Маргаритки на ветру

Потом его губы коснулись ее рта. Легко, словно проверяя.

– Вольф, – вздохнула она, робко скользнув ладонью по его груди.

Это легкое движение, нежность ее прикосновения погубили Вольфа. Отбросив всякую осторожность, он жадно впился в ее рот, сильные руки стиснули девушку в объятиях. Вдыхая свежий цветочный аромат, исходивший от нее, Вольф только крепче прижимал Ребекку к своей груди.

Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок, но губы нетерпеливо отвечали на его поцелуй, тело вздрагивало от острого наслаждения. Может, это сон? Одна из тысячи грез, которые не покидали ее с той ночи много лет назад, когда она сидела у костра, глядя на огонь и тоскуя о нем?

Нет. Теперь все наяву. Даже сквозь платье Ребекка чувствовала жар его крепких рук, которые покоились на ее талии. Его губы манили, она льнула к восхитительному теплу этого рта, будто в нем заключалась вся сладость жизни.

– Шериф… – простонала она, когда он прервал поцелуй, чтобы глотнуть воздуха.

– Вольф, – хрипло поправил он и снова поцеловал.

Плыть, плыть в бушующем море, отдаться удовольствию и необыкновенным ощущениям, которые он пробудил в ней. Когда твердые от мозолей ладони скользнули по ее спине, потом еще ниже, ласково погладив ягодицы, дрожь пробежала по всему ее телу, и Ребекка, задыхаясь, прижалась к его губам. Поцелуй стал более страстным, объятия более крепкими. Ее охватило пламя, сжигающее изнутри.

Когда язык Вольфа проник в ее рот, это прикосновение отозвалось трепетом в самых дальних уголках тела, а ее язык встретил этот натиск, как меч, скрестившийся с мечом противника. Ребекка неистово прижалась к мускулистому телу, и разум покинул ее, остались только чувства. «Держи меня, – взывала она в немой молитве. – Вольф, не отпускай меня никогда».

У нее дрожали колени, пальцы утонули в его густых и влажных волосах. Одной рукой Вольф гладил ее шею, другой обнимал за талию – эти руки были так нежны, что она забыла про Нила Стоунера, забыла пережитый ужас, зная лишь одно – Вольф крепко держит и целует ее, вдыхает в нее жизнь, делает с ее душой и телом нечто удивительное, отчего она чувствует себя в безопасности, ощущает теплоту, нежность.

– Вольф, – прошептала она нетвердым голосом и вцепилась в его плечи, когда оба они наконец всплыли из глубин сладострастия, чтобы наконец вздохнуть.

– Ребекка… – пробормотал он. – Какое чудесное имя!

Собственное имя, произнесенное им, наполнило девушку радостью, которую она не могла сдержать. Но внезапно, когда Вольф снова наклонился, чтобы поцеловать ее, память вернулась к ней, радость исчезла, разлетевшись на тысячу осколков.

– Боже мой! – воскликнула Ребекка, оттолкнув его.

– Что случилось? – резко спросил Вольф. Она лишь покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

– В чем дело, Ребекка?

– Как вы могли… – задохнулась она. Вольф с полнейшим недоумением воззрился на нее.

– Успокойся. Я не знаю, что произошло, но попробую это исправить.

Ребекка отпрянула, словно он притронулся к ней раскаленным железом:

– Не смейте ко мне прикасаться! Вольф прищурился:

– Какая муха вас укусила, леди? Мне начинает казаться, что вы сумасшедшая. Я ошибся, или вам действительно нравилось целоваться со мной?

Ребекка чувствовала себя грязной уличной девкой. Она покраснела от стыда.

– Я знаю, кем вы меня считаете. Легкой добычей. Вы думаете, я настолько бесстыдна и жадна до ласк, что готова отдаться даже женатому мужчине!

В его глазах застыло ошеломленное выражение, а Ребекка, потеряв над собой контроль, влепила ему пощечину.

– Как вы смеете притворяться удивленным? Думаете, у меня нет чувства собственного достоинства, думаете, я какая-нибудь бессовестная потаскушка…

– Теперь замолчите на минуту и послушайте меня…

– На минуту? Нет, – отрезала она. Ее лицо пылало от гнева и унижения. – Я уже и так потратила на вас слишком много времени, шериф Бодин. Вам с сыном лучше немедленно отправиться домой. Уверена, мать Билли ждет известий о нем! Бедная женщина, – прибавила она, дрожа от презрения и ярости. – Мне жаль ее!

– Довольно!

Вольф грубо схватил ее запястье, и Ребекка вскрикнула.

– К вашему сведению, мисс Ролингс… – начал он, но тут раздался тоненький и жалобный голос Билли:

– Моя мама умерла.

Шериф выпустил ее руку и повернулся к сыну. В первое мгновение Ребекка не могла произнести ни слова, только машинально потирала запястье. Мальчик стоял на пороге кухни такой маленький, худенький, печальный и такой одинокий, а его отец вдруг стал похож на гранитную скалу – холодную, твердую и неприступную.

– Прости, Билли, прошептала Ребекка, с ужасом понимая, что ее слова прозвучали как пустой бессмысленный звук. – Я не знала. Я не хотела тебя обидеть.

– Ничего. – Мальчик постарался не выдать огорчения, но закусил при этом губу и уставился в пол.

Она чувствовала себя так, будто ее сердце режут тупым ножом.

«Что я наделала? Что сказала?»

Ей хотелось вымолить у Вольфа прощение за глупость, посмотреть ему в глаза, чтобы он увидел, как скверно у нее на душе, однако прежде чем она успела что-либо произнести или сделать, тот взял сына за плечо и направился к двери.

– Пойдем, Билли.

Ребекка собиралась крикнуть им вслед, чтобы они не уходили, все объяснить, исправить, но слова застряли в горле.

Они уже на улице… Садятся на лошадей… Слышится топот копыт… И вот оба скрылись в темноте…

Его жена умерла. Умерла.

А она говорила ему такие ужасные вещи.

Ребекка стояла на пороге дома и смотрела в темноту, куда ускакал Вольф с сыном. Холодный дождь бил ее по щекам, она дрожала всем телом, а жар в груди не унимался.

«О Господи! Теперь он меня уж точно ненавидит. Ведь я обидела его, сделала больно его сыну».

Ребекка зажмурилась, сдерживая накатившие слезы, но они все равно прорвались наружу, смешались с каплями дождя и побежали по щекам, смывая душевную боль.

Глава 10

Четыре дня спустя хмурым сентябрьским полднем Ребекка сидела в гостиной дома Брейди и отвечала на вопросы членов школьного комитета – мэра Дюка, Калли Причарда, Кетлин Бодин, Эмили Брейди и Миртль Ли Андерсон.

Официальное приглашение было получено от мэра, который сообщал, что Кетлин Бодин рекомендовала Ребекку Ролингс на место школьной учительницы, поэтому городское собрание и жители приняли решение провести с ней предварительное собеседование. Ребекке оставалось только гадать: каким образом Кетлин сумела их уговорить?

Собеседование продолжалось более часа, и Ребекка вскоре поняла, что все оценивают не только ее знания и степень образованности, но и то, как она ведет себя, как говорит, как ест земляничный пирог и пьет лимонад.

Ребекка ничем себя не скомпрометировала. Не будучи твердо уверенной в том, что хочет быть именно учительницей, она нуждалась в этой работе. Поэтому все ответы она сопровождала вежливой улыбкой, лимонад пила бесшумно и маленькими глотками, не облизывала потом губы, не брала земляничный пирог руками, не роняла крошки на стол или платье.

Все получилось. Неизвестно, сыграли ли тут роль строгая прическа и серое шерстяное платье с узенькой кружевной полоской на воротнике, оставшееся у нее со времен преподавания в школе мисс Райт, но Ребекка сумела произвести на членов комитета нужное впечатление. Обменявшись многозначительными взглядами, они без лишних дебатов выразили свое одобрение и предложили ей занять место учительницы в городской школе.

– Жалованье небольшое, зато все необходимое вы будете получать бесплатно, – как всегда напыщенно объявил Дюк. – Если заболеете, к вашим услугам доктор Уилсон. Город предоставит вам экипаж. Магазин Коппеля обеспечит вас яйцами, молоком и семенами для огорода. Если вы захотите подковать лошадей или починить колесо, кузнец всегда в вашем распоряжении.

– Дважды в неделю, – сказал Калли Причард, – я буду присылать к вам одного из своих работников. Он дрова нарубит, починит, если что сломалось, вообще все сделает, что попросите. Мы, леди, за своих горой.