Путешествие безумцев

– Он такой маленький, – говорит Энни, обведя пальцем все Атлантическое побережье острова.

Ей хочется ощутить шершавость берегового камня, скользкие космы водорослей, обнажившиеся при отливе.

– Нет, – отвечает Эльдон. – Постой.

Он лёгонько дотрагивается до ее руки, и она останавливает свой палец у крохотного кружка Эннистауна.

– Каждый из этих маленьких выступов на самом деле огромный мыс, врезающийся глубоко в море. Так глубоко и далеко, что можно встать там, на его краю, и со всех сторон видеть только океанскую гладь и чувствовать себя самой мелкой, незначительной деталью ландшафта.

Он указывает рукой в сторону окна, словно за ним вместо сада простирается бесконечное пространство Атлантики.

– Видишь? – спросил Эльдон.

– Вижу, сэр.

За окном сияет голубизной небо. Таким же голубым должно быть море. Море, которого Энни никогда не видела.

Они смотрят на воображаемое море. Эльдон уже слышит шум прибоя, чувствует дыхание ветра в своих волосах.

– Вы бывали там, сэр? – спрашивает Энни, глядя на карту Ирландии и стараясь запечатлеть в памяти ее очертания.

– Нет, – мягко отвечает Эльдон, склонив голову набок. – Я не был там, я вообще нигде не был. Я путешествую вот так.

Он кладет на карту свою ладонь, и она полностью закрывает графство Мейо.

– Как вы полагаете, сэр, – спрашивает Энни, – не побывать на родине – это все равно что не иметь или не знать ее?

– Вовсе я так не думаю, – отвечает Эльдон. – Между прочим, многие из авторов старинных карт Ирландии сами никогда там не бывали, хотя и утверждали обратное. Их карты были почти во всем продуктом их чистейшего воображения. А один такой лжепутешественник, Батисто Боацио, начертал имя одного из своих друзей поперек всего графства Килад, словно тот был его полным и единоличным владельцем.

Эльдон вспоминает о карте, которую ему уже не суждено сделать, – на ней в комментариях он предполагал упомянуть и имя Боацио.

– Люди всегда хотят во что-то верить, – сказал он. – И это что-то совсем не обязательно должно реально существовать.

Эльдон не сказал «бог», но Энни поняла, что он клонит именно к этому.

– Но все когда-нибудь кончается, – отрешенно говорит он. – И это тоже.

– Что именно, сэр?

– Открытие мира – путешествия, карты. Изабель права – будущее за фотографией. Фотография сама и есть своя конечная цель. Это не путь куда бы то ни было, это – прибытие.

Эльдон смотрит на Энни, которая все еще видит за окном море.

– Взгляд на фотографию, – повторяет он свою мысль, – это всегда прибытие.

Энни вспоминает, как позировала для Изабель, стоя так тихо, что ее собственное дыхание начинало казаться ей диким и неукротимым. Сейчас оно окружает ее тонкой изломанной линией.

– Ваша карта, сэр, лучше, чем фотография. – Но, говоря это, она чувствует, что предает Изабель.

– Я хотела сказать, – добавляет она быстро, – что ваша карта Ирландии – это нечто далекое и очень близкое одновременно. Она вся здесь, на столе, и она у меня в мозгу.

Когда Энни ушла, Эльдон долго разглядывал карту. Атлантическое побережье было прорисовано исключительно детально – без сомнения, эту карту сделали на основе мореходной карты побережья. Заливы, удобные для якорной стоянки, берега без скал – все сведения, необходимые мореходу. Многие географические карты создавались на основе морских карт – это обычное дело. Координаты, определенные с качающейся палубы или на твердой земле, – те же самые координаты. Те же, да не те – Эльдон только сейчас осознал это. В море по отношению к береговой линии человек ощущает свое место иначе, чем в глубине континента – по отношению к другим формам рельефа. На континенте не может быть такого острого чувства противоположности, да и все категории мышления другие.

Эльдон попытался представить себя на месте мореплавателя, огибающего на судне Ирландию. Как это могло происходить – искать и регистрировать надежные гавани, отмечать безопасные пристани, передвигаясь вместе с зыбкой стихией, увлекающей тебя, и при этом постоянно заботиться об определении точного местоположения, не имея под собой твердой почвы? Навигация по звездам, секстанты. Определяться по звездам – как это странно, чудно… Определять свое местоположение на Земле по отношению к бесконечной, вечно расширяющейся Вселенной… Воображаемые линии, проведенные между нашей, известной и надежной Землей и бесконечно далекими, вечными звездами… Как это нереально звучит – топографическая привязка к пустотам космоса! Использовать невидимое для того, чтобы определить свое место на знакомой Земле!

Широта – горизонтальная линия. Долгота – вертикальная, как прямоходящее человеческое существо, как дерево. Для ее определения необходимо было создать точные хронометры, чтобы как можно точнее определять местное время верхней кульминации солнца, а создание таких хронометров оказалось одной из сложнейших технических задач в истории человечества. Так понятие долготы оказалось непосредственно связано с понятием времени. Пространство и время – движение стрелок на циферблате, координатные сетки карт… Эльдон повторил жест Энни – провел пальцем по береговой линии графства Клэр. Просто непостижимо, как может живое существо довериться этим переменчивым, далеким фантомам пространства и времени, бег которого совершенно неуловим! Вероятно, определение местоположения и координат скорее акт веры, а не научный прием. Линия – только призрак, без толщины и концов. Пространство – пустота. Движение – шаг в никуда. Поверь сам, что ты там, где ты есть.

Энни грезила Ирландией до самого вечера. Ее очертания мерещились ей в дыме, выходящем из кухонной трубы, в пляске языков пламени в кухонной плите. Ком теста, который раскатывала кухарка, напоминал очертания графства Клэр. Размытые очертания карты виделись даже в щетине половой щетки, а когда Энни выбивала об угол дома веник, пылевое облачко показалось ей похожим на Ирландию.

Темным вечером, лежа в постели, она наблюдает, как лунное сияние подсвечивает облака. Одно из них вытянуто, как тот мыс, который она столь же живо себе воображала.

– Ты когда-нибудь видела море? – шепотом спросила она Тэсс. – Ты бывала там?

Тэсс поглощена собственными грезами. То ли предвкушает следующее свидание с Уилксом, то ли смакует то, что уже было. А что было? И что будет?

Что, море? – рассеянно переспрашивает она.

– Ты когда-нибудь бывала на море? – повторила вопрос Энни.

– Когда-то я служила у одной семьи в Гастингсе… – ответила Тэсс.

– И как?

– Там очень влажный воздух, – ответила Тэсс. – Белье совсем не просыхает.

– Но как оно выглядит? – не унималась Энни.

– Ну, оно… – Тэсс не нашла подходящего сравнения и начала раздражаться. Приятное воспоминание о том, как Уилкс прижимал ее, начало вдруг ускользать. – Оно как море.

Энни несколько минут молчит, затем зажигает свечу и достает из-под подушки свою Библию. Со свечой и Библией она пересекает комнату и усаживается на краешек кровати Тэсс.

– Смотри, – говорит Энни, открыв Библию и поднеся к ней свечу.

– Что это? – Тэсс поворачивается, чтобы получше видеть.

– Вот.

На внутренней стороне обложки красуется карандашный контур Ирландии – Энни постаралась воспроизвести все детали, которые только смогла запомнить, стараясь при этом не упустить ни одной.

– Это Ирландия, – говорит она, проводя пальцем по зазубринам Атлантического побережья. – Страна, откуда я родом.

Тэсс молчит.

– Вот графство Клэр, – продолжает Энни, словно пытаясь подсказать Тэсс, как надо реагировать.

Энни слишком сильно наклоняет свечу, и капля растопленного воска падает в океан как раз напротив Голуэя.

– А Англия с этой стороны, – объяснила Энни, постучав по срезу книги.

Она представила себе продолговатый, шишковатый контур Англии рядом с Ирландией на карте мистера Дашелла, широкий пролив, разделяющий эти острова.

– Чтобы попасть сюда, мне пришлось переплыть море, – продолжает объяснять Энни. – Но я тогда была еще младенцем и ничего не помню. Но я знаю, что память об этом до сих пор сохранилась где-то внутри меня, что однажды я была на море. Я была там.