Дворцовые тайны. Соперница королевы

А теперь Кентская Монахиня толкует своим последователям о том, что посол Шапуи — посланец Божий. Невероятно!

Я попыталась вспомнить, когда впервые услышала о кентской прорицательнице, и поняла, что это произошло сразу же после отбытия кардинала Кампеджио в Рим, когда суд папского легата был распущен и не смог принять решение, которого так жаждал наш король, о том, что его брак с королевой не был священным союзом, благословленным церковью. Примерно в это же время посол Шапуи прибыл в Англию. Значит, видения Кентской Монахини начались тогда, когда королеве особенно остро понадобилась помощь? Когда ей нужно было во что бы то ни стало попытаться устранить свою соперницу Анну Болейн?

В тот же день я задала эти свои вопросы Кэт. Это случилось после того, как Кентская Монахиня закончила свою речь и паломники покинули часовню. Девять женщин в белом, окружавшие Монахиню — и среди них Кэт, — двинулись в соседнюю комнату, а я последовала за ними. Никто меня не остановил.

Я подошла к Кэт, поцеловала ее и сказала, как я рада ее видеть. Она обняла и поцеловала меня в ответ, а затем схватила за руку и быстро отвела в сторону.

— Все изменилось, Джейн, — заговорила она тихим голосом, косясь на нескольких священников, наблюдавших за происходящим. — Как ты видишь, меня уже не держат взаперти. Кентская Монахиня меня защищает. Я полезна ей и делу королевы. Я знаю кое-что о нашей семье — твоей семье, которая когда-то была и моей семьей, — что интересует посла Шапуи. Пока я помогаю ему, меня никто не упрячет обратно в келью, никто не пошлет за решетку.

Она говорила с воодушевлением, но стоило ей упомянуть о зарешеченной келье, как лицо ее помрачнело. Как же велики были ее страдания, — подумала я, — оказаться отрезанной от всего мира, от всех своих родных и друзей, знать, что остаток жизни она проведет среди мрачных и холодных каменных стен. И вот сейчас я буду вынуждена поведать ей ужасные вещи.

— Кэт, — начала я, страстно желая оказаться за тысячу миль отсюда, — у меня для тебя дурные вести…

Лицо моей невестки затуманилось, и она печально кивнула:

— Ты хочешь рассказать мне о моем маленьком Джоне? Да, я знаю, что он на небесах с ангелами Божьими. Мне Монахиня сказала.

— Но почти никто об этом не знает. Откуда же ей стало известно?

— Она — настоящая пророчица, Джейн. Она сразу же почувствовала, когда он умер. Она была вынуждена сказать мне правду, но при этом всячески пыталась утешить меня.

— Послушай, Кэт, я старалась сделать все, что было в моих силах, для него и Генри. Уилл сразу увез обоих мальчиков, когда в Кройдон пришла потница.

— Я знаю. И я тебе очень благодарна, Джейн. Тебе и Уиллу. Вы их не бросили. Без вас они бы оба умерли.

— Хвала Всевышнему, с Генри все хорошо, — быстро сказала я. — Он растет не по дням, а по часам. Он уже научился натягивать лук, предназначенный для ребят вдвое его старше. Уилл считает, что Генри станет хорошим солдатом.

Я принялась рассказывать Кэт о ее выжившем сыне и той семье, в которой он сейчас живет, о том, какой он крепкий, умный и смелый мальчик. Кэт улыбнулась:

— Я ему обязательно напишу. Сможешь сделать так, чтобы мое письмо дошло до него?

Я кивнула.

Пока мы вели этот наш разговор, и потом, когда я стала задавать вопросы об удивительном совпадении откровений Кентской Монахини и прибытия ко двору посла Шапуи, я заметила, что Кэт все чаще бросает беспокойные взгляды на одетых в черное священников, стоявших рядом с Кентской Монахиней. Их было с полдюжины — отнюдь не почтенных седобородых святых отцов, а довольно молодых людей, полных сил. Они переговаривались друг с другом взволнованными голосами, и я невольно услышала их разговор. Велико же было мое удивление, когда я поняла, что говорят они по-испански. Через некоторое время один из них — красивый, темноволосый, представительный мужчина приблизился к нам.

— Джейн, это отец Бартоломе. Он прибыл вместе с послом Шапуи, но остановился здесь, в нашей обители.

— Да, пока я нахожусь здесь, — сказал святой отец, бросая на меня проницательный взгляд своих темных глаз. — А вы — сестра Кэтрин и прислуживаете королеве.

Я кивнула:

— Так и есть, хотя мой брат Эдвард более не причисляет Кэтрин к нашей семье.

— Я знаю, что супруги разъехались при скандальных обстоятельствах. Простите мне мою прямоту, но ваш брат попирает законы божеские и закон нашей святой церкви.

Я не очень понимала, как следует отвечать на это, и потому ничего не сказала. Священник продолжал разговор и на этот раздал понять, что ждет от меня ответа.

— Я надеюсь, — промолвил он, — что вы не принадлежите к тем, кто читает богопротивные лютеранские книги и оспаривает верховенство Его Святейшества Папы? В Испании мы подвергаем таких людей самым суровым наказаниям.

Я бросила взгляд на Кэт. Почему этот священник задает мне такие странные вопросы? Я вспомнила, что испанские фрейлины королевы рассказывали о том, как в Испании пытают еретиков, как их сжигают заживо, как их мучают перед смертью. Слышала я и о святой инквизиции [52], церковном суде, выносившем жесточайшие приговоры. Но какое отношение ко мне имеют расследования, касающиеся религиозных заблуждений? Если уж быть до конца откровенной, то лютеранские книги действительно были в ходу у нас при дворе, и я не единожды заглядывала в них.

Действительно, почему бы мне — грамотной молодой женщине — не узнать о том, чем именно бывший монах Мартин Лютер [53] привлек столько последователей и как его учение отличается от проповеди того, кто восседает на престоле Святого Петра. Я достаточно часто слышала, что многие авторитетные богословы уважают учение Лютера, поскольку оно основано, с одной стороны, на глубоких и обширных знаниях, а с другой стороны, на высоких моральных принципах. Однако Рим отлучил Лютера от церкви, а его книги сжигались как еретические. А ведь он имел смелость прямо осудить индульгенции, то есть продажу церковью отпущения грехов, ибо искренне кающемуся, по его мнению, должно уповать единственно на Божью благодать и Божий промысел, и в этом я с ним была полностью согласна.

Помнится, я еще подумала тогда, что если в этом и состоит лютеранское учение, то оно мне по душе. Конечно, вполне возможно, что в привлекательной новой доктрине заложена какая-то скрытая, невидимая мне опасность, кто знает? Не мне тягаться в изощренности ума с маститыми богословами, но тогда пусть они подскажут нам, где же находится истина?

Следует заметить, что не я одна проявляла интерес к учению бывшего монаха из Виттенберга. Анна и ее брат Джордж вовсю штудировали эти книги, с ними познакомился и наш король. Да, он их осудил, но осудил, прочитав и изучив. Возможно, сама принадлежность меня ко двору вызвала подозрение в ереси у мрачного испанского священника.

— Уверяю вас, я не являюсь последовательницей Лютера, — заявила я отцу Бартоломе. — Сама королева Екатерина может засвидетельствовать мою приверженность Римской церкви.

— Да, но почему я слышу из ваших уст слова «Римская церковь»? Они не пристали верной христианке, мисс Джейн. Нет Римской церкви и церкви Лютера. Есть только одна истинная апостольская святая церковь, во главе которой стоит Его Святейшество Папа.

— Спасибо за урок, святой отец, теперь я буду более внимательно следить за своими словами, — ответила я с легким поклоном.

— Джейн, — вступила тут в наш разговор Кэт, — мы обязательно должны поговорить еще. Мне столько хочется тебе сказать. Если ты останешься до завтра, то я найду возможность с тобой встретиться и передать письмо для Генри.

Она поцеловала меня и пошла прочь, и священник, к моему огромному облегчению, последовал за ней.

Теплое весеннее солнышко освещало поместье Дормеров Чиверинг-Мэнор. В этот день сестра Уилла Марджери стала женой двоюродного брата моего отца Годфри Сеймура. Таким образом, Дормеры и Сеймуры официально помирились и породнились, хотя и не через задумывавшийся ранее наш с Уиллом союз.