Свет луны

— Я… я… не собиралась брать… ваши деньги, — сделав над собой усилие, прошептала Неома, зная, что это только половина правды.

Ведь именно за деньгами она пришла сюда, хотя эти деньги пока существовали лишь на бумаге. Однако в сознании Перегрина это были вполне реальные деньги, которые надо было отдать маркизу.

— Полагаю, я вправе потребовать объяснение? — строго спросил маркиз.

Неома взглянула сначала на маркиза, затем на открытый ящик стола. Она поняла, что ей придется рассказать всю правду. Что еще осталось делать?

— Я… я… все вам объясню… я скажу вам, что… здесь делала, — пролепетала она, — если… если… вы обещаете поверить мне.

— Думаю, это не тот случай, когда вы можете ставить мне какие-либо условия, — ответил маркиз. — Неужели я должен признаться, что, пока вы не злоупотребили моей доверчивостью, я вам верил?

Маркиз подошел к камину и, повернувшись, произнес:

— Полагаю, ваши действия были заранее хорошо спланированы. Это все Стандиш придумал или вы сами?

От голоса маркиза Неома вздрогнула. Ее жалкий вид вынуждал маркиза вести себя более благосклонно, поэтому он произнес:

— Наверное, вам лучше сесть, пока я буду слушать ваши объяснения и решу, какие ответные действия стану предпринимать.

— Действия? — удивилась Неома.

— За кражу или попытку кражи суд предусматривает суровые наказания.

Видимо, маркиз не переставал думать, что в карманах у Неомы лежит несколько соверенов. Она подошла к нему и сказала:

— Пожалуйста… пожалуйста, выслушайте меня.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил маркиз. — Поэтому лучше вам присесть.

Неома села на стул рядом с камином, на который указывал ей маркиз. Она действительно была не в состоянии держаться на ногах.

— В тот вечер в Уайтсе, когда вы… выиграли деньги… у Чарльза… — ее голос дрожал.

— У Уоддездона? Так, значит, и он тоже в этом замешан? — спросил маркиз. — А я-то думал, что вы со Стандишем работаете в одиночку.

— Все произошло из-за того… что вы выиграли… слишком много денег у Чарльза в то время, как он…был слишком пьян.

— Не понимаю связи одного с другим! — проговорил маркиз.

— Неужели вы думаете… что если бы он не был пьян, то играл бы с вами столь безрассудно?

Сейчас Неома негодовала, как и в тот момент, когда узнала от Перегрина, что маркиз прекрасно понимал, в каком состоянии был тогда Чарльз. Она решительно заявила:

— Чарльз не осознавал, что делает. Если бы он находился… в полном рассудке, то ни за что не стал бы играть в карты… у него просто не было и нет денег!

Маркиз молчал, и Неома продолжила:

— То же относится и к Перегрину. Они оба едва сводят концы с концами в Лондоне, они слишком бедны, чтобы играть в карты в клубе или где-нибудь еще!

— Тогда им вообще не следовало бы садиться за карточный стол.

— Как правило, они этого и не делают. Но в тот вечер они много выпили, особенно Чарльз, который вдруг возомнил себя богачом.

— У вас получилось почти правдоподобное объяснение, — с насмешкой заметил маркиз.

Неома посмотрела на него и почувствовала, что не было смысла объяснять что-либо этому человеку. Все ее слова покажутся ему нелепыми, и он все равно не поверит ей. Если б можно было сейчас уйти из комнаты! Пусть маркиз думает так, как ему хочется. Но уйти она не могла, мысли о Перегрине не позволяли сделать это.

Заметив нерешительное выражение ее глаз, маркиз более доброжелательно сказал:

— Так я вас слушаю, продолжайте!

— Вы могли бы… сесть? — спросила Неома. — Когда вы… вот так возвышаетесь надо мной, как стена… я теряю дар речи и… боюсь еще больше…

— Значит, вы боитесь! — заметил маркиз. — Наверное, это ваша первая противозаконная выходка?

— Конечно, да! Неужели вы можете подумать, что я способна… на преступление? — сердито сказала Неома, но сразу замолчала. Затем уже более спокойным тоном добавила:

— Пожалуйста… позвольте мне… все рассказать вам… а потом уж судите меня… если посчитаете мои действия ужасными.

Маркиз ничего не сказал. Тогда Неома быстро добавила:

— Чарльз и Перегрин — друзья с детства. Будучи детьми, они играли «в богачей». В тот злополучный вечер в Уайтсе они играли друг с другом в пикет. И чтобы никто не смеялся над тем, что они играют просто так, Чарльз и Перегрин делали вид, что играют на деньги. Если кто-то проигрывал, то писал другому, якобы выигравшему, фиктивные долговые расписки.

Посмотрев на маркиза, Неома поняла, что он догадывается о том, что она сейчас скажет.

— Когда вы выиграли шесть тысяч фунтов у Чарльза, — сказала она, — две тысячи фунтов из той суммы, что он заплатил вам, были как раз отмечены в фиктивной долговой расписке, которую Чарльзу написал Перегрин.

Неома замолчала, тогда маркиз спросил:

— Вы хотите сказать, что Стандиш не может выполнить своих обязательств?

— Конечно, не может! — ответила Неома. — В данный момент у него нет даже двадцати фунтов, не то чтобы двух тысяч. Однако он все время твердит, что это долг чести, и он обязан заплатить вам деньги, и должен это сделать… через три дня!

Голос Неомы задрожал, она готова была заплакать.

— На что же он рассчитывает, если не выполнит своих обязательств? — тихо спросил маркиз.

— Вы прекрасно знаете, на что он может рассчитывать! — воскликнула Неома. — Либо он отправится во Флит, либо его исключат… из клуба… и закроют перед ним все двери.

Сложив руки вместе, как будто собираясь молиться, она произнесла:

— Пожалуйста… пожалуйста, будьте добросердечнее. Что же он тогда будет делать?

— Это так важно для вас? — неожиданно спросил маркиз.

— Для меня это более чем важно! Если можно так сказать… это для меня — все! — Неома чуть было не добавила: «Потому что он мой брат», но вспомнила предостережение Чарльза: никто не должен знать, что Перегрин привозил с собой в Сит сестру. Поэтому она дала такое объяснение:

— Перегрин был очень добр ко мне. Я хотела помочь ему и думала, что если украду долговую расписку, то, возможно, вы и не заметите ее исчезновения.

— А я и не заметил бы, потому что подобными вопросами занимается мой человек в Лондоне. Вот они разбирается со всякого рода «долгами чести».

Изумленно посмотрев на него, Неома сказала:

— Значит… здесь нет расписки?

— Конечно же, нет, — ответил маркиз. — Когда я играю, мой ревизор отслеживает все, в том числе «долги чести», как вы их изволили назвать.

Этого и следовало ожидать! Как Перегрин с Чарльзом не подумали о такой возможности, прежде чем затеяли подобный план?

Маркиз пристально смотрел на девушку. Спустя мгновение Неома спросила:

— И… что же вы теперь сделаете?

— Как раз об этом я себя и спрашиваю, — ответил маркиз.

— А почему… почему вы возвратились?

— Потому что узнал от Стандиша, что вы уезжаете вечером. Вот и подумал, почему бы нам вместе не пообедать.

Слова маркиза удивили Неому.

— Я также подумал, что, очевидно, для вас это последняя возможность посмотреть всех моих лошадей. Ведь вы увидели лишь некоторых.

— Да, мне очень хотелось бы этого, — пробормотала Неома, — однако этой возможности у меня более никогда не будет.

В этот момент ей вспомнились все прекрасные минуты, проведенные в Сите, особенно их поездки с маркизом на лошадях и то, как бережно маркиз поддерживал ее, помогая взобраться на лошадь.

— Можете представить, как я был изумлен, когда по возвращении застал вас не за чтением Джона Донна, как ожидал, а бесцеремонно копающейся в моем личном письменном столе.

— Я… я уже пыталась… объяснить вам, почему… это делала, — потерянным голосом ответила Неома.

Вдруг, не отдавая отчета в своих действиях, Неома встала на колени перед маркизом:

— Пожалуйста… пожалуйста, не требуйте выплаты Перегрином долга… в две тысячи фунтов. Единственное, что у него есть, это дом… в деревне. Пока он не нашел покупателя на него, да и вряд ли дом будет стоить этих денег… но Перегрин даст вам документ на право владения домом. Если он, правда, сделает это, у него ничего более не останется, кроме одежды.