Как вольный ветер

Он глядел на нее долго, почти вечность, и наконец с видимым усилием разжал объятия.

— Я сказал, это безумие.

— Но почему?

— Тебе нельзя быть моей. Этого не должно было случиться.

— Но это уже случилось. Я — твоя!

Не говоря ни слова, Ройдон подошел к окну и откинул занавеску, будто ему не хватало воздуха.

Вальда глядела ему в спину, выражение счастья постепенно сбегало с ее лица, пульсирующее в груди пламя уступало место ощущению растерянности.

— Что-нибудь не так? — беспокойно спросила она через минуту.

— Все не так. Ты должна забыть об этих поцелуях.

— Почему? Но почему? — Оторвав голову от подушек, на которые ее опрокинул Сэнфорд, девушка рывком села на кровати.

— Завтра, — заговорил он внезапно со спокойной решимостью, — ты уедешь. Или уеду я. Нам нельзя оставаться вместе.

— Почему нельзя? — недоуменно вскричала Вальда. — Что я такого сделала? Я чем-то расстроила тебя? — Он молчал. — Это оттого, что я сказала… что люблю тебя?

— Нет, конечно же, нет! — Сэнфорд резко обернулся. — Просто я стараюсь убедить себя, что это — неправда.

— Это правда! Ты — самое дорогое, что у меня есть! Все, о чем я мечтала, чего так ждала! Я знала, чувствовала, что где-то на земле есть такой человек. Я только боялась тебя не найти!

— Не говори таких слов! — Сэнфорд бросил на нее пронзительный взгляд, потом опять отвернулся к окну.

— Я не понимаю, — тихо и растерянно произнесла девушка. — Ты хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? Или я тебя чем-то обидела?

Повинуясь порыву, Ройдон улыбнулся и шагнул к ней.

— Ты не обидела меня, милая. Я только огорчен, что ты ведешь себя столь неразумно и подвергаешься такому риску.

— Значит, мы можем быть вместе? — Глаза Вальды радостно блеснули.

— Нет! — Короткое слово выстрелом прогремело в комнате. Взгляд Ройдона вновь помрачнел, голос обрел жесткие нотки. — Я обязан думать о твоем благополучии. Ты же, если имеешь хоть каплю благоразумия, немедленно вернешься домой, к отчиму, и сделаешь, как он велит.

— Я не могу! Не могу этого сделать! Тем более теперь, когда встретила тебя.

— Я для тебя — никто, — твердо и глухо сказал Ройдон. — И потому должен как можно скорее с тобой расстаться. Ты сама сказала, что я не вправе вмешиваться в твою жизнь. Поэтому можешь остаться здесь или ехать к твоим друзьям в Сент-Мари — завтра утром я уезжаю.

— Нет! Нет! Ты не сделаешь этого! Прошу тебя, останься. Хотя бы еще на день.

— И еще на ночь? — усмехнулся Сэнфорд. — Ты думаешь, я смогу опять ограничиться поцелуями? — Он бросил на нее взгляд, в котором девушка увидела огонь.

Выдержав этот пронзительный, обжигающий взор, Вальда проронила еле слышно:

— Я этого и хочу. Хочу быть твоей.

Его губы сжались в жесткую линию.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Знаю. Я тебя люблю и хочу быть твоей, всецело… Мне кажется, это будет самое восхитительное, самое чудесное событие в моей жизни!

— А потом? — резко спросил Сэнфорд.

— Что потом? — не поняла она.

— Всегда бывает потом, — безжалостно ответил он. — Ты пойдешь своей дорогой, а я — своей? — Вальда вскинула на него вопросительный взгляд, не решаясь говорить. — Пойми, я не могу на тебе жениться.

Девушка окаменела. Потом проговорила странным, чужим голосом:

— Ты… уже женат?

— Нет. Я не могу жениться. Не могу позволить себе такую роскошь.

Нависла тишина, плотная и удушливая.

— А если бы мог, — наконец нарушила ее Вальда, — ты бы… на мне женился?

— Что толку обсуждать? Об этом не может быть и речи, — после паузы отозвался он.

— А почему ты не можешь жениться?

— Я сказал: не будем об этом. — Ройдон поднялся с места. — Я иду спать. Давай простимся прямо сейчас… пока у меня есть на это силы. — Она порывисто протянула к нему руки, как бы стараясь удержать. — Бога ради! Не гляди на меня так! Я всего лишь выполняю свой долг, и когда-нибудь ты поймешь и оценишь это!

— Пожалуйста, — молила Вальда.

— Это невыносимо! — пробормотал Сэнфорд и, резко повернувшись, быстро вышел вон.

Через секунду захлопнулась дверь его комнаты, и этот звук прозвучал для Вальды смертным приговором.

— Он ушел! — как безумная твердила она. — Он никогда больше не вернется! А вместе с ним ушло все, что составляло смысл моей жизни! Все самое лучшее, самое прекрасное ушло вместе с ним…

С нестерпимой болью навалились мысли, что никогда уже ей не испытать ни той трепетной радости, как в зеленой чаще, где он впервые поцеловал ее, ни той неземной, волшебной гармонии, как в саду под звездным небом…

А этим последним поцелуем здесь, в спальне, поначалу таким мучительным и почти жестоким, он сумел зажечь в ней пламя такой невиданной силы, что оно властно охватило их обоих. И в этом неодолимом пламени рождалось что-то потрясающее — дикое, неистовое и прекрасное!

Она ведь знала, что и он, ее возлюбленный, тоже был захвачен этим всепобеждающим чувством, таким мощным и совершенным, что нет в мире слов его выразить!

И вот он ушел.

Вальде казалось, что после его ухода в мире остались лишь боль да пустота. И в этой пустоте сгинуло, растворилось все, во что она так горячо и свято верила.

Погибло чувство, в котором воедино сливались возвышенное и земное. Любовь, которую ищут так многие, но далеко не все находят.

Она свою отыскала, но та исчезла и уже не вернется обратно!

Он отнял у нее надежду.

Какой-то чужой, угрюмый голос твердил ей: такой любовью, как сейчас, она никогда никого не полюбит.

С холодным отчаянием начала представлять девушка свое будущее. Она вернется в Марлимон и больше не станет противиться воле отчима. Зачем? С кем бы Вальда теперь не обвенчалась, сердца она уже не отдаст никому. Потому что над сердцем своим она больше не властна. Отныне и навеки оно целиком принадлежит другому.

Вальда попыталась вообразить расстилавшуюся перед ней долгую череду лет. Лет, в которых никогда не будет Ройдона. Это, подумалось ей, все равно, что внезапно ослепнуть и знать, что никогда не увидишь солнца, моря, цветов. Впереди — лишь холодный беспросветный мрак. Мрак в глазах, мрак в сердце.

— Я не выдержу, — содрогнулась она. — Не смогу так жить.

Еще не отдавая себе отчета, что делает, Вальда выбралась из постели и двинулась по комнате. Беззвучно открыла дверь. В коридоре прислушалась. Из комнаты Ройдона не доносилось ни звука, ни капли света не пробивалось из-под двери.

— Он спит, — прошептала девушка. — Я так мало значу для него, что после всего случившегося он мог уйти и спокойно уснуть. Рано утром он уедет, и я останусь одна. Совсем одна… До конца дней…

В какой-то момент безысходной муки она чуть было не бросилась к нему в комнату — просить, умолять, чтобы не покидал ее, чтобы любил хотя бы еще немножко! Но тут же опомнилась. Он сделал свой выбор — раз и навсегда. Это слышалось в стальном тоне его голоса, читалось во всем преисполненном решимости облике.

Никакие униженные мольбы его не поколеблют!

Бесшумно ступая босыми ногами, в тусклом свете свечи, падающем из двери, Вальда медленно сошла по лестнице вниз.

Дверь салона была открыта, и она вошла в комнату. Из не зашторенного окна струился серебристый звездный свет.

Стеклянная дверь в сад тоже оказалась распахнутой, вероятно, Ройдон забыл запереть ее, спеша наверх вслед за нею.

В скорбной задумчивости девушка шагнула в сад, ноги сами понесли ее к тому месту, где еще недавно они с Ройдоном слушали соловья и где Ройдон целовал ее.

Пернатый певец заливался по-прежнему, но сейчас от его пения у Вальды делалось лишь тяжелее и горестнее на душе. Печаль и отчаяние, превратившись почти в физическую боль, сделались совсем невыносимыми.

Вальда поглядела наверх, в черное бархатное небо, и ей показалось, что звезды, как и птицы, смеются над ней, дразня своим несбыточным обещанием счастья.

К чему ей теперь эта красота, если уже не дано разделить ее с Ройдоном?