Оберег волхвов

Между тем побег Дмитрия был обнаружен вовсе не по чистой случайности. Стражники еще бы долго не входили в темницу, поскольку ключи были как раз у того из них, которого узник определил на свое место. И теперь ключи валялись в придорожных кустах, куда Дмитрий их бросил, уходя из боярского дома. Правда, двое стражников недоумевали, почему долго отсутствует третий, но, так как он был старшим, решили, что боярин позвал его для какого-то поручения.

Побег Дмитрия открылся благодаря Бериславе. Именно она, вернувшись с матерью и слугами домой, решила проведать узника.

Ее чувственность была растревожена мужественной красотой молодого купца-воина, а самолюбие задето его пренебрежительными словами. Бериславе хотелось во что бы то ни стало переломить отношение Дмитрия, вызвать в нем интерес и чисто мужское желание. Будучи влюбленной невестой Глеба, она, вместе с тем, была не прочь натешиться любовью необычного узника, заплатив ему за пылкую страсть свободой. Дочь Завиды никогда не считала любовные утехи грехом, а потому и не мучилась угрызениями совести из-за своих тайных поступков. Ее будущий муж не знал, что сможет рассчитывать только на показную верность жены.

Собираясь в темницу, Берислава даже прикидывала, какими словами станет убеждать Дмитрия в искренности своих чувств. А если он не поверит и попрекнет ее Глебом — дескать, у тебя ведь есть жених, зачем же ты ко мне пришла, — она найдет что ему ответить. Скажет примерно так: «Князь — человек ненадежный, сегодня одну полюбит, завтра другую. А вот ты если кого полюбишь — так на всю жизнь. Я это сразу распознала».

Берислава остановилась и зажмурила глаза, представив лицо дерзкого узника. Ей пришло в голову, что это действительно так — он из тех людей, которые способны на верное чувство. Если бы удалось завоевать его любовь, он бы никогда не предал и не покинул. Берислава размечталась, как славно было бы иметь одновременно и мужа-князя, и любовника — удалого купца.

Ей не стоило особых трудов попасть в подземелье. Слуги и стражники слушались ее не меньше, чем Завиду. Но возле самой двери в темницу неожиданно возникло препятствие. Двое стражников не имели ключей, а третий почему-то отсутствовал. Это насторожило Бериславу. Стражника начали искать по всему дому и не нашли. Тогда позвали ключника, у которого хранились ключи от всех дверей в доме, и он открыл темницу. Тут-то и обнаружился совершенно невероятный побег.

Берислава, не привыкшая подавлять свои желания, была до того разгневана, что от ее криков переполошились все в доме. Убежать среди бела дня, под носом у стражников, казалось делом необъяснимым.

Потом, немного успокоившись, Завида, Берислава и встревоженный их криками Тимофей принялись разбираться, что же произошло. Разумеется, стражник рассказал, как принес по приказу боярышни еду в темницу, но узник почему-то оказался несвязанным, оглушил тюремщика, связал ему руки-ноги, заткнул рот кляпом, отобрал одежду.

Тут же Завида и Берислава выразили недоумение: почему вдруг боярышня Анна оказалась в темнице? Пришлось Тимофею рассказать, что дочь попросилась пойти к узнику, дабы убедить его повиниться перед князем и боярином.

— Ага, значит, она уговаривала его жениться, — сделала вывод Берислава. — И что же, уговорила?

— Нет, она через стражника передала мне, что он отказался.

— А как же тогда получилось, что после ее ухода узник оказался развязанным? — наседала Завида. — Может, государь мой, вы с дочкой уговорились его выпустить? Князь будет разгневан, когда узнает.

— Ты, сударыня, говори, да знай меру, — обиделся Тимофей. — Я против княжеской воли не пойду и дочке своей не позволю. А этот узник и сам себя мог развязать. Мало ли хитростей у подобных людей?

Но Завиду и Бериславу не успокоило такое объяснение. Тут же были допрошены все слуги в доме. Привратник рассказал, что боярышня с какой-то высокой монахиней вышла со двора, направляясь якобы в церковь на вечернюю молитву. Лица у обеих были закрыты. Стражник даже припомнил, что свою спутницу боярышня назвала Ефросиньей. Иванко тоже подтвердил, что, сидя на дереве, видел сестру с очень странной монахиней, которая ростом и походкой напоминала половецкую богатыршу.

— Так и есть! — воскликнула Берислава. — Эта сумасшедшая выпустила узника из темницы и увела его куда-то в укромное место! Позор, какой позор нашему дому!

Тимофей попытался урезонить падчерицу, но она и слушать не хотела. Пылая гневом, Берислава уже представляла в своем воображении, как сводная сестра любезничает с мужчиной, которого она, Берислава, сама мечтала приручить.

Для выяснения всей правды требовалось поговорить с Анной, а потому боярин, Завида и Берислава в сопровождении нескольких холопов отправились в церковь. Следом за ними вприпрыжку бежал Иванко, радуясь возможности увидеть занятное зрелище. Срочно был направлен посыльный к князю, дабы Святополк дал распоряжение искать беглеца по городу и закрыть все ворота.

Тем временем Анна, никого и ничего вокруг не замечая, стояла в церкви на вечерней службе. Впервые в жизни она не повторяла за священником слова молитвы и даже толком не слышала их. Мысли ее были далеко, и, вероятно, такие мысли тетушка назвала бы грешными. Но Анна почему-то не боялась этой греховности. Ей приятно было думать о странных словах и пристальных взглядах освобожденного ею узника. Он говорил, что она красива, и смотрел на нее с тем восторгом, с каким истовые верующие смотрят на икону. Неужели только из благодарности он мог так говорить и смотреть? Анна незаметно дотронулась до груди, почувствовав под платьем очертания деревянного амулета. Подарок купца казался теплым, словно живым. Она снова покраснела при мысли, что этот самый Дмитрий-Ратибор однажды видел ее без платья, почти нагую. И он назвал ее красавицей. Неужели правда?.. А сам купец красив? Она мало видела в жизни мужчин и, уж конечно, ничего не понимала в мужской красоте. Образы святых мучеников на иконах и фресках были изможденными, почти бесплотными, но тетушка учила поклоняться им, как самым прекрасным существам на свете. В мирской жизни Анне иногда встречались и другие люди — смерды, конюхи, монастырские ремесленники. Среди них не было никого, кто бы задержал на себе ее взгляд. Однажды, перед отъездом из монастыря, она с тремя послушницами пошла на речку. Предводительницей была бойкая Федосья — любимица матушки Гликерии, ставшей игуменьей в Билгородском монастыре после смерти матери Евдокии. Когда девушки убегали от человека, которого приняли за разбойника, одна только Федосья осмелилась на него оглянуться. И потом рассказывала подругам с непонятным для Анны восторгом: «А мужчина-то видный! Красавец, можно сказать. Росту высокого, в плечах широк, волосы черные, лицо смуглое, а глаза так и сверкают! А главное — сразу видно, что смелый, сильный! Среди здешних работников да монахов такого не встретишь. И пылкий, наверное, как огонь! А как он за нами гнался! Кажется, я ему очень понравилась». Девушки согласно закивали: «Конечно, Федосья, на кого же еще, кроме тебя, среди нас можно засмотреться?» При этом они насмешливыми взглядами окидывали Анну.

Боярышня тогда украдкой вздыхала, думая о своей неловкости и некрасивости, на которую три послушницы не раз ей намекали. Еще она немного завидовала бойкой Федосье. Ну что стоило ей самой осмелиться и оглянуться на того человека? Тогда бы и она знала, как выглядит красивый мужчина.

Анне и в голову не приходило, что три послушницы, оказавшиеся рядом после смерти тетушки, давно подкуплены Завидой и своими разговорами да намеками стараются убедить Анну в ее ущербности и непригодности к мирской жизни. Девушек мачеха выбрала удачно: они по натуре были так завистливы, что и без подкупа охотно бы сбавляли цену боярышне.

И вот теперь, вспомнив слова Федосьи и сравнив их со своими собственными впечатлениями, Анна поняла, что купец Дмитрий-Ратибор по-мужски очень красив. И даже чернота глаз и волос, смуглая кожа, выдававшая в нем половецкую кровь, ее не пугали и не отталкивали, хотя в детстве Анна наслушалась страшных сказок «про черных людей».