Шпионка для тайных поручений

— Что ж в этом плохого? — наконец открыл рот Григорий. — Послушная дочь, послушная жена.

— Я понимаю вас, — приветливо улыбнулся Григорию рассказчик. — Когда я делал предложение Даше, и сам так считал. Потому и не сомневался в правильности своего выбора. Но когда я встретил Со… княжну, я испытал чувство, похожее на то, как если бы застоявшийся, покрытый ряской пруд вдруг спустили в некое русло, и он по воле случая превратился в ручей, чтобы, набирая скорость, мчаться куда-то вперед. Может, в океан.

— Мсье Разумовский — вы поэт! — с жаром воскликнул Себастьян.

— Наверное, я в то время и впрямь стал думать не прозой, а стихами — так разгорелась моя кровь! Даша, увы, ни о чем не подозревала. Она поехала в имение родителей и собиралась вернуться накануне свадьбы, а я уже готовился к тому, чтобы объясниться с нею, разорвать нашу помолвку и прекратить приготовления к свадьбе…

— Теперь вы увлеклись рассказом о невесте и не сказали нам, как вы познакомились с княжной. Это было романтично?

Себастьян все ждал необычайных происшествий в таком многообещающем рассказе.

— Надо сказать, что, увидев княжну впервые — она была сестрой моего полкового товарища, — я не испытал никаких предчувствий, волнения, озарения — знаете, когда люди ощущают, что вот они встретили свою судьбу. Разве что отметил ее нелепый наряд — она куда-то бежала и едва не сбила меня с ног — да ее необычно зеленые глаза, изумруды, и только! Но подумал я об этом как-то отстраненно: мол, а у Николая-то сестрица прехорошенькая! Наутро нам с ним была обещана аудиенция у одного очень высокопоставленного человека. Наверное, я поэтому слегка волновался… К тому же в голове у меня бродили мысли о предстоящей свадьбе и, чего греха таить, о грядущем присвоении мне очередного звания. Словом, впереди меня ждало светлое будущее: удачная карьера, юная скромная девица из знатной семьи, в число родственников которой предстояло войти и мне, богатство, признание. А княжна сидела с нами за столом, у нее вроде болела голова, или еще что-то ее беспокоило. В общем, она не стала долго засиживаться. Ушла в свою комнату. Мы посидели с Николя, выкурили по сигаре и пошли спать.

— А дом у них был большой? — отчего-то поинтересовался барон де Кастр.

— Обычный дом. Слишком большой, чтобы княжеское семейство, бывшее в ту пору довольно бедным, могло его полностью содержать. Часть дома была закрыта до лучших времен, а сам дом не ремонтировался не меньше полувека, так что половицы в нем скрипели, как бы вы ни старались осторожно ступать.

— Эти скрипящие половицы, наверное, повлияли на вашу судьбу, — попытался угадать Себастьян.

— Не просто повлияли, а, как ни смешно это звучит, коренным образом изменили ее. Мой приятель князь Николя видел уже третий сон, а я пребывал в некой полудреме, потому что бравый военный так храпел, что в доме дрожали стены. Наверное, поэтому, услышав осторожный скрип, я сначала подумал, что мне он чудится. Но потом что-то с грохотом упало — позже я узнал, что на кухне со стола свалилась миска, — и я проснулся окончательно…

— Это оказались воры? — затаив дыхание, спросил барон де Кастр; повествование Разумовского он слушал, как ребенок, глядя на рассказчика во все глаза.

— Первой моей мыслью и было: «Воры!» Я взял свой пистолет и осторожно выглянул в коридор. Каково же было мое удивление, когда я увидел удаляющуюся женскую фигуру. Это была княжна. Мысль о том, что это привидение какой-нибудь княгини-прабабушки, не пришла мне в голову — слишком материален был женский силуэт, хотя он и направлялся отнюдь не в жилую часть дома. Если что и могло сбить меня с толку, так только это.

— А вы хороший рассказчик, граф, — заметил больше молчавший Григорий, — перед глазами все так живо и предстает. Затемненный коридор, ведь ваша княжна шла куда-то и уносила с собой свет, — явное предчувствие тайны…

— Не перебивай, Грегор, — осадил его барон, — у меня холодеет кровь, когда я начинаю думать, что это за женская фигура и куда она направлялась. А после твоих слов очарование словно рассеивается. Ты умеешь в момент лишить человека иллюзий…

— Зачем же зрелому человеку иллюзии? — проворчал Тредиаковский. — Чай, не девица!

— А зашла эта фигура, — продолжал рассказ Леонид, соединяя руки приятелей в знак примирения, — в небольшую каморку, кладовую, где хранились всяческие хозяйственные мелочи. Представьте, господа, мое изумление: что могло понадобиться княжне среди ночи в какой-то там кладовой?! Мне захотелось это узнать, и я осторожно, помня о скрипящих половицах, двинулся следом за девушкой.

— У вашей княжны могла быть просто бессонница, — высказал предположение Григорий; в его голосе явственно прозвучало осуждение любопытству графа. — Может, она захотела взять в кладовой какую-нибудь старую книгу, дневник. Понятное дело, она не ожидала, что за нею станут шпионить в собственном доме!

— Ты, Грегор, как всегда, суров к человеку, — вступился за рассказчика Себастьян. — Я бы тоже до срока не стал себя обнаруживать… И вообще, не мешай рассказу, потому что всякий раз граф сбивается с настроя, а от этого история не выглядит такой захватывающей.

— Господа, я вовсе не собирался ее пугать или шпионить за нею, это произошло невольно. Я понимаю, что поступать так не следовало, но любопытство оказалось сильнее меня. Словом, когда я со всеми предосторожностями подкрался к двери в кладовую, княжна обеими руками упиралась в каменную кладку каморки, а сразу за полками медленно отходила в сторону эта самая каменная стена…

— Там оказался тайник?

— Берите выше — потайная комната!

— И как вы себя обнаружили?

— Просто сказал: «Бог в помощь!»

— Представляю, как испугалась бедная девочка! — пробурчал Тредиаковский. Он бы с удовольствием залепил кружкой в лоб этому самодовольному павлину.

Отчего-то чем подробнее рассказывал граф о своем знакомстве с Софьей, тем большую антипатию у Григория он вызывал.

— А с чего вы взяли, что она — бедная? Понятное дело, от неожиданности она вздрогнула, но не более. Зато, не было бы меня рядом, кто знает, отыскала бы она там семейное золото. И уж точно после нашего визита в эту потайную комнату она, да и ее брат с матерью перестали быть бедными.

— Но вы-то, граф, вы! — тараторил в возбуждении де Кастр. — В какой момент почувствовали к ней интерес? Уж не тогда ли, когда вам в глаза блеснуло золото?

— Разве я сказал, что беден? Я и до знакомства с княжной не считал, что деньги в жизни — все, и после не стал требовать приданого, хотя ее брат обещал все по чести разделить между собой и ею, — оскорбился Разумовский. — Кстати, Даша — моя бывшая невеста — была не менее богата, но и у меня богатейшее поместье под Москвой…

— Простите, граф, я увлекся своими предположениями, так что нечаянно заподозрил вас в корыстолюбии. Но вы ведь сами сказали, что поначалу княжна вам не понравилась. Когда же вы почувствовали к ней расположение?

— Смешно сказать, когда мы с нею мыли в умывальной найденный нами слиток — он-то и оказался золотым. Первое, что я почувствовал, это запах. От нее пахло молоком, как от грудного младенца! А ее коса! Представьте себе, толстая, в руку, золотая коса, не в прическе, не присыпанная пудрой, а которую так легко представить себе расплетенной… Я никогда прежде не замечал, как чувственны могут быть женские волосы… А какие у нее были губы, когда она, вымыв руки, плеснула холодной водой себе в лицо. Влажные от воды, алые… мокрые щеки. И капелька воды на ресницах… Потом ей пришлось протискиваться мимо меня — в умывальной было трудновато разминуться, и княжна невзначай задела меня бедром. В этот миг во мне будто взорвалось что-то. Я едва не задохнулся от охвативших меня чувств…

— Как это прекрасно! — проговорил барон.

А Тредиаковский готов был задушить самовлюбленного, как он считал, графа.

— Я схватил ее в объятия, прильнул к губам и забыл обо всем на свете. И только тогда понял, что любовь не всегда может проявлять себя с первого взгляда, но, наоборот, чем больше узнаешь любимого человека, тем сильнее привязываешься и вскоре уже не мыслишь себе жизни без него…