Дальняя буря

Я совершила страшные, страшные поступки. Я мучилась над вопросом, заслуживаю ли я доброты Господа. Его прощения. Она помолчала, потом продолжила:

— И вскоре я поняла, что Бог готов простить меня, не то что я сама. Прошло время, я приложила много усилий, но в тот день, когда приняла постриг и облачилась в эту одежду, я поняла, что значит быть по-настоящему свободной. Я поняла, что сделала правильный выбор, одобренный Господом.

Черный шарф упал с головы Сьюзан, и сестра Мэри Маргарет принялась вынимать шпильки, скреплявшие тяжелый узел волос на затылке.

— Мне почему-то кажется, что, уйдя в монастырь, ты станешь чувствовать себя пленницей.

Сьюзан подивилась тому, как хорошо понимает ее сестра Мэри Маргарет.

— Ты не оскорбишь Бога, если покинешь орден, Сьюзан.

Постепенно, булавка за булавкой, она освободила тяжелые золотисто-каштановые пряди, и они рассыпались, укрыв плечи Сьюзан.

— Освободив тебя от твоих обязательств, он спасет не одно, а два сердца.

Быстрая улыбка сестры Мэри Маргарет свидетельствовала о том, что эта женщина живет в мире с собой.

— Ну как, ты чувствуешь себя лучше? Сьюзан взяла руки монахини и поцеловала ее ладони.

— Спасибо, сестра.

— Чепуха. Я ни от чего тебя не спасла… в этом не было нужды. Я просто помогла тебе выйти на нужную дорогу, по которой тебе следует идти. Если хочешь знать причину — я сделала это для своего друга.

— Для Дэниела.

— Нет, Сьюзан. Для тебя.

Какое-то время спустя, уже после того как она проведала Макса, Сьюзан приоткрыла скрипучие монастырские ворота и вышла на солнце. Остановившись, она глубоко вдохнула душистый морозный воздух. Потом повернулась, собираясь взять лошадь и отправиться домой.

Не успела Сьюзан сделать и двух шагов, как увидела Дэниела… а он увидел ее.

Его взгляд оказался прикованным к золотисто-каштановым прядям, которые без всякого покрытия рассыпались по плечам девушки. Медленно, словно не веря своим глазам, Дэниел спешился и пошел к ней. Снег поскрипывал под его сапогами.

— И чего ради ты убежала, Сьюзан?

Она засмеялась в ответ. Ее по-детски непосредственная радость удивила Дэниела. Сьюзан подняла лицо, подставляя его золотым солнечным лучам. Потом, взвизгнув, раскинула руки и закружилась на снегу. Запыхавшись, остановилась и улыбнулась Дэниелу, полная света и радости, как новобрачная.

— Я не вернусь к святому Франциску. Я оставила орден.

Дэниел столько времени пытался убедить ее сделать этот шаг. И вот теперь, когда это произошло, он почувствовал неуверенность.

— Мэри Маргарет…

— Она знает.

Сьюзан не стала повторять Дэниелу все, что сестра Мэри Маргарет рассказала ей о нем, как он защищал Сьюзан, даже издалека.

Дэниел молчал. Он понимал, что должен прийти в восторг. Выкрикивать благодарность небесам. Но он чувствовал себя не слишком-то торжественно, особенно под взглядом больших зеленых глаз. В глубине их сверкало возбуждение, вызванное принятым решением, но он знал, что очень скоро оно померкнет под натиском старых страхов. Ужас вернется, едва он дотронется до нее.

Если бы он был нежен, знал, что сказать, как подойти к Сьюзан, все могло бы быть по-другому. Но он стал слишком циничным, грубым, черствым. И так не хочется гасить ее радость своим плохим настроением.

Но и отпустить ее он не может.

Накидка, когда Дэниел набрасывал ее на плечи Сьюзан, вздулась от порыва ветра. Девушка стянула завязки воротника и застегнула его на металлический крючок, а Дэниел вытащил наружу ее волосы.

Даже тончайший шелк не мог бы сравниться с ними в мягкости. И даже на улице от них пахло, как показалось Дэниелу, полевыми цветами и дождевой водой.

Зарыв глаза, Сьюзан отдавалась прикосновениям Дэниела, наслаждалась ими. Чувство вины осталось в прошлом. Ласки Дэниела были так чудесны, так естественны.

Дэниел понимал, что ему нужно немедленно бежать от искушения. Он понимал, что не заслуживает ее… и она, без сомнения, не заслуживает такого, как он. Но это было выше его сил. Руки Дэниела обнимали Сьюзан, прижимая ее все крепче, его губы соединились с ее губами, впитывая влагу ее рта. Потом, словно боясь напугать Сьюзан силой своего желания, Дэниел оторвался от нее. — Будем возвращаться. Сьюзан отметила, что он избегает слова «домой», но ничего не сказала. Они оба знали, что у нее нет места, которое она могла бы назвать своим — ни приют и ни монастырь. Как оставила она за суровыми стенами монастыря толстый шерстяной шарф, так навсегда рассталась там с безопасностью и детством.

Глава 17

Сьюзан постучала в открытую дверь комнаты Дэниела и остановилась. С момента их встречи у стен монастыря прошли сутки. Она моментально заметила перемену. Если до этого Дэниел размещался в комнате, как в своей собственной, то теперь она казалась занятой временным постояльцем. Одежда была тщательно свернута и засунута в седельные вьюки, а пальто, кобура и сбруя аккуратно сложены у двери. Даже постель являла собой верх совершенства и выглядела чужой в комнате, настолько по-военному гладко она была застелена. От старательно убранной комнаты веяло холодом, и настроение у Дэниела было соответствующим. За последние часы он странным образом отдалился от Сьюзан, превратившись в отстраненного, независимого сыщика.

Дэниел придвинул кресло-качалку к окну, чтобы поймать последние розовые лучи, пробивающиеся сквозь кружевную занавеску. Вокруг на полу в разобранном виде лежал его револьвер. До этого Дэниел, по всей видимости, почистил винтовку. Он обтер промасленной тряпкой ствол винчестера и прислонил его к стене, потом потянулся за разложенными у ног деталями.

— Готовишься к войне? — поддразнила Сьюзан.

— Возможно. — В ответе не было и тени улыбки.

Сьюзан вошла в комнату и, чуть помедлив, закрыла за собой дверь. Впервые за более чем десять лет она не надела черное одеяние послушницы. Поскольку девушка чувствовала себя непривычно с непокрытой головой и в «цивильной» одежде, она одолжила у Эстер одно из ее дневных серых платьев. Но судя по вниманию, точнее его отсутствию, со стороны Дэниела, она могла бы прийти и в рубище.

— Тебя не было на ужине, — сказала она.

— Я не голоден.

— Эстер волнуется.

Дэниел пожал плечами.

— Она снова поехала в город. Мистеру Джибби стало хуже, и доктору Паттерсону понадобилась ее помощь. Донован повез ее на санях.

Дэниел кивнул, давая понять, что слышит, но ничего не сказал.

— Я принесла тебе поесть. — Девушка поставила на комод поднос. — Цыпленок с клецками. Твое любимое блюдо.

— Спасибо.

— Что-то не так?

— Да нет. С чего ты взяла?

— Мне кажется, что ты немного отдалился.

Весь день Дэниел был таким тихим и поглощенным собой, что Сьюзан задумалась, не в ней ли причина. С того момента, как они вернулись в приют и объявили Ридам, что Сьюзан решила оставить орден, Дэниел повел себя особенно сдержанно.

— Тебя волнует, что станут говорить, когда узнают, что я ушла из монастыря? — Она подождала, потом добавила: — Я не хочу, чтобы ты думал, будто все еще должен заботиться обо мне теперь, когда я ушла из монастыря. Со мной все будет хорошо. Я попросила у Эстер и Донована разрешение пожить здесь, пока я не найду новое место учительницы. Они не возражают.

— Я уверен, что они очень довольны. Они скучали по тебе.

— Возможно, но я не могу отделаться от мысли, что буду лишним ртом.

Это чувство ранило гордость Сьюзан, но пока приходилось мириться.

Дэниел принялся собирать револьвер. Пока он занимался оружием, девушка взяла с подноса миткалевые бинты и баночку с лекарством.

— Эсси попросила меня проверить твою рану и переменить повязку.

Данное замечание привлекло внимание Дэниела. Он поднял на Сьюзан глаза. На этот раз он не стал подвергать сомнению разумность этого предложения. Он отложил револьвер и встал.

— Отлично. Вероятно, надо снять рубаху. Сьюзан почувствовала, что это она, а не рана станет предметом пристального внимания.