Забытая история любви

Ступив на новый для меня участок дороги, я почувствовала некоторое беспокойство. Нет, сам процесс ходьбы меня не волновал — для человека, привычного к ходьбе по бездорожью, тут не было ничего сложного, — дело было в странном ощущении, будто все вокруг, вся окружающая природа мне знакома. В жизни у меня случались дежавю. Такое происходит почти со всеми людьми. Время от времени мне казалось, что уже когда-то такое со мной происходило или точно такой же разговор уже когда-то велся. Но те ощущения были мгновенными. Никогда еще у меня не было такого продолжительного, непрерывного впечатления, скорее даже уверенности, что я уже ходила по этой дороге/ Что вон там, если посмотреть направо, окажется…

— Дан Бай, — сказал Грэм, остановившись у меня за спиной на тропинке. — Это означает…

— …желтый камень, — медленно закончила я.

— Да. А желтый он из-за помета морских птиц, которые гнездятся на нем. Весной их там столько, что за ними самого камня не видно, а шум стоит такой, что оглохнуть можно.

Сейчас, зимой, камень был почти пуст, лишь несколько чаек стояли на нем с угрюмым видом, не обращая на нас внимания. Но я слышала у себя в голове крики морских птиц. Я видела их. Я помнила их…

Нахмурившись, я отвернулась и продолжила путь, все еще охваченная сильнейшим чувством, будто точно знаю, куда иду. С таким же ощущением я могла бы идти по улицам родного города, в котором выросла.

И без подсказок Грэма я знала, что мы уже приближаемся к Буллерс оф Бьюкен. Поначалу ничего примечательного вокруг не было видно, если не считать группки коттеджей, прилепившихся к самому краю другого оврага, и дороги перед ними, которая, извиваясь, поднималась на нечто, похожее на обычный бугор. Вот только еще даже до того, как мы ступили на эту дорогу, я уже знала, что нас ждет наверху. Ни разу не побывав здесь, я знала, что увижу круглый провал, напоминающий огромный колодец, прорезанный в крае скалы, где море разъедало стены гигантской пещеры, пока потолок ее не обрушился, оставив трещину у входа, через которую волны пробивались с такой силой, что, когда я подошла к краю и посмотрела вниз, мне показалось, будто вода подо мной кипит.

Грэм стоял рядом со мной, засунув руки в карманы. Он тоже казался частью воспоминаний, и я подумала, что, наверное, нечто подобное ощущают люди, когда сходят с ума.

Он говорил. Мое сознание с трудом улавливало его рассказ об истории Буллерс, о том, что название это скорее всего происходит от французского слова bouilloire [6] или даже от обычного английского boiler [7], и о том, как в старину небольшие суда заплывали сюда, спасаясь от каперов или от шотландского патруля, если везли контрабанду.

Какая-то часть моего разума спокойно слушала, но в другой мысли бурлили так же яростно, как вода подо мною. Не думаю, что Грэм это заметил, но, заведя рассказ о том, как они с братом однажды объехали на велосипедах вокруг всего провала, прямо по гребню, когда были моложе и смелее, и как он чуть не потерял равновесие на узком приподнятом участке земли недалеко от того места, где мы сейчас стоим, он вдруг замолчал и внимательно посмотрел на меня.

— Вам нехорошо? — спросил он.

Я солгала:

— Не очень люблю высоту.

Он не двинулся и не вытащил руки из карманов, лишь посмотрел на меня, улыбнулся своей пиратской улыбкой и сказал просто:

— Не волнуйтесь. Я не позволю вам упасть.

Но я знала, что уже поздно. Я уже упала. Провалилась в какую-то неведомую пропасть. Однако я не могла рассказать ему о том, что чувствовала по дороге сюда и что продолжала чувствовать. Это было какое-то безумие. Он бы убежал от меня без оглядки.

Ощущение дежавю не покидало меня всю долгую дорогу домой, оно даже усилилось, когда я увидела фронтоны Слэйнса, и потому я была рада, когда мы миновали место, откуда его было видно, и спустились в заросший деревьями овраг. На мостике через ручей мне показалось, что Грэм на секунду задержался, и у меня появилась надежда, что он сейчас предложит свернуть направо и зайти в паб пообедать, но он просто поднялся вместе со мной на Уорд-хилл. Там мы прошли по торчащим из земли пучкам травы и остановились у коттеджа.

Он молчал, разговор начать было не с чего, поэтому я, чтобы заполнить паузу, пробормотала что-то насчет того, что прекрасно провела время.

— Рад за вас, — сказал он. — Я тоже получил удовольствие.

Я прочистила горло.

— Не хотите зайти? Выпьем кофе, посидим?

Стюарт, в чем я не сомневалась, ухватился бы за это «посидим», но Грэм воспринял мое предложение буквально.

— Не могу сегодня. Мне нужно возвращаться в Абердин. Меня ждет целая стопка контрольных, которые нужно проверить.

— А…

— Но на следующей неделе, на выходных, если хотите, я все же свожу вас на экскурсию.

— Да, конечно, — ответила я как-то чересчур поспешно.

— Вам когда удобнее, в субботу или в воскресенье?

— Не важно.

— Тогда договоримся на субботу. Мы опять заедем за вами в десять, если это для вас не слишком рано.

— Мы? — удивилась я.

— Ангус и я. Он любит кататься на машине. Если я его не возьму с собой, он мне этого не простит.

Я улыбнулась и сказала, что это время меня вполне устраивает. Вежливо поблагодарив его еще раз и попрощавшись, я вошла в дом. Однако, едва я закрыла за собой дверь, мою степенность как рукой сняло, рот у меня растянулся до ушей, как у школьницы, вернувшейся со свидания. Шмыгнув на кухню и остановившись немного в отдалении от окна, чтобы он не дай бог меня случайно не заметил, я принялась наблюдать. Он поднял с тропинки камешек и ловко метнул его в море. Потом пнул носком ботинка пучок травы и с довольным видом стал спускаться вниз в сторону дороги.

Садясь за письменный стол, я не питала особых надежд.

Все важное вылетело из памяти, я знала это. Приснившийся ночью сон давно выветрился из сознания. Пытаться вспоминать было бесполезно.

Но когда я включила компьютер и мои пальцы коснулись клавиатуры, моему удивлению не было предела. Оказалось, что я вовсе ничего не забыла. Все было в голове, каждая мелочь, каждая подробность, только они до поры до времени спали где-то в подсознании. Набирая текст, я вспоминала каждую приснившуюся мне сцену. За все годы сочинительства со мной никогда не происходило ничего подобного. Это было как… Наверное, так себя чувствует медиум, когда настраивается на волну мертвых.

История вытекала из подсознания чистым бойким ручейком. Я видела злобное лицо Билли Уика, садовника, и улыбку сестры Кирсти, видела ее детей, играющих вокруг умиротворенного мастифа. Я чувствовала грусть Софии, когда она рассказывала о родителях, и волнительный трепет, пробежавший по ее телу, когда она увидела стоявший на якоре корабль, и безумное смятение, охватившее ее, когда она бежала с Кирсти к замку и услышала предупреждение Рори о том, что их уже ищут.

И сегодня я не только записала сон, но и добавила кое-что от себя.

IV

София даже не успела переодеться, когда графиня позвала ее к себе. Едва она вошла в свою комнату и увидела себя в зеркале — редкостный беспорядок на голове, лицо все еще горит огнем после безумного бега по утесу, — почти в тот же миг явилась Кирсти, такая же запыхавшаяся, с известием о том, что графиня просит ее присоединиться к ней в гостиной.

— Я не могу идти в таком виде.

— Да у тебя хороший вид, волосы только поправить надо. — Уверенной рукой горничная Софии пригладила растрепанные ветром локоны и заколола их должным образом на голове. — А теперь ступай. Она уже ждет.

— Но у меня платье все в грязи.

— Она этого не заметит, — заверила ее Кирсти. — Ступай же.

София вышла из комнаты и спустилась в гостиную. На лице графини было написано спокойствие, но она стояла у окна так, словно чего-то ждала и не хотела сидеть, когда это придет. Она протянула к Софии руки и улыбнулась.