Запретный огонь

Эндрю Уэстерфилд тут же оживился. В ожидании ответа отца можно поразвлечься. Кровь быстрее побежала в его жилах. Опустив воротник, он отряхнул сюртук и расправил плечи. Прислонившись к дверному косяку, Эндрю наблюдал, как тюремщик повел девушку в соседнюю дверь. Она украдкой взглянула на него? И говорить нечего! Он снял потрепанную касторовую шляпу и поклонился.

У Эндрю руки онемели от холода, он потер их и, поднеся ко рту, согревал дыханием, не покидая своего поста. Вскоре тюремщик вышел и отправился по своим делам. Эндрю ждал. Тревожиться не о чем, среди здешних обитателей ему нет равных.

Вскоре его терпение было вознаграждено. Девушка вышла во двор, ее черные шелковые юбки задели порог соседней камеры. Эндрю выпрямился и подошел ближе.

— Эндрю Уэстерфилд, к вашим услугам, мисс. — Он снял шляпу и, расшаркавшись, поклонился. — Добро пожаловать в Маршалси.

— Ха! — ухмыльнулась девушка, отбросив пшеничные кудряшки. — Тоже мне, добро пожаловать! Вы видели? Помощник шерифа мне чуть руку не сломал, а тюремщик зад прищемил! — Она потерла ягодицы, и взгляд полуприкрытых глаз Эндрю с надеждой задержался там.

— Да что вы говорите? — посочувствовал он, подходя ближе.

— Я не шлюха какая-нибудь, я горничная весьма респектабельной леди, — сказала девушка, вскинув голову и прихорашиваясь.

— Конечно, дорогая, это сразу видно. Но я оказался в невыгодном положении. Вы знаете мое имя, а я еще не узнал ваше.

— Биделия Мид, — бросила она. — Для вас Бидди. Все мои друзья меня так называют.

— Значит, Бидди. — вкрадчивым тоном сказал Уэстерфилд. — И как вы оказались в этом ужасном месте, дорогая Бидди?

— Я стянула безделушку с туалетного столика хозяйки. Совсем маленькую. У нее их столько, что, думаю, она не станет скучать по крошечной брошке.

— И за это вас отправили сюда?! Вы не могли ее просто вернуть?

— Я продала ее, сэр. За хорошие деньги, но все потратила и не могла содержать себя. А теперь останусь здесь до конца дней своих. И все по его вине!

— По чьей? — Мозг Эндрю лихорадочно работал. Воровка может пригодиться. Хотя, конечно, надо научить ее красть, не попадаясь.

— По вине его сиятельства, всесильного графа Грейшира, вот по чьей!

— Кингстон?! А он-то здесь при чем?

— Очень даже при чем. Я два года работала на него в его лондонском доме, скребла горшки, полы, ступеньки, выполняла все его требования, расстилалась перед его матерью, когда та приезжала в Лондон. А потом он уволил меня ни за что. Видите ли, я грубо вымыла ту птичку, которую он взял отсюда в компаньонки своей матери. У меня были все шансы на эту роль! — Бидди ткнула себе пальцем в грудь. — Так нет, ему понадобилась особа благородных кровей, эта королева Маршалси.

— И все-таки я не понимаю…

— Он не дал мне рекомендательных писем, и мне пришлось довольствоваться меньшей платой, — пояснила девушка. — На нее трудно было прожить, поэтому я украла брошку, решив, что время от времени могу поживиться безделушками хозяйки, и концы в воду.

Эндрю Уэстерфилд облизнул губы, предвкушая сладкую месть, которую он готовил Грейширу за сломанный нос, испортивший его красивое лицо. Значит, тут замешана леди Ларк Эддингтон. Он увидел ее первый и вскружил бы ей голову, если бы Грейшир не увез ее.

Бидди еще молола вздор, Эндрю вполуха слушал ее возмущенные высказывания. В конце концов, что она ему? Лишь средство для постельных удовольствий. Но ему нужно узнать больше.

— …и если бы граф был порядочным и сдержал слово, ничего бы этого не случилось, — закончила Бидди, кутаясь в платок.

— Вы замерзли, дорогая? — Уэстерфилд снял сюртук и, не дожидаясь ответа, накинул ей на плечи. Резкий порыв ветра хлестнул его, он вздрогнул, но не жалел о своем поступке. Это хорошее начало, и он улыбнулся, когда девушка закуталась в пропахшую потом, выношенную шерсть. Странно, пока он носил сюртук, запаха не замечал. — Скажите, граф все еще в Лондоне? — поинтересовался он.

— Нет. Он уехал на побережье со своей драгоценной леди Ларк Эддингтон, чтобы познакомить с мегерой-матушкой, а когда они поладят, он вернется и попросит руки леди Энн Катбертсон.

— М-м-м. — протянул Уэстерфилд. — А леди Энн, она, как я понимаю, осталась в Лондоне и терпеливо ждет его возвращения?

— Да пошли они все к черту!

Эндрю обнял Бидди за плечи.

— Ну-ну, не будьте такой вспыльчивой, дорогая, — промурлыкал он, ведя ее по узкому двору. — Погуляйте со мной, расскажите мне о лорде Грейшире. Я тоже на него обижен и давно хочу ему отплатить. Если мы объединим усилия, то это будет весьма… выгодно для нас обоих.

Ей нужны уговоры. Забыв о холоде, Уэстерфилд прохаживался с Бидди в самом неподходящем для прогулок месте и слушал ее с большим сочувствием.

Глава 10

Графиня была довольна поведением Ларк на ее первом обеде в Грейшир-Мэноре и, не теряя времени, сказала ей об этом. Если бы Ларк повиновалась безмолвной команде графа, это навсегда бы испортило отношения с неподражаемой леди Изобел, и Ларк благодарила божественное провидение, что у нее достало ума принять правильное решение. Неужели каждый вечер в обеденном зале будет происходить баталия между Грейширом и его матушкой? Если так, то ей остается умолять о разрешении обедать у себя всякий раз, когда граф будет в поместье.

Чем она вызвала его гнев? Почему он сделал все возможное, чтобы смутить ее? Ведь не всегда так было. Он был очень добр и любезен в Маршалси и в лондонском доме держался как безупречный джентльмен. Эта новая, неприятная черта характера графа открылась во время путешествия на побережье и расцвела пышным цветом, когда он представил ее своей матери мокрой, растрепанной, перемазанной грязью. Словно получил от этого какое-то садистское удовлетворение. Ларк голову сломала, но так и не могла найти причину.

Завтрак прошел без инцидентов, и вскоре Ларк, Агнес, леди Изобел и Грейшир в ландо графа отправились в Плимут, чтобы пополнить гардероб Ларк и снабдить одеждой Агнес.

Четырехместная коляска была несколько меньше и осадкой ниже, чем дорожная карета, которую отправили в ремонт, поэтому пассажирам было довольно тесно. Графиня настояла, чтобы Ларк села напротив, дабы во время долгой поездки они могли разговаривать лицом к лицу. Сетуя на габариты сына, леди Изобел причитала, что он стеснит ее и помнет ей платье, поскольку она всегда берет с собой трость и кожаный саквояж с лекарствами и туалетными принадлежностями. Ларк подозревала, что подобный прием часто используется в общественных экипажах, чтобы отбить охоту у других пассажиров садиться слишком близко. Графиня добилась своего. Она усадила рядом с собой Агнес и прогнала сына к Ларк. Хотя Ларк так прижалась к стенке кареты, что кожаный поручень задевал ее шляпу, все равно Грейшир сидел чересчур близко, чтобы чувствовать себя комфортно.

Ларк пробовала упереться в кожаную спинку, жалея, что это не роскошные бархатные подушки дорожной кареты. Гладкая кожа не позволяла ей удержаться, и всякий раз, когда карета накренялась, Ларк скользила к твердому, мускулистому бедру графа. Да и на ровных участках дороги они соприкасались. Сквозь складки белого муслинового платья она чувствовала жар его тела и жалела, что поспешила и выбросила свой дорожный костюм в мусорный ящик. Его можно было бы привести в порядок, шелк более плотный, а дождя сегодня не предвидится. На небе ни облачка.

— Вам удобно, дорогая? — поинтересовалась графиня.

— О, весьма, — уверила ее Ларк.

Ее голос действительно дрогнул? Судя по любопытству на лице графа, этим вопросом можно не задаваться.

— Вы, кажется, мыслями далеко отсюда, — заметила графиня. — О чем вы думаете?

— О погоде, — ответила Ларк. — Думаю, в Лондоне я бы сейчас вместо муслина и спенсера надела плотное шелковое платье и пелерину, чтобы не замерзнуть. Здесь, на побережье, удивительный климат.

— Вы привыкнете к нему, — глубоким баритоном заметил граф.

Они сидели так близко, что звук резонировал. Как от брошенного камешка по поверхности тихой воды бежит рябь, так от этого звука у Ларк возникло странное ощущение тепла и холода, огня и льда. Леденящий холодок пробежал по спине. Их бедра все еще соприкасались, и Ларк напрягалась. К ее ужасу, его тугие мускулы ответили. Горячая кровь бросилась ей в лицо. Он смотрит на нее? Ларк не осмеливалась взглянуть. Она молилась, что это не так. Она снова краснеет. Она всегда знала, когда краснела, — лицо горело огнем. Этот недостаток раздражал ее больше всего.