Каролина

— Я принесла вам по одному платью на каждый случай: полосатое надевайте утром, зеленое и персиковое — днем, золотое — вечером. Персиковое я выбрала специально для вас, cherie, и в нем вы будете выглядеть совсем взрослой.

Каролина просияла.

— О, мадам Фонтейн, вы как добрая фея из волшебной сказки! Не могу выразить, как я вам благодарна!

— Дорогая, — сдержанно заметил Алекс, — не сомневайтесь, скоро у вас будут дюжины платьев, ничуть не хуже этих. Портной в Филадельфии успеет сшить их для вас.

Мадам Фонтейн презрительно прищурилась.

— Уж не хотите ли вы сказать, что мои платья недостаточно хороши? Вам, месье Бовизаж, следовало бы знать, что подобных любезностей я не делаю больше ни одному мужчине! Вы представляете себе, сколько времени я потратила…

Не дожидаясь конца тирады, Алекс обнял мадам Фонтейн за плечи и вышел вместе с ней из комнаты. Прежде чем за ними захлопнулась дверь номера Алекса, Каролина услышала его слова:

— Прошу вас, Колетт, давайте обойдемся без взаимных упреков. Я по достоинству ценю ваши усилия и намерен сейчас же доказать это!

Каролина застыла перед зеркалом, рассеянно прижимая к себе золотистое платье. Глаза ее были печальны. Однако очень скоро она воспрянула духом. Не прошло и пяти минут, как дверь номера Алекса отворилась и он снова появился на пороге вместе с мадам Фонтейн, которая на ходу засовывала в ридикюль пухлую пачку банкнот. Каролина с удовольствием отметила, что из замысловатой прически мадам Фонтейн не выбилось ни единого волоска, а галстук на шее Алекса был все так же аккуратно завязан. Проводив модистку до экипажа, Алекс вернулся к Каролине.

— Ну, малышка, Колетт приберегла для вас свой главный сюрприз.

Он озорно подмигнул Каролине и показал ей великолепный плащ — длинный, бежевый, с широкими рукавами, отороченными, как и капюшон, мехом рыжей лисы.

— Колетт сшила его для себя, — с улыбкой сказал Алекс. — Она всегда любила необычные вещи. Но, увидев тебя, Колетт поняла, что ты создана для этого плаща, и решила отдать его тебе. Не без соответствующей компенсации, разумеется!

Каролина бережно взяла плащ в руки и погладила пушистый мех.

Алекс между тем продолжал:

— Что ж, дело к вечеру. Думаю, мне пора оставить тебя, чтобы ты переоделась к ужину. Сегодня вечером я собирался навестить своего друга, однако Пьер так просил не оставлять тебя одну, что я решил отправиться туда с тобой. Нас будет трое, это вообще не принято, но, к счастью, Александр — респектабельный женатый человек. Надеюсь, ты успеешь одеться за час?

— О, конечно! Я так рада, Алекс!

— Хорошо. Надень персиковое платье. Вечерний ветер был так прохладен, что Каролина надела новый плащ, в котором выглядела неотразимо. Алекс едва удержался, чтобы не выразить своего восхищения. Пока они ехали в экипаже до Уолл-стрит, он молчал, поэтому девушке не оставалось ничего иного, как смотреть в окно.

Внезапно повернувшись, Каролина поймала на себе взгляд Алекса: он смотрел на нее так, что ее охватило волнение. Казалось, Алекс прикасается к ней, но он не двинулся с места. В эту минуту экипаж остановился, дверца открылась, и кучер помог Каролине выйти.

Не успел Алекс взяться за дверной молоток, как в окне появилась смеющаяся физиономия. Потом дверь отворилась, и навстречу им вышел высокий стройный человек с тонкими чертами лица и рыжевато-каштановыми волосами. В нем чувствовались достоинство и уверенность в себе. По тому, как тепло он встретил Алекса, Каролина поняла, что это его близкий друг. Ее Александр Гамильтон приветствовал с непринужденным очарованием.

Взяв у Каролины плащ, Алекс окинул взглядом ее молочно-белые плечи, окутанные облаком прозрачной ткани. Девушка нерешительно подняла глаза, надеясь услышать от Алекса что-нибудь приятное, но он промолчал и отвернулся. Однако Каролина увидела в его взгляде больше, чем хотела услышать.

У Гамильтона был небольшой, но уютный дом. Провожая Алекса и Каролину в гостиную, он заметил:

— Прошу прощения, мисс Бергман, дом еще не приведен в порядок. Возможно, Алекс рассказал вам, что я недавно купил его и до сих пор здесь не обосновался. Пока британцы все еще занимают Нью-Йорк, жизнь в городе внушает мне некоторые опасения, а о том, чтобы перевезти сюда семью, не может быть и речи.

— А где сейчас ваша жена, мистер Гамильтон?

— Летом мы покинули Филадельфию и пока поселились в Олбэни у ее родителей — Шуйлеров.

— Нам будет очень тебя не хватать, Александр, — заметил Алекс, — а мне не с кем будет вести политические дискуссии.

— Уж об этом тебе нечего волноваться! — рассмеялся Гамильтон. — По соседству со мной живут человек семь адвокатов. Как ты догадываешься, некоторые из нас исповедуют одинаковые политические взгляды. Кстати, как раз за углом живет Барр.

Друзья предались общим воспоминаниям о войне, Алекс рассказал о недавней встрече с Костюшко и последних новостях о генерале Вашингтоне. Каролина ничего не знала о Гамильтоне, но догадалась, что в годы войны он имел тесные контакты с Вашингтоном. Молча слушая разговор друзей, она незаметно поглядывала на Гамильтона. Светлокожий и рыжеватый, он казался одних лет с Алексом, таким же умным и обаятельным, но при этом значительно отличался от него.

Аристократичный Гамильтон имел изысканные манеры и держался весьма учтиво. Каролина догадалась, что он уже многого достиг и твердо намерен продолжить карьеру.

От Алекса исходили необычайная энергия, жизненная сила и обаятельная бесшабашность. «Он мог бы прославиться на войне, — подумала Каролина, — но предпочел славе опасность и приключения». Алекс никогда не изменится, решила девушка, услышав вдруг знакомые ей слова:

— В конце концов, мой отец не был джентльменом. Полагаю, это наша фамильная черта.

Каролина печально взглянула на Алекса. Он откинулся в кресле и расхохотался, казалось, совершенно забыв о ее существовании.

В дверях появилась служанка и сказала, что ужин готов. Гамильтон пригласил гостей к столу, Задав Каролине несколько любезных вопросов и сообщив, что знал и уважал ее отца, он вновь переключил внимание на Алекса. Девушка испытала облегчение, ибо до смерти боялась, как бы Гамильтон не начал расспрашивать ее о семье. Когда же он вдруг упомянул ее отца, Каролина, испугавшись, отчаянно попыталась припомнить хоть что-то из своей прошлой жизни, но так и не смогла.

Ужин показался девушке длинным и скучным.

Друзья говорили о преследовании сторонников тори и, в частности, о семье Уоллингхэмов.

— Алекс, их трудности вовсе меня не удивляют, — заметил Гамильтон. — В Нью-Йорке меня осаждают клиенты, называющие себя роялистами. Эти люди во время оккупации бежали из города, а теперь собираются возбуждать дела против граждан, оставшихся в своих домах и живших здесь, несмотря ни на что.

— Я слышал о нарушениях границ частных владений. Как это согласуется с мирным договором? Война закончилась, значит, все теперь чисты перед законом и должны жить спокойно. Не понимаю, как можно проявлять такую мелочность!

— Не старайся убедить меня в этом, Бовизаж, я давно придерживаюсь таких же взглядов. А пожив некоторое время в Нью-Йорке, только укрепился в них. Полагаю, ты заметил, в каком плачевном состоянии этот город. Необходимо, чтобы сюда вернулись солидные люди с капиталом — только тогда Нью-Йорк возродится. А недальновидные американцы, с которыми я имею несчастье общаться, желают высылать своих же сограждан без суда и следствия. Уверяю тебя, это издевательство над идеалами, что мы отстаивали в этой войне! Земля «свободолюбцев» насмеялась над всеми принципами, лежащими в основе нашей жизни. И это, заметь, тогда, когда еще не высохли чернила на мирном договоре, а британцы не успели покинуть наши берега!

— А меня, Гамильтон, более всего тревожит, какое впечатление сложится о нас у всего цивилизованного мира, — заметил Алекс. — Для молодого государства, отчаянно нуждающегося в развитии торговли, непозволительная роскошь — столь откровенно игнорировать принципы мирного договора!