летиция. — Ну ладно, так и быть, кофе выпью.

Она отпила глоток кофе и увидела, что по лестнице спускается мать.

На принцессе было лиловое платье, сшитое в свое время на смену черному траурному наряду, который она носила год после смерти мужа. До этого дня у нее так и не было случая обновить его. Ее, как и дочь, волновала мысль о том, что предстоит проехать в королевской процессии. И от этого щеки принцессы раскраснелись, глаза блестели, и выглядела она так прелестно, что Летиция порывисто воскликнула:

— Ну наконец-то, мама, ты займешь достойное место при дворе! Знаешь, мне почему-то кажется, что именно кузен Луи настоял, чтоб Стефани ехала с тобой.

— Просто уверена в этом, — ответила мать. А потом, тихонько вздохнув, добавила:

— Милый наш Луи! Знаешь, вчера он говорил, как страшно рад видеть всех нас во дворце.

— Ему не мешало бы быть построже с кузиной Августиной, тогда он радовался бы чаще! — не преминула вставить Мари-Генриетта.

Летиции не хотелось, чтоб сестра и дальше распространялась на эту уже набившую всем оскомину тему, а потому торопливо заметила:

— Идемте же во дворец. Лучше приедем раньше и подождем.

В глубине души она надеялась, что ей представится возможность перекинуться хотя бы парой слов с королем.

Пусть даже они успеют сказать друг другу всего лишь «Доброе утро!». Этого будет достаточно, чтоб заставить всю ее трепетать от восторга и вернуть чувства и ощущения, испытанные накануне.

— Перчатки при вас? — спросила принцесса. Затем, увидев, что обе девушки держат в руках по паре белых лайковых перчаток, добавила:

— Можете надеть их, пока мы будем идти через сад.

Гертруда провожала их, стоя у двери, и когда они выходили, заметила:

— Я вами очень горжусь! Честное слово!

— Как бы хотелось, чтобы и ты была с нами, Гертруда! — воскликнула Мари-Генриетта.

— Не волнуйся, — ответила Гертруда. — Я буду рядом. Буду любоваться, как вы едете в карете. И никто не отнимет у меня этого удовольствия!

Они пересекли двор, вошли в сад и через зеленые лужайки, расцвеченные пестрыми клумбами, направились к дворцу.

Они были уже на полпути, когда вдруг заметили карету с открытым верхом в сопровождении эскорта кавалеристов.

В карете сидела великая герцогиня с сыном Отто. Они направлялись в городскую ратушу, куда позже должен прибыть король.

Ни принцесса Ольга, ни ее дочери не произнесли ни слова, но подумали об одном: как это, должно быть, унизительно для великого герцога — знать, что жена с сыном заняли его законное место!