Хозяйка Рима

— Покупай себе все, что захочешь, — улыбнулся в ответ Марк. — Вот видишь, я же говорил, что здешняя размеренная жизнь пойдет тебе на пользу.

— Пожалуй, ты прав, — ответила я, продолжая дарить его улыбкой.

— Сегодня на ужин придет Павлин. Кроме него будут еще несколько моих друзей. Это будет настоящий пир. Вот увидишь, тебе он непременно понравится.

Настоящий пир. Удручающе серьезный сын Марка Павлин и несколько старикашек будут болтать о республике. И это после того как я целых четыре года бывала на пирах, где присутствовали сенаторы, губернаторы провинций и знатные римские патриции.

— Конечно, понравится, иначе и быть не может, Марк. Я велю повару приготовить оленину с розмарином, так, как любит Павлин.

— Я попросил его прийти чуть пораньше. Сабина обожает истории, которые он рассказывает ей перед сном.

— Вы оба ее испортите, — театрально проворчала я. — У нее для этого есть няня.

— Но что тут поделаешь, если ей больше нравится истории Павлина? — муж снова поцеловал меня в щеку — о боги, этот ужасный запах чернил! — и, прихрамывая, неторопливо вышел.

Я дождалась, когда он отойдет на почтительное расстояние, и с размаху швырнула в дверь еще одну бутылочку с благовониями. Как же я ненавижу Марка! Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!

Соперник согнулся пополам, и Павлин Норбан опустил меч.

— Ты цел, Вер? Я случайно не ранил тебя?

— Ха! — Вер выпрямился и стремительно приставил клинок к горлу Павлина. — Я так и знал, что ты попадешься на мою уловку! Сдаешься?

— Сдаюсь!

Они сунули мечи в ножны и, выйдя из душного зала, зашагали к казармам преторианской гвардии.

— Тебе следует научиться убивать, Норбан. Правнук Августа? Этого по тебе не скажешь. Ты всего лишь вареный моллюск!

Павлин стремительно взял локтем в захват его горло, и они покатились в борцовском поединке по залитому солнечным светом двору. Добродушно выругавшись, пара фехтующих преторианцев поспешно юркнула в сторону.

— Сдавайся! — потребовал Павлин, нажимая на дыхательное горло Вера.

— Сдаюсь! Сдаюсь!

Встав, они направились в бани, где сбросили пропотевшие туники и с наслаждением погрузились в горячую воду бассейна. Вер велел слуге принести графин вина.

— Идешь вечером к Марку?

— Я не смогу прийти, — ответил Павлин, вытирая пот со лба.

— Приглашен еще куда-нибудь? — усмехнулся Вер. — Ужин на двоих где-нибудь в укромном месте?

— Нет.

— Только не надо скрытничать! Ведь это та самая певичка, за которой ты увиваешься… Антония, кажется?

— Афина. Нет, с ней я сегодня не увижусь.

— Я не осуждаю тебя, она прелестна. Правда, дорого стоит. Ждет множества небольших подарков. Во сколько же обойдется тебе ужин на двоих?

— Дело в моем отце, болван. Он сейчас в городе.

— Твой отец? Неужели? А я думал, что он никогда не покидает стен Сената.

— Неужели ты ничего не слышал? Сенат, подобно школе, распущен на летние каникулы. — Павлин жестом отослал прочь банщиков, уже спешивших к нему с маслом и скребками. Он чувствовал себя неуютно, когда рабы соскребали пот с его кожи. По его мнению, воин должен сам следить за своим телом.

— Пожалуй, тогда я сам загляну к твоей певичке. Скажу ей, как ты по ней скучаешь, пока ты будешь вынужден выслушивать все эти разглагольствования о доблестях республики, к тому же излагаемые александрийским стихом. — Банщик энергично провел скребком по его спине, соскабливая пот, и Вер простонал от удовольствия. — Нет, лучше я скажу ей, что ты оказываешь знаки внимания своей очаровательной мачехе.

— Эй! Осторожнее! — предостерегающе воскликнул Павлин.

— Не гневайся, мой друг! Я просто выражаю искреннее восхищение этим прекрасным созданием, усладой мужских очей, которая приходится тебе законной мачехой…

Павлин замахнулся на него полотенцем. Последовало потешное сражение, и на пол со звоном полетел поднос с банными маслами. Павлин жестом поманил к себе банщиков, чтобы те вновь расставили баночки с притираниями ровными, как солдаты на плацу, рядами.

— Знаешь… — Вер опустился на мраморный массажный стол и жестом подозвал раба-массажиста. — Я никогда не думал, что твой отец когда-нибудь женится на юной женщине, которая в три раза моложе его. Мой отец, старый козел, женат уже на четвертой. Но твой…

Павлин принялся щеткой стирать с руки пот. Подобные мысли тоже приходили ему в голову.

— Отец, ты… и эта юная Поллия… она… она, по сути, еще ребенок, — произнес он четыре года назад. — Извини, я не думал…

— Правильное, точное, естественное наблюдение, — улыбнулся тогда отец. — Я знаю, что об этом думают люди… старый сатир и юная дева. Я не против того, чтобы у людей появится повод для смеха.

Щеки Павлина запылали от гнева. Пока он жив, он никому не позволит насмехаться над отцом.

— Кто же смеется? — резко потребовал он ответа.

— Все, — сухо ответил Марк. — Не сердись, сын.

— Но если ты говоришь…

— Говорят, будто я потерял голову из-за молоденькой женщины, которая годится мне в дочери. Люди не знают, что сам император приказал мне жениться на ней, причем вопреки моей воле. Хотя мне кажется, что мы с Лепидой неплохо поладим. — Марк улыбнулся. — Я не строю иллюзий, Павлин. Я гораздо старше ее. Но Лепида хорошо ко мне относится, и мне это по душе.

Павлину неожиданно пришла в голову досадная мысль: его собственная мать была не слишком красива и приятна в общении.

— Приятна? — как-то раз скептически фыркнула его тетка Диана. — Павлин, да она была сущей мегерой.

— Тетя Диана… — начал было он, но так и не смог ничем ей возразить. Ему было всего три года, когда мать развелась с его отцом, десять, когда она умерла, но он хорошо помнил, как она кричала на него и кидалась первым, что попалось под руку. Он вспомнил также, как однажды она швырнула в фонтан атриума все сто сорок два свитка трудов Тита Ливия под заглавием «Аb Urbe Condita».

— Это было не очень удачное издание, — спокойно отреагировал на это отец.

Пожелай Марк Норбан спокойствия в своем преклонном возрасте, он получил бы на это благословение сына, и никто не посмел бы насмехаться над ним. Во всяком случае, в присутствии Павлина Вибия Августа Норбана.

Вер продолжал говорить, и голос его глухим эхом отражался от мраморного стола.

— Я знаю, ты всегда крайне щепетилен в тех случаях, когда тебе требуется помощь отца, хотя и не вполне понимаю этого. Будь Марк моим отцом, я бы уже давно выклянчил себе должность префекта. И если ты не хочешь просить его, чтобы тебя перевели служить в Германию, потому что там сейчас война, то попроси хотя бы за меня.

— Ты все еще грезишь воинскими подвигами и надеешься снискать славу на берегах Рейна?

— Я мечтаю об этом каждую ночь. В своих мечтах я вижу себя триумфатором, вижу, как император возлагает мне на голову лавровый венок. Как жаль, что нас не было рядом с ним у Тап!

— Похоже, ему удалось разбить германцев и без нас.

— Как полководец Домициан пошел в своего брата Тита. Эх, если бы удалось уговорить Руфа Скавра поведать нам, как он сражался вместе с Титом в Иудее! Он рассказал бы немало интересного…

В детстве заветной мечтой Павлина было спасти императора. Встать на пути отравленной стрелы, оттолкнуть руку с кинжалом, разметать орду варваров. Глупые детские мечты. И все же, служить так служить!

«Быть Норбаном — значит служить». Этому всегда учил его отец. Доставить отцу радость, чтобы он мог по праву гордиться сыном, — с этим не идут ни в какое сравнение венки триумфатора.

— Хватит нежиться. Вставай! Пора предстать пред отцом и его красавицей женой, — поддразнил Павлина Вер. — А я вместо тебя передам привет Антонии.

— Афине.

— Может, я передам ей и кое-что еще…

Павлин швырнул в наглеца скребок.

— Павлин! Ты пришел!

Этот радостный крик донесся до слуха Павлина, стоило ему перешагнуть порог отцовского дома. В следующее мгновение что-то налетело на него на уровне коленей. Павлин со смехом нагнулся и подхватил на руки свою четырехлетнюю сводную сестру.