На берегах Ганга. Раху

— Кто вы? — спросил Гастингс, видя перед собой совсем незнакомое лицо.

— Капитан Фелловс, — последовал ответ, — из штаба сэра Роберта Даусона.

— Губернатора форта Сен-Джордж в Мадрасе? — удивленно спросил Гастингс.

Офицер подтвердил и подал письмо.

— Я приехал на корабле из Мадраса, — пояснил он, — с сообщением вашему превосходительству от полковника Даусона, которое он признает столь важным, что не велел медлить ни минуты. Поэтому я и потребовал, чтобы меня немедленно ввели, прошу извинить мою настойчивость.

— Вы исполнили свой долг, — похвалил его Гастингс, — служба прежде всего.

Он налил капитану стакан хереса, сломал большую печать письма, и ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он читал донесение. Только Марианна, знавшая своего мужа как никто и умевшая читать на его лице, заметила легкое подергивание в углах глаз и дрожание руки. Как ни тревожили ее эти признаки, она не проявила ни малейшего волнения, а, напротив, любезно расспрашивала капитана Фелловса о Мадрасе, где сама прежде жила, Гастингс до конца дочитал объемистое письмо, сложил его, положил в карман и сказал спокойно:

— Благодарю вас, капитан, за усердие при исполнении возложенного на вас поручения. Полковник пишет мне, что вы дополните доклад словесно. Время моего отдыха кончилось, пойдемте ко мне в кабинет.

Он поцеловал руку Марианны, погладил кудри Маргариты и ушел с приезжим офицером, бросив капитану Синдгэму:

— Не уходите, вы будете нужны.

Марианна пробыла еще некоторое время в прохладной ложе манежа, ведя легкий разговор. Маргарита по обыкновению шутила со своим шталмейстером, хотя более серьезнее и сдержаннее, чем обычно, будто избегала встретиться с его взглядом. И часто, когда капитан говорил с ее матерью, она задумчиво и вопросительно смотрела на его красивое лицо, как бы ища ответа на возникший в ее душе вопрос.

Скоро леди Гастингс встала, чтобы идти к себе, а капитан пошел в служебную приемную губернатора ждать его приказаний. Он тоже заметил своим зорким взглядом, что сообщение взволновало Гастингса. Но совсем не тревога о таинственном сообщении охватывала Синдгэма, когда он сидел в большом плетеном кресле в приемной. Его глаза то светились непривычным мягким блеском, то снова смотрели печально и мрачно. Он взялся за сердце, тяжело вздохнул и проговорил с тоской:

— Раху, парий, сам себе дал клятву, что в его сердце не будет места никакому человеческому чувству, кроме мести. Боги дали мне радость мести во всей ее полноте, и сердце пробуждается, точно земля от поцелуя солнца после холодных дождей. Жестокие небесные силы, на что мне солнечный луч? Разве я не навсегда оторван от жизни, от радостей, от любви, и, если бы мне улыбалось счастье, разве оно не стало бы только новым мучением? Я не могу протянуть руки к счастью, я должен одиноко окончить жизнь в рабстве, которое наложил на себя ради мести. Прочь, прочь светлые мысли!

Он вскочил и начал ходить по комнате, сжав губы и тяжело дыша, потом опять сел в кресло, закрыл лицо руками, погрузившись в глубокую думу, и только изредка из его груди вырывались мучительные стоны.

Гастингс вошел в кабинет с капитаном Фелловсом, и тут его спокойное веселое лицо сразу изменилось.

Он сел к своему большому письменному столу, сделал знак капитану сесть напротив и развернул карту Индии.

— Вам, конечно, известно, капитан, что вы привезли мне дурное известие, — произнес он. — Гайдер-Али, князь мизорский, — опасный враг, опаснее всех расслабленных индусских князей, опаснее набобов Могола и воинственных магаратов.

— Совершенно верно, ваше превосходительство, — серьезно отвечал капитан, — поэтому необходимо направить все силы на покорение этого врага, тем более непримиримого, что ему долго приходилось играть в дружбу.

— Он скрепил эту дружбу торжественным клятвенным соглашением, которое ненарушимо соблюдалось с нашей стороны! — воскликнул Гастингс.

— Что значит для магометан соглашение с неверными, — возразил капитан, — а тем более для Гайдера-Али, которого создала революция. Ненависть к европейцам и христианам — для него цель жизни, и уничтожение своих врагов он считает священным долгом.

— Так рассказывайте, но не скрывайте ничего, я должен все знать.

— Положение казалось совершенно спокойным, — начал капитан, — торговля на границах Мизоры развивалась, жители приносили свои товары в Мадрас, чиновники Гайдера-Али удивительно внимательно и предупредительно относились к путешественникам, мы не видели никаких причин для тревоги.

— Можно ли оставаться спокойными в Индии, — блеснул глазами Гастингс, — среди врагов, непримиримая ненависть которых, дикая жестокость, лукавство и лицемерие давно известны?

— Вдруг нахлынули в Мадрас беглецы с границ президентства и из других местностей, стали приходить целые деревни со стадами… Некоторые, спасшиеся от гибели, рассказывали, что Гайдер-Али идет с высот Мизора, все разрушая на своем пути огнем и мечом. Сообщения беглецов, стекавшихся со всех сторон, единогласно подтверждали, что Гайдер-Али ведет армию, еще не виданную в Индии по своей многочисленности. По их словам и по донесениям разведчиков, у него от десяти до пятнадцати тысяч хорошо дисциплинированного войска, обученного по-европейски и под командой французских офицеров. Кроме того, они имеют артиллерийский парк в сто орудий и уверяют даже, что есть целые батальоны французов. Тайными переговорами, которые он сумел скрыть от всех, ему удалось привлечь на свою сторону многих магаратских князей, приведших с собой превосходную конницу. С низамом гайдерабадским он тоже заключил союз, и его знамена развиваются в войске Гайдера-Али.

— Низам, давший нам клятву дружбы, которому мы предоставили независимость? Он поплатится за это! — воскликнул Гастингс и строго спросил: — И вы ничего не предприняли, чтобы помешать Гайдеру-Али преградить дорогу из ущелий?

— Мы опоздали. Когда беглецы принесли первые известия, Гайдер-Али уже занял всю равнину. Сражение в открытом поле опасно, кроме того, сэр Роберт Даусон думал, что надо прежде всего иметь сильный гарнизон для защиты форта Сен-Джордж, так как мы узнали, что Гайдер-Али по своему договору с Францией получил не только офицеров, пушки, снаряды и солдат, но и сильную французскую эскадру, чтобы идти на Мадрас и взять обратно Пондишери.

— Даже так! Эти французы становятся смелы! Они угрожали нам в Америке, теперь хотят отнять Индию и не теряют времени, но я еще жив, и Гайдер-Али увидит, с кем он имеет дело.

— Время не терпит, — продолжал капитан, — Гайдер-Али занял лучшую часть Карнатики, столицу Арко и большинство фортов в его руках. Из Мадраса по ночам видно на горизонте зарево горящих деревень. Жители красивых вилл в предместье Мадраса укрылись под защиту пушек форта Сен-Джордж, так как мизорские конные разъезды показывались уже близ вилл. Сэр Роберт просить подкрепления, чтобы форт мог держаться и укрепить базу для военных действий. Но надо действовать быстро, ваше превосходительство, очень быстро. Подкрепление должно прийти морем, а если французская эскадра появится в водах Мадраса, то и морской путь будет прегражден!..

— Да, конечно, надо действовать быстро, — подтвердил Гастингс. — Английское правительство так скупо посылает сюда военные суда. Гордые лорды там часто находят даже, что военные силы Англии вовсе не призваны охранять Ост-Индскую компанию, которую они считают обществом торгашей… Ведь они даже порицали покорение рахилл и обложение налогами князей, они не понимают, что дело идет не о коммерческом обществе, а о создании государства — прочной основы величия Англии… Мне приходится бороться с врагами не только здесь, но и там, на родине. Но я им покажу, чего может достигнуть человек. Или я погибну с этой мыслью, наполняющей всю свою жизнь, или выйду победителем.

Гастингс послал за членами совета и повел капитана в зал заседаний, где когда-то вел горячую борьбу против генерала Клэверинга и Филиппа Франциса, а теперь властвовал как неограниченный повелитель, слова которого никогда не встречали возражений. Он приказал капитану повторить его доклад перед советом. Ужас охватил собрание — все знали, что значит война с Гайдером-Али в союзе с Францией. Если ему удастся завоевать Мадрас, то немедленно произойдет восстание всех магаратских князей, всех набобов и Моголов и тогда едва ли удастся удержать английское владычество в Бенгалии, во всяком случае мечта о великом Индусском государстве, казавшаяся почти выполненной Гастингсом, будет разрушена навсегда.