Завороженная

– Давайте все же попытаемся позвонить. Этот юный слуга, кажется, скор на ногу. – Александр дважды дернул за веревку. – А пока мы ждем, может, расскажете мне немного о вашем родителе, которого мне предстоит обаять.

Удивительно, но Моркомб открыл дверь уже через пару минут. Если бы не абсурдность такого предположения, Ливия могла бы подумать, что он подслушивал под дверью.

– Что-нибудь хотите, мэм?

– У нас есть шампанское, Моркомб? – спросила Ливия. – Мне внезапно захотелось выпить бокал.

Моркомб, похоже, обдумывал странное желание хозяйки, переводя взгляд с Ливии на князя и обратно, после чего кивнул:

– Кажется, есть. Принести?

– Будь любезен, – сказала Ливия, избегая смотреть на Алекса, у которого на лице было написано изумление.

– Ага. И сколько принести бокалов?

– Два бокала, пожалуйста, – сказала Ливия.

Моркомб кивнул и, бросив взгляд на Александра, шаркая, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Не знаю, как у вас хватает терпения, – протянул Александр. – В жизни не видел такого слуги.

– Я вам уже говорила, что чту волю покойной Софии Лейси, – откликнулась Ливия. – Кроме того, Моркомбом очень легко управлять, если узнать его получше. А теперь расскажу вам о моем отце, преподобном Лейси, графе Харфорде. Я думаю, вам стоит узнать кое-что об особенностях его характера до того, как вы с ним встретитесь.

Александр слушал ее внимательно и пришел к выводу, что, какие бы слова о независимости ни произносила Ливия, ему надо сделать все возможное и невозможное, чтобы добиться расположения ее отца. Она описывала своего родителя и его причуды с такой нежной любовью, хотя и не без иронии, что Александр невольно испытал ревность к ее отцу. Увы, у Александра с отцом никогда не было такой близости.

Часом позже он покинул дом на Кавендиш-сквер, все еще думая о суровом неразговорчивом мужчине, который занимался его, Александра, воспитанием. Он помнил себя маленьким мальчиком, в тревожном напряжении пересказывающем отцу уроки, страстно желая его одобрения. Александр никогда не ждал от отца тепла и ласки – максимум, на что он мог рассчитывать, это твердое рукопожатие. Иногда отец удерживался от похвалы по причинам, недоступным понимаю ребенка, и лишь потом, повзрослев, он понял, почему отец был так сдержан с ним. Для той миссии, ради которой Александр был рожден, он должен был научиться стать самому себе судьей, самому анализировать собственные поступки и делать из них выводы.

Теперь Александр понял, что пройденная им жизненная школа многому его научила. И отец Александра был живым примером преподанной ему концепции воспитания. Князь Проков старший посвятил свою жизнь служению отчизне и своему росшему без матери сыну. Александр знал, что отец покинул жену и увез его, своего сына, обратно в Россию. Он сделал это ради его блага. Сам Александр не был так уж убежден в том, что родители его приняли верное решение, но никогда не ставил под сомнение мотивы отца. Он знал, что отец его думал не о себе, не о собственном благополучии. Александру не было известно, какие отношения связывали его отца и мать. Эта тема никогда не обсуждалась – на нее было наложено табу. Но Александр понимал, что отец поступил так, как считал единственно возможным. И теперь Александр наслаждался плодами такого выбора.

Но плоды оказались далеко не сладкими. Отец был настоящим патриотом, и Александр учился у него любить родину. Он тоже считал, что родина – главное, что есть у человека. Любовь к России, долг перед ней привели Александра сюда, в Лондон, привели его к Ливии. Эта любовь наградила его нечаянным счастьем. Сердце его замирало от радости при мысли о том, что вскоре ему предстоит делить постель с Ливией Лейси.

Он начал добиваться Ливии лишь потому, что исполнение миссии требовало от него обзавестись женой и нужными связями, но он не ожидал, что в итоге получит такой сказочный подарок. Эта женщина обещала ему море восторга.

За углом приветливо мигнула огоньком таверна, и Александр свернул в переулок. Из таверны доносился смех, громкие голоса, стук кружек о столы. Александр толкнул дверь, и на него пахнуло тяжелым кабацким душком – смеси густого табачного дыма и кислого пива.

Несколько человек повернули головы в его сторону, но вскоре потеряли к нему интерес. Какое им дело до франта в бриджах из оленьей кожи, сюртуке из шелковистой шерсти и накрахмаленном шейном платке? Не похоже, чтобы он легко дал себя ограбить, а говорить с таким все равно не о чем.

Александр подошел к стойке и бросил на нее медную монетку:

– Эль.

Хозяин таверны налил ему эля из бочки и с громким стуком опустил кружку на деревянную стойку, одновременно накрыв ладонью монету, после чего немедленно занялся другим посетителем.

Александр отнес кружку за дальний стол в углу и сел на скамью. Он с удовольствием хлебнул эля, наслаждаясь своей анонимностью, возможностью на несколько минут оказаться в другом мире, никак не соприкасающемся с тем миром, в котором он обычно жил. Никто из присутствующих в этой шумной, набитой битком таверне не знал его, и никому не было до него никакого дела. Какая это роскошь, жить настоящим, целиком погрузиться в себя, в свои мысли, празднуя наедине с самим собой свою победу. Забыть о причинах, побудивших его добиваться того, чего ему удалось достичь. В эти мгновения он думал только о радости скорого обладания Ливией Лейси, о радостях грядущей свадебной ночи, о жизни, которая расстилалась перед ними, если Бог будет к ним благосклонен.

Александр резко вскинул голову, почувствовав затылком чье-то дыхание. Женщина подошла и встала рядом, чуть приподняв юбку. Пышная грудь вываливалась из корсажа.

– Вы выглядите одиноким, сэр. – Она поставила на стол две кружки с элем. – Выпейте со мной.

Александру, погруженному в приятные мысли о грядущих плотских радостях, сейчас меньше всего хотелось пить в компании кабацкой шлюхи. Он положил на скамью серебряный шестипенсовик и встал.

– Спасибо за предложение, – сказал он, церемонно поклонился и направился к двери.

Женщина взяла монетку и сунула в лиф. Всего за полчаса, чего бы он ни пожелал там, в номере наверху, она взяла бы с него меньше. Вот повезло.

Ливия одна стояла в гостиной, восхищенно разглядывая кольцо на пальце. Отец не одобрил бы столь ярко выраженного почитания мамоны, но его не было сейчас рядом, и Ливии ничто не мешало побаловать себя немного. Вытянув руку, она наблюдала за игрой света на гранях камней. Камни были чудесные. Даже ей, совершенно не искушенной в такого рода вопросах, было это понятно – по их величине и чудному свечению. Но не одно лишь кольцо наполняло ее восторгом. Это кольцо обещало нечто такое, от чего ей хотелось петь и кружиться по комнате.

Ливия вздрогнула, услышав в коридоре голоса Аурелии и Корнелии. Она едва не подпрыгнула, когда дверь в гостиную отворилась.

Первой вошла Корнелия.

– Мы оставили детей с Линтон, – сказала она и прищурилась, заметив лихорадочный румянец на лице Ливии и ее несколько встрепанную прическу.

– Мы подумали, не провести ли нам тихий вечер втроем? – сказала Аурелия, проследовав в гостиную за невесткой.

– Да, – согласилась Ливия, пытаясь взять себя в руки. – Мы можем прикончить шампанское.

Подруги Ливии переглянулись.

– Ага, Нелл, так тут пьют шампанское? – подмигнув, сказала Аурелия, – Хорошие новости, да?

– Пьют либо с радости, либо с горя, – сказала Корнелия. – Но я сомневаюсь, чтобы здесь имел место второй вариант.

– Сейчас принесу еще два бокала, – сказала Ливия, не вступая в дебаты.

– Я сама принесу, – возразила Аурелия. – Возьму из буфета в столовой.

Корнелия даром времени не теряла:

– Ну?

Ливия протянула руку, демонстрируя кольцо.

– Я не могу носить его на людях до того, как о помолвке будет объявлено официально, но…

Корнелия взяла Ливию за руку и принялась рассматривать кольцо.

– Наш русский князь разбирается в драгоценностях, – заметила она. – Интересно, кольцо ему по наследству досталось?