Очаровательная плутовка

На чем она сейчас сконцентрировалась, это как выбраться из создавшегося затруднительного положения, причины которого — ее паническое бегство с фермы Хиллтоп, переодевание в конюха, все ее обманы, полученная с опозданием весть об опекунстве Флетчера, его план поселить ее в доме до отправки к «тете» в Танбридж-Уэллс, и больше всего ее чувства к нему.

Ее первым импульсом было нырнуть в ночную тьму, прихватив золотое ситечко, примеченное ею однажды, когда ее послали на кухню за сырым мясом, чтобы вылечить Хеджу синяк под глазом, полученный им во время довольно грубого знакомства с нижней частью верхней половины разделенной по горизонтали двери. Подменить ситечко для нее было таким же простым делом, как быть провозглашенной в Лондоне самой блестящей актрисой десятилетия, после чего с чистой совестью стать любовницей Принни.

Этот план был выброшен за борт, как только Флетчер ввалился в конюшню, произнеся ее настоящее имя. Он разбил ей сердце своей печальной историей, и Розали не могла позволить себе вонзить кол в его нежное сердце — усугубить его уверенность в том, что он никудышный опекун.

Она почти проболталась, но он был слишком пьян, чтобы понять, что она говорит, и хорошо, что он не успел настоять на ее переселении в дом. И тут она вдруг поняла, что меньше всего она хочет, чтобы Флетчер узнал в ней своего конюха.

О, она могла бы позволить этому случиться, если бы между ними пробежало несколько слов, подобающих общению между хозяином и слугой. Но их связывало нечто больше, гораздо большее, включая ночь, проведенную в одной кровати, — мысль об этом вгоняла ее в краску.

Это было невозможно — встать и сказать: «Сюрприз! Твой поиск завершен, Флетчер, и, кстати говоря, ты вовсе не извращенец. Я восемнадцатилетняя девушка, а не мальчик. Помимо этого, я еще и Розали, твоя потерявшаяся подопечная. О, да, и еще кое-что: я думаю, я влюбилась в тебя. Разве это не самое замечательное из всего сказанного?»

Замечательное? Вряд ли. Он моргнет раз или два, широко раскрыв рот. Он обрадуется, что сестра Уильяма Дарли нашлась.

На секунду.

А затем, вспомнив ночь в гостинице, и ту «близость», которую они разделили, а также поняв, каким дураком он был, пытаясь произвести на нее впечатление своей мужественностью, он убьет ее. Любовь? Самое последнее, что Флетчер Белден будет когда-либо испытывать к Розали Дарли, это любовь.

Нет, думала она, пробегая щеткой по подрагивающей шкуре Пегана, надо придумать, как выбраться из Лейквью, и сделать это надо сегодня.

Она решила, что ее первым шагом будет возвращение к тому месту, где она зарыла мешок, в котором, помимо прочих разных вещей, были ее платье, нижнее белье, туфли и накидка. Она пыталась вспомнить, было ли это место в точности через два или через три дерева к северу от камня, похожего на овечью голову. Она бы вымылась в каком-нибудь укромном ручье, оделась, а затем явилась бы собственной персоной в Лейквью, представившись давно разыскиваемой Розали Элизабет Дарли.

Никто не узнал бы в ней Билли Бэлкема — она с жаром молила Господа, чтобы никто не узнал. Люди видят то, что хотят увидеть, — это очевидная истина. Они видели маленького, худенького парнишку с чумазым лицом. Ни у кого не было причин, чтобы заглянуть глубже.

«Кроме Флетчера», — напомнила она себе, обойдя Пегана, чтобы взяться за другой его иссиня-черный бок.

Будь что будет, решила она; никто увидит Билли Бэлкема в чистенькой, ухоженной Розали, даже Флетчер, особенно учитывая, что было бы невозможно поставить их рядом и сравнить.

От волнения она закусила свою нижнюю губу, изо всех сил пытаясь убедить себя, что наконец придумала план, который сработает. Она так глубоко погрузилась в свои размышления, шлифуя щеткой переднюю ногу Пегана, что не заметила Флетчера, стоящего в центре прохода между стойлами.

Он стоял в пяти футах, буравя ее своими глазами, с которых наконец спала пелена, исследуя каждый предательский изгиб тела, выдававший в Билли Бэлкеме женщину.

Как он мог быть таким слепым, когда каждое грациозное женственное движение кричало об ее истинной натуре любому, кто потратил бы пару секунд, чтобы взглянуть на нее. Было неудивительно, что она заинтриговала его с того самого момента, когда он впервые увидел ее; было неудивительно, что его тянуло к ней.

Что было удивительным, так это то, что он должен был получить кирпичом по затылку, чтобы увидеть это.

Флетчер приблизился на шаг, вспоминая, как он чувствовал себя после пробуждения в гостинице, как будто бы он держал что-то очень ценное в руках, чтобы в следующий момент упустить эту ценность. Тут же за этим воспоминанием в его сознание ворвался стыд за то, что он спал обнаженным. Неудивительно, что Билли — нет, Розали — так странно смотрела на него из своего убежища в кресле у окна. Девушка могла закатить истерику.

С другой стороны, девушку следовало бы запереть в спальне и посадить на хлеб и воду! Ей нужно прослушать лекцию о том, как подобает вести себя женщине, до тех пор пока ее уши не покраснеют! Девушка, которая была, вопреки его и Бэка первому впечатлению, не из тех маленьких детишек, что все еще подбрасывают лягушек в постель гувернантке, должна быть замужем!

Замужем? Флетчер остановился на этой новой проклятой мысли. Он был так зол, так решителен с тех пор, как осознал, что Билли Бэлкем и есть Розали Дарли, что потребовалось столько времени для того, чтобы прийти к этой совершенно очевидной идее, о которую, казалось бы, он должен был стукнуться лбом в тот самый момент, когда обнаружил ее, Билли-Розали, истинную сущность.

Он, Флетчер Белден, легкомысленный холостяк и человек, пообещавший себе, что единственное, что ему необходимо, — это продолжительный перерыв в общении с женщинами, был захвачен в плен молодой девушкой в течение нескольких минут после прибытия в Лейквью. Он прогуливался с этой самой девушкой по всему Озерному краю, был назначен ее опекуном и после всех своих действий, компрометировавших ее как только можно, был обязан на ней жениться, если хотел и дальше считать себя человеком чести.

«Видно, это наказание за все мои грехи, — пробормотал он с раздражением. — Я и не думал, что моя деяния настолько ужасны, что мне будет уготована такая судьба». Тогда, к своему собственному удивлению, Флетчер улыбнулся: «Ты! О чем ты говоришь, так гнусно подглядывая за человеком, как ты это делаешь сейчас?»

Флетчер, не сообразив, что произнес эти слова вслух, вздрогнул от того, что она внезапно развернулась и бросилась к нему. Он испытывал странное удовольствие от мысли об их неминуемом браке, и отреагировал, как мог, не прибегая к настоящему физическому воздействию.

Оглядывая ее с головы до ног и с ног до головы, тихо впитывая ее четкие женственные черты и маленькие, правильной формы руки, которые могли бы принадлежать молодому человеку, но не в этом случае, Флетчер наконец произнес с холодком в голосе:

— Ты весь в грязи, парень, и твои волосы похожи на березовый веник. Ты, похоже, расчесываешь их граблями?

Розали открыла было рот, чтобы ответить, но потом передумала. Как она могла сочувствовать этому несносному человеку? Что за блажь поселилась в ее голове, заставив ее поверить, что она действительно любит его?

Она прислонилась к стенке стойла, уперев щетку себе в бок, и усмехнулась:

— Как ваша голова, мистер Белден, сэр? Или это ваш желудок находит удовольствие в том, чтобы помучить вас этим утром? Должен сказать, вы выглядите неважно.

Флетчер отказался проглотить наживку и лишь улыбнулся. Его загорелая кожа пошла морщинками у внешних уголков его глаз, отчего нутро Розали превратилось в топленое масло.

— Я чувствую себя чудесно, Билли, даже более чем, спасибо за беспокойство. Требуется нечто большее, чем немного бренди, чтобы свалить меня, хотя я приношу свои извинения за беспокойство, доставленное тебе прошлой ночью. У меня нет привычки напиваться до крайности, хотя в то же время я не методист [6] и знаю, как забавно можно провести время. Я не утомил тебя печальными рассказами? Не могу вспомнить большую часть вечера, — соврал он и глазом не моргнув, и тут вдохновение пришло к нему. — Хотя Бэк изрядно помучил меня этим утром, зачитав даже не весь список моих грехов.