Английская роза

Зрелище было настолько волнующим и красочным, что ей казалось, будто цыгане заставили ее забыться и умчали с собой в волшебный мир свободы и радости, где душа ее отдыхала от ограничений и предрассудков. Ей хотелось петь, танцевать, улететь в небо и прикоснуться к звездам…

Но очень скоро сквозь радостное восхищение, владевшее всем ее существом, пробилась мысль о том, что в эту минуту за ней наблюдает князь Алексис, — и девушка почувствовала острый укол страха. Она жалела, что не умеет скрывать свои чувства: мысль о том, что он смог увидеть ее восторг, была ей неприятна, словно его взгляд вторгся в нечто очень личное, что ей хотелось бы скрыть от всех посторонних — и особенно от него.

Пение и танцы цыган длились два часа — и когда они закончились, то казалось, что им удалось поднять настроение всем присутствующим: все смеялись, оживленно разговаривали и, кажется, не хотели расходиться по своим комнатам. Царь и царица оставались с гостями допоздна, так что и все остальные тоже не ложились.

— Не сомневаюсь, что вы приятно провели вечер, Полина, — сказала княгиня, когда они вместе поднимались по лестнице.

— Это было просто чудесно! — ответила девушка. — Я всегда представляла себе цыган именно такими.

— Я рада, что вы не разочарованы, — улыбнулась княгиня. — Наши цыгане необычайно талантливы. По правде говоря, у многих наших самых талантливых балерин есть цыганская кровь.

— Я очень хотела бы еще раз их увидеть.

— Обязательно увидите — это я могу вам обещать, — ответила княгиня.

Они остановились у двери в спальню Полины, расположенную на некотором удалении от апартаментов княгини — те находились в самом конце коридора. Наклонившись, княгиня Ольга поцеловала Полину в щеку.

— Спокойной ночи, милочка, — сказала она. — Вами сегодня все восхищались, а в особенности князь Алексис. Он просто покорен вашей красотой!

Полина хотела было ответить, что этого ей хотелось бы меньше всего, но княгиня уже направилась к себе, так что эти слова остались несказанными, а девушке оставалось только молча уйти к себе в комнату.

Войдя туда, она, все еще переполненная впечатлением от зажигательных танцев цыган, прошла к окну и, открыв его, некоторое время неподвижно стояла, глядя на небо.

«Русские — очень странные, непредсказуемые люди, — подумала она. — И сама страна тоже кажется такой загадочной. Но в то же время тут так интересно!»

Было невозможно не восхищаться великолепием царских дворцов и многочисленными сокровищами, которые можно было увидеть буквально в каждой комнате. И, конечно, сами царь и царица тоже производили огромное впечатление!

Глядя на мерцающие высоко в небе звезды, Полина пыталась разобраться в собственных ощущениях, нахлынувших на нее. Ей казалось, что цыганские мелодии разбудили в ее душе неведомые доселе чувства — сильные, глубокие, неподвластные ей. Неужели это любовь? Любовь, которую князь Алексис назвал непреодолимой, всепоглощающей, всемогущей…

И в то же время, думая о той любви, о которой ей твердил князь Алексис, Полина почему-то была уверена в том, что его чувство совершенно не похоже на ту любовь, которую она хотела бы найти.

Та любовь, которую она подарит своему избраннику, светилась в ее душе, словно звезда, и была не только безграничной и волнующей, но и нежной, доброй и сострадательной.

«Мне нужна такая любовь, которая подарит мне чувство безопасности», — сказала себе Полина.

И тут свет звезд, которыми она любовалась, на секунду стал ослепительным: она поняла, что с ней случилось!

Та любовь, о которой она только что мечтала с таким томлением, которая словно птица трепетала в ее сердце, — она была реальной. Это было то чувство, которое она испытывала к лорду Чарноку!

Как глупо, что она не догадалась об этом раньше: ведь каждый разговор с ним был для нее такой радостью! И ей все время хотелось быть с ним рядом, не расставаться с ним ни на минуту…

Когда он оказывался близко, ей уже не было страшно — она испытывала только умиротворение, которому прежде не могла найти объяснение. Теперь ей показалось, что любовь захватила ее волной радости и блаженства. Больше всего ей хотелось бы прильнуть к нему и никогда с ним не расставаться.

— Я люблю его! — произнесла она вслух — и с изумлением услышала собственный голос.

Она долго стояла, глядя в небеса. Только спустя много времени девушка напомнила себе, что пора раздеться и лечь, — и тут, словно змей в райский сад, в ее мысли вползло воспоминание о князе Алексисе и его обещании явиться к ней в спальню.

Охваченная испугом, она стремительно метнулась к двери.

Она запрет дверь — и, как бы он ни пытался, ему к ней в комнату не попасть!

Девушка протянула руку, чтобы повернуть ключ в замке, — и застыла, словно обратившись в камень. С ужасом Полина увидела, что ключ от ее двери исчез.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Паника волной захлестнула Полину, лишив возможности мыслить и действовать. Ей хотелось закричать. Ей хотелось убежать — из дворца, из России — от всего, что угрожало ей, подобно кровожадному чудовищу из кошмара.

Но она сразу же вспомнила, что если устроит сцену, то осуждать станут ее, а не князя.

Он говорил, что его спальня расположена неподалеку от ее собственной. Полина с отчаянием подумала, что если бы знала, куда поместили лорда Чарнока, то бросилась бы сейчас к нему, но она совершенно не представляла себе, где его можно искать в этом огромном дворце с его бесконечными апартаментами и длинными коридорами.

— Что мне делать? Боже, что мне делать? — воскликнула она.

И тут ей вспомнилось странное происшествие, которое произошло в первый день приезда во дворец, когда ее горничная начала распаковывать вещи.

В комнате, которую отвели Полине, стены были обшиты деревом, как и во многих других помещениях дворца. Дерево было покрашено в белый цвет, на фоне которого шел сложный орнамент, повторявший резное украшение на карнизе и роспись на потолке. Однако шкафа в комнате не оказалось, и, по всей видимости, ее русская горничная решила, что за деревянной панелью скрыт встроенный шкаф. Перебросив через руку одно из нарядных платьев Полины, девушка отошла от сундука к стене и дотронулась до одной из завитушек деревянной резьбы.

Полина увидела, что в стене мгновенно распахнулась дверца, и удивилась тому, насколько узкими оказалась дверца шкафа и открывшееся за ней пространство. Она уже собиралась заметить, что много платьев туда не повесишь, когда увидела на лице служанки выражение неприкрытого ужаса.

Пробормотав что-то по-русски, девушка поспешно перекрестилась — и только тогда Полина догадалась, что ее горничная случайно обнаружила секретную дверь, за которой скрывался потайной ход в другие помещения дворца. Служанка собралась было снова закрыть дверь, но Полина подошла к ней и не дала этого сделать.

Она уже была наслышана о потайных помещениях в русских дворцах. Ей казалось, что они должны были бы походить на те убежища для католических священников, которые начали сооружаться в Англии в момент расцвета протестантизма: их можно было увидеть почти во всех домах елизаветинского периода.

— Позвольте мне посмотреть, — сказала она. — Мне интересно узнать, как действует механизм.

— Non, non, M'mselle! — запротестовала горничная на ломаном французском: от волнения и испуга девушка почти потеряла способность объясняться на этом языке. — Очень опасный смотреть. Мне — много неприятности!

— Обещаю никому ничего не говорить, — попыталась успокоить ее Полина.

Казалось, ее горничная сама боялась смотреть на то, что случайно обнаружила: она поспешно кинулась к другой стене комнаты и открыла другую дверь в обшивке, за которой оказалось именно то, что она рассчитывала найти с самого начала — встроенный платяной шкаф.

Там оказалось достаточно места, где могли поместиться не только все платья Полины, но и сундук, в котором они были упакованы в дорогу.

Первым порывом Полины было спрятаться в стенной шкаф, но потом она решила, что князь легко сможет ее найти.