Львица и лилия

— А у вас в доме есть привидения? — поинтересовалась Пурилла.

— Домоправитель может показать вам кое-какие записи об этом в домашнем архиве, — ответил граф. — Лично я никогда не видел ни одного призрака, хотя моя бабушка обычно клятвенно заверяла нас, будто она встречала одного из них в одежде придворного времен Карла I. Он двигался по коридору, а когда она спросила его, что он там делает, — он исчез!

Пурилла рассмеялась.

1 — Должно быть, она сильно растерялась. Как вы полагаете, это хорошее или плохое предзнаменование?

— Я думаю, ему самому было плохо, — ответил граф. — Он был вынужден все время бродить по Року, вместо того чтобы прогуливаться по Элизиуму или какому-нибудь другому раю, в который, возможно, верите вы.

В комнате воцарилась тишина.

Первой ее нарушила Пурилла:

— А вы верите в… рай?

Серьезность ее тона заставила и графа заговорить без тени иронии.

— Честно говоря, не могу точно сказать, верю или нет, — ответил он, — так же как не уверен, действительно ли некоторые люди обладают сверхъестественными способностями или они всего лишь шарлатаны, живущие за счет примитивных суеверий, которые веками привлекают к ним интерес.

—  — Возможно, когда-нибудь вы узнаете, правда это или нет. Я чувствую, всем нам это предстоит, — заметила Пурилла.

Вскоре разговор перешел на другую тему.

Позже, вспоминая их беседу, граф утвердился во мнении — Пурилла верила во все сверхъестественное. Меньше всего он удивился бы, если бы она вдруг сказала ему, что сама видела призраков в Роке.

Пока они медленно двигались в сторону конюшен (ведь графу следовало беречь силы), Литтон продолжал размышлять на эту тему.

Пурилла почти ни с кем не общалась. Компанию ей чаще всего составляли ее конь и пес, и не было ничего странного в том, что они научились инстинктивно понимать свою хозяйку.

И хотя она не рассказывала ему об этом, граф не сомневался — она легко могла позвать к себе Джейсона, даже не произнося вслух его имени.

Стоило ей только подумать о нем, как песик почти немедленно оказывался рядом.

Граф был поражен этим, но потом он вспомнил: такая близкая и прочная связь между людьми и животными вырабатывалась на протяжении столетий.

Он еще не видел Пуриллу в общении с ее конем Меркурием и не скрывал своего любопытства.

Не успели они войти в конюшню, как в одном из стойл раздалось радостное ржание. «Скорее всего, — решил Литтон, — это и есть Меркурий», и он не ошибся.

— Удивительное создание этот конь, миледи. Он шумел уже минуты три! — вышел им навстречу грум. — То-то я замечаю, он и впрямь заранее знает о вашем приближении.

Пурилла улыбнулась и не стала возражать, а граф, забыв о собственных лошадях, последовал за ней к стойлу, где Меркурий уже демонстрировал неописуемое волнение.

Но как только Пурилла приоткрыла дверь, конь сразу же успокоился и потянулся к ней мордой. Граф увидел породистого, хорошо выезженного с великолепным экстерьером коня. Такой экземпляр мог бы стать украшением любой конюшни.

— Это Меркурий! — сказала Пурилла, хотя это было уже лишнее.

— Я догадался, — ответил граф. — Уж очень он пытался привлечь к себе наше внимание.

— Его этому не учили, — заметила Пурилла. — Просто он любит меня и всегда знает, когда я думаю о нем.

Ей показалось, граф немного скептически посмотрел на нее, но он ласково потрепал коня и сказал:

— Ну а теперь, когда вы поздоровались с Меркурием, вам следует взглянуть и на моих лошадей, иначе они будут ревновать.

— Можно мне вывести Меркурия?

— Конечно, если вы хотите, — согласился граф.

Он уже ничему не удивлялся. Не удивился он и тому, как Меркурий спокойно последовал за Пуриллой, словно преданный пес, терпеливо поджидая, пока они не заглянут в каждое стойло, чтобы рассмотреть всех обитателей конюшни.

Как он и предполагал, Пурилле нравились самые резвые и непокорные обитатели конюшни.

Конечно, Брук был далек от мысли считать девушку воплощением амазонки, но теперь он не сомневался в любви Пуриллы к животным, которая превращала ее питомцев в послушных и доверчивых спутников.

Даже те лошади, что не обращали на графа никакого внимания, тянулись к Пурилле, похоже, им хотелось, чтобы она приласкала их.

Так они обошли все стойла.

— Я думаю, вам следует теперь вернуться домой. Вы на ногах уже больше часа, да и нянюшка, верно, поджидает вас уже, чтобы напоить вас укрепляющим бульоном.

— Больше я не позволю ей опекать меня! — рассердился граф.

— Она все равно не угомонится, даже если вы попытаетесь образумить ее, — рассмеялась Пурилла, — да и, честно говоря, вам следовало бы быть благодарным ей за это…

Граф не стал ей ничего возражать, и она продолжила:

— Нянюшка видит в вас не только своего подопечного и не только по обязанности ухаживает за вами, нет, она начинает любить вас. И ваши лошади, когда лучше познакомятся с вами, непременно полюбят вас. А вот Меркурий уже вас полюбил.

— Полагаю, он сам сказал вам об этом. — В голосе графа слышалась легкая усмешка.

— Когда вы касаетесь его, он дрожит так же, как когда приветствует меня, — не замечая его сарказма, объяснила Пурилла. — Когда к нему подходят другие и даже ласкают его, он почти не отзывается на их прикосновения.

Она говорила с такой искренностью, что граф не посмел больше иронизировать над игрой ее воображения, хотя и не поверил ей.

— По-вашему, выходит, мне везет, — отметил он, — и я предполагаю, вам кажется, будто и дальше все пойдет гладко.

И эта привязанность ко мне станет шириться и превратится во всеобщую, по крайней мере в рамках поместья?

— Конечно, — ответила Пурилла. — Конечно, разве вы сами не стремитесь к этому? Нельзя называть своим домом место, где нет любви, где люди не доверяют вам и не чувствуют на себе вашей заботы.

У графа мелькнула мысль, что большинство землевладельцев сочли бы эти ее высказывания нелепыми фантазиями сентиментальной барышни.

Но себе-то он не мог не признаться в том, что Пурилла права, пусть это и смущало его.

Отношения в доме должны быть основаны на любви, и все, кто работает для его благополучия, в самом ли доме или за его пределами, отдают ему не только свой труд, но и частицу своей души. Только тогда их труд приносит дому счастье.

В те времена, когда он вел суровую, во многом аскетическую жизнь солдата, подобные мысли никогда не приходили ему в голову. Он знал, что его подчиненные восхищались им. Они с готовностью исполняли его приказы, но он не ждал от них никаких сентиментальных чувств в отношении своей персоны.

Он пытался убедить себя в том, что слова и мысли Пуриллы соответствовали женской логике, с которой можно было легко согласиться из вежливости, но тем не менее не принимать ее в расчет.

Но он не сумел этого сделать. Он не сомневался в правоте Пуриллы. Рок-Хаус, так много значивший для него и для многих предшествовавших поколений семьи, заслуживал искренней любви и уважения. Работе из-под палки и фальшивым заверениям в преданности здесь не должно быть места.

Он обязательно вдохнет в него новую жизнь, и в поместье воцарится дух, присущий самым прославленным полкам гвардии ее величества, поддерживаемый в них всеми поколениями офицеров, тот дух, что рождает в солдатах неизменное восхищение, преданность и любовь.

Служилый человек не может не любить свой полк. Полк для него олицетворяет собой все прекрасное и духовное и настолько глубоко входит в его жизнь, что без него уже трудно существовать.

Перед мысленным взором графа пронеслись вдруг картины того, как он совсем недавно предполагал распоряжаться средствами и временем в своем новом качестве титулованной особы: Лондон, придворная суета, друзья, которых теперь он мог себе позволить принимать в своем доме, увеселения, балы, праздная жизнь.

Но права оказывалась Пурилла. Сначала надо позаботиться о поместье. Рок стоял на первом месте. Здесь требовались переделки, нововведения, улучшения и основательный ремонт.