Запретное пламя

– Бери его, сколько тебе нужно, – гневно нахмурившись, он встал из-за стола и пошел к себе в комнату.

Несколько минут спустя он появился сно­ва, дьявольски привлекательный в своих чер­ных брюках и темно-красной рубашке.

– Не жди меня, – желчно произнес он. Спустя пять часов, которые тянулись так долго, будто время остановилось, после того, как Кэтлин убрала со стола, помыла и вытерла посуду, вымыла пол на кухне, она разожгла камин, взяла книгу и попыталась читать, но не смогла понять ни слова и отбросила книгу в сторону.

Она горестно смотрела на огонь. Танцую­щие языки пламени загипнотизировали и усы­пили ее.

Как всегда, Рэйф вошел в ее сны со всей силой своей притягательности и озорной улыб­кой. Но на этот раз сон превратился в кошмар. Она видела уже не одного, а множество индей­цев в боевой раскраске. Они скакали по ранчо, убивая отца, Лютера, ковбоев, поджигая дом и услышала, как кто-то зовет ее, как чьи-то руки трясут ее…

– Кэтлин! Черт возьми, Кэти, проснись!

Вернувшись, Рэйф увидел слезы на ее ще­ках, услышал горестные стоны и теперь обеспокоенно тряс ее за плечи.

Ее веки задрожали, приоткрылись, он об­нял ее.

– Все хорошо, – прошептал он, опускаясь на пол у камина и прижимая ее к себе. – Все хорошо.

Он гладил ее волосы, его дыхание щекота­ло ее щеку – такое нежное, теплое, чуть пах­нущее бренди.

Кэтлин прижалась к нему, благодарная за то, что он крепко обнимал ее своими сильны­ми руками, успокаивал прикосновениями и голосом, низким и хриплым, заверяя в том, что бояться больше нечего.

– Мне приснился кошмар, – произнесла Кэт­лин, – тот день, когда убили отца…

Сама того не замечая, она замерла в его объ­ятиях.

Рэйф почувствовал, что тело ее напряглось и каким-то образом отдалилось. Он снова про­чел обвинение в ее глазах. Он почти слышал, как она презрительно произнесла про себя сло­во «индеец».

– Теперь все нормально? – холодно спро­сил он.

Кэтлин кивнула, не в силах отвести глаз, что попали в плен его взгляда. Она почувство­вала глубокую боль в его глазах, невысказан­ную горечь в прикосновениях рук, все еще об­нимавших ее.

– До каких пор ты будешь винить меня в том, что случилось с твоим отцом? – отрывис­то спросил он. – Когда ты перестанешь нена­видеть меня за то, что я индеец, и себя за то, что вышла за меня замуж?

– Рэйф…

– Я не дикарь, Кэтлин. Я никого никогда не убивал. Я не дикарь, – повторил он, не сво­дя с нее горящих черных глаз. – Если бы я был дикарем, то сейчас ты уже была бы жен­щиной, и… о, Боже, – пробормотал он, – на­верное, я все-таки дикарь…

Рэйф приблизился к Кэтлин, и они слились в поцелуе, сильном до сладкой боли. Его язык требовательно заскользил по ее нижней губе, ища вход в томительную неизвестность за ней…

Кэтлин не сопротивлялась. Она обняла его шею, приоткрыла губы, впуская его язык, от­вечая на поцелуй.

Тепло камина не шло ни в какое сравне­ние с жаром, который мгновенно охватил их обоих.

У Кэтлин вырвался низкий стон, когда его губы заскользили по ее шее, прочерчивая влаж­ную дорожку на нежной коже горла. Сердце ее забилось, словно кузнечный молот, когда руки Рэйфа скользнули по ее груди и коснулись бе­дер. Не отнимая губ, он опустился на пол, ув­лекая ее за собой, и теперь их тела прижима­лись крепко друг к другу: бедра к бедрам, лоно к лону…

Его рука скользнула под ночную рубашку и медленно, возбуждающе двинулась от щиколотки к бедру. У нее захватило дыхание от прикосновения к ее обнаженной коже, и она крепче прижала его к себе, их языки не пере­ставали ласкать друг друга.

Откуда-то издалека Кэтлин услышала звук – настойчивый, раздражающий. Она тихо засто­нала, когда Рэйф оторвал свои губы от нее, и только тогда поняла, что кто-то стучится в па­радную дверь.

Рэйф оставил Кэтлин и, выругавшись про себя, направился к двери. Его рука потянулась к винчестеру, висевшему над дверью. Он глу­боко вздохнул:

– Кто там?

– Поли.

Рэйф, нахмурившись, открыл дверь.

– Что, черт возьми, ты делаешь здесь так поздно?

– В корале неприятности, – объяснил Поли. – На коня Кэтлин напала пума.

– О, нет! – вскрикнула Кэтлин, – Рэд… он еще жив?

– Да, мэм. Но, по-моему, вам нужно пойти посмотреть на него.

– Да-да, конечно.

Крупный жеребец лежал на боку в корале. Его шея и бока были покрыты ранами, и Кэтлин показалось, что все кругом залито кровью. Но не эти раны были самыми худшими. Борясь с пу­мой, жеребец сломал левую переднюю ногу. Конь тихо заржал, уловив ее запах; Кэтлин, сдержи­вая слезы, опустилась рядом с ним на колени.

– Насколько это серьезно, Поли? – спроси­ла она, гладя коня.

– Очень серьезно, миссис Галлахер.

– Его придется убить?

– Не знаю. Вам решать, а не мне.

– А что бы ты сделал?

– Если бы он был моим, я попытался бы спасти его.

Кэтлин кивнула.

– Я могу как-то помочь?

– Оставайтесь рядом. По-моему, ваше при­сутствие его успокаивает.

Следующие два часа она сидела рядом с Рэдом, пока Поли вправлял сломанную ногу и аккуратно зашивал многочисленные раны на шее и боках животного. Рэйф оставался с ней, поддерживая голову жеребца, чтобы тот не смог подняться.

Близился рассвет, когда Поли встал. На его лице отражалась усталость, руки были залиты кровью.

– Я сделал все, что мог, миссис Галлахер. Теперь остается только ждать.

Кэтлин медленно поднялась. Ноги и спина болели от долгого сидения.

– Спасибо, Поли.

– Придется держать его в одном из стойл, пока кость не срастется. Мне бы не хотелось, чтобы он гулял по ранчо в таком состоянии.

– Ему это не понравится, – заметила Кэт­лин со слабой улыбкой, – а когда нога зажи­вет, на нем ездить будет не лучше, чем на медведе. Ты же знаешь, что бывает, когда его не выгуливают каждый день.

Поли кивнул. Не было уверенности в том, что она когда-нибудь вообще сможет ездить на гнедом, и они оба знали это.

– Пошли, Кэтлин, – произнес Рэйф, обни­мая ее за плечи. – Тебе надо немного поспать, да и Поли, думаю, тоже.

Она без возражений и даже охотно последо­вала за ним в дом. Его рука соскользнула на ее талию, когда они шли по узкому коридору к спальне Кэтлин. Он убрал руку, когда они до­шли до двери, и неожиданно им обоим стало неловко.

Они были недавно так близки, подумала Кэт­лин. Если бы она знала, как вернуть ощущение тех минут у камина! Она уже собиралась попро­сить его остаться с ней на ночь, чтобы насла­диться его успокаивающим присутствием, узнать, как это – заснуть в его объятиях… Но тут ее посетила неожиданная мысль о прости­тутках, раскрашенных, надушенных и напуд­ренных, в одной постели с Рэйфом, которые лас­кали его, как это недавно делала она, руками, более опытными, чем ее собственные.

– Спокойной ночи, Рэйф, – сухо произнесла она. Как она могла позволить ему поцеловать себя? Как могла она забыть, что он предпочел других женщин ей, своей жене?

– Кэтлин, – невысказанное желание обнять, успокоить, прозвучало в его голосе. Долгое мгновение они стояли рядом, не касаясь друг друга.

Я хочу его, думала Кэтлин, хочу, несмотря на всех этих женщин…

Рэйф ждал в надежде, что Кэтлин попросит его остаться, но когда она не сделала этого, он засунул руки в карманы и отвернулся. Холод­но и горько он пожелал ей спокойной ночи и оставил ее одну, так и не прикоснувшись к ней.

В следующую субботу Кэтлин сказала Рэйфу, что ей нужно съездить в город, чтобы по­полнить запасы, но на самом деле ей хотелось уехать с ранчо. Ей нужно увидеться с Кристи­ной, поговорить с кем-нибудь, кто выслушает ее, не пытаясь судить.

Утром она тщательно оделась: внешний вид сейчас был очень важен, более важен, чем ког­да-либо. Никто в городе не должен догадаться, что она несчастлива, что ее брак далек от со­вершенства.

Она выбрала зеленое платье с крошечными белыми цветочками, вышитыми на корсаже. Широкий белый кушак опоясывал талию, а черные кожаные ботинки туго охватывали ее щиколотки. Она в последний раз бросила быст­рый взгляд в зеркало перед тем, как выйти из комнаты. Платье шло к ее волосам и глазам, подчеркивало достоинства фигуры. Ей подума­лось: заметит ли Рэйф, как хорошо она выгля­дит? Но тут же выругала себя за то, что думает об этом.