Дочери Рима

— Не ходи, — пытались отговорить ее тогда сестры, узнав о приглашении Нерона. — Нельзя позволить ему позорить тебя, даже если он император.

— Скажи ему, что ты больна, — предложила Лоллия.

Разве у нее оставался выбор? Отца уже не было в живых, Луций, как обычно, находился в военном походе далеко от Рима, Гай был слишком занят своими обязанностями главы семьи. Что касается Туллии, эта мегера, несмотря на все ее рассуждения о женской гордости и добродетели, собственными руками охотно затолкала бы золовку в постель к императору-безумцу, лишь бы добиться для семьи его благосклонности. И Марцелле не оставалось ничего другого, как, стиснув зубы, нарядиться в лучшее платье и отправиться на пир к Нерону.

Теперь же дворец было не узнать. Пыльный. Холодный. Темный. Мозаика и фрески не видны. Половина мебели вывезена и распродана по приказу прижимистого Гальбы. В нос бьет тяжелый дух человеческого пота, а отнюдь не аромат розовых лепестков. Золотой дворец Нерона перестал быть золотым.

Даже мечтательное счастье Лоллии куда-то испарилось, когда она увидела натужные улыбки и тревожные взгляды окружавшей их толпы.

— Что это с ними? — прошептала она.

— Скорее всего, им уже известно то, что я видела на Марсовом поле, — ответила Марцелла. — Что повсюду собираются отряды преторианцев.

Ей тогда не понравилось, как они выглядят. Преторианцы держались плотными кучками и раздраженно жестикулировали.

— Преторианцы вечно всем недовольны. В чем же дело?

— Возможно, сегодня они недовольны больше обычного, — сказал Марцелла и вспомнила недавний слух. — Пизон в очередной раз попытался убедить Гальбу выплатить причитающееся им жалование, но снова получил отказ.

Более того, только слепой не обратил бы внимания на рабов, которых она видела на Марсовом поле. Они носили значки сенатора Отона.

От такого количества людей, набившихся в помещение, воздух сделался тяжелым, спертым. Марцелла с трудом пробилась к нише, где стоял чудом ускользнувший от внимания аукционеров Гальбы яшмовый светильник, инкрустированный серебром. Толпа образовала настоящий водоворот. Вскоре она увидела самого Гальбу, похожего на старую черепаху в тоге. По одну руку от императора находился Виний, по другую — Пизон. Последний выглядел озабоченно, хотя довольно решительно. Корнелия шла, вцепившись в его руку. В следующее мгновение толпа сомкнулась и скрыла их из вида.

Марцелла почувствовала, как ее желудок скручивается в узел, на этот раз от возбуждения.

— Разве это не увлекательно? — не удержалась она. — Быть в самой гуще происходящих событий?

Это совсем не то, что вечно торчать в четырех стенах и ждать новостей.

— Если я хочу пощекотать нервы, то иду на бега, — ответила Диана. — Смотри, вон там, мне кажется, сенатор Отон.

— Отона здесь нет, Диана.

— Нет, но он точно где-то неподалеку. Подстрекает народ к беспорядкам.

Марцелла уже давно пришла к такому заключению. Диана никогда ничего не видит до тех пор, пока это не начнет происходить у нее перед носом. Кузины нашли какого-то раба и, чтобы скоротать томительные минуты ожидания, отправили за вином. Прошло около часа, прежде чем взволнованный курьер сообщил потрясающую новость.

Преторианцы провозгласили Отона императором и в данную минуту несут его на плечах по римским улицам.

Это известие вызвало небывалое смятение. Марцелла пыталась все охватить взглядом, все запомнить, но поняла, что это невозможно. Происходило слишком много всего, чтобы все сразу отложилось в памяти. Она услышала лающий голос Гальбы, отдающего приказы, но не смогла разобрать ни одного сказанного им слова. Она видела белое, как мел, лицо Пизона, когда тот выпрямился и приосанился, чтобы обратиться к когорте охраны, которая все еще находилась во дворце. Выходя, Пизон споткнулся на пороге, и верный центурион помог ему удержаться на ногах. Затем Марцелла увидела пару молодых придворных, игравших в углу в кости. Они потребовали принести им вина, заявив, что хотят выпить его прежде, чем во дворец на копье принесут голову Отона. Но яснее всего она разглядела то, как старая рабыня невозмутимо наполняла кубки вином. Чему же тут удивляться? — подумала Марцелла. Вся эта истеричная смена императоров не имеет к ней никакого отношения. Для нее главное — наполнить кубки вином. Марцелла продолжала смотреть на пожилую рабыню до тех пор, пока та не исчезла в толпе.

Неожиданно она заметила Корнелию — та направлялась в ней, прокладывая себе дорогу в людском водовороте. В голубой столе, в ожерелье из лазурита и с браслетами в тон, старшая сестра выглядела удивительно спокойно. Однако когда она на ощупь нашла руку Марцеллы и крепко ее сжала, ее собственная рука оказалась холодной и влажной. Когда же она так поступала в последний раз? — подумала Марцелла. Когда ей было десять лет, наверно. Тогда отец только что вернулся из Галлии, проведя там два года, и даже не попытался отличить нас одну от другой.

— Тебе не стоило приходить сюда, — сказала Корнелия. — Здесь может быть опасно. Конечно, бояться Отона нет причины, он окажется в цепях сразу, как только преторианцы образумятся. Но во дворце может произойти все что угодно, так что сейчас это не самое спокойное место в Риме. — Корнелия бросила на нее осуждающий взгляд, и Марцелла поняла: даже в эти минуты сестра забоится о приличиях. — Марцелла, ты взяла с собой раба-сопровождающего? Принимая во внимание то, что люди говорят о тебе и Нероне…

— Мне ни к чему сопровождающие, — решительно возразила Марцелла. — Кстати, тебе я тоже не советовала бы находиться здесь. — Незаметно подкрались сумерки, и в помещении замигали огоньки светильников. Марцелла выглянула в окно и увидела у ворот Золотого дворца мерцание факелов. Это любопытные граждане Рима пришли посмотреть на происходящее. Два императора сразу, подумала она. Такое бывает нечасто. Это лучше, чем театральная постановка. Пойдемте все, старые и молодые, займем места получше, чтобы посмотреть увлекательное зрелище!

— Они уже разослали посланников в другие казармы города, — быстро произнесла Корнелия, нервно крутя на пальце обручальное кольцо. — Пизон говорил с преторианцами. Центурион Денс сказал, что они хорошо его приняли. — В голосе Корнелии явственно прозвучала гордость за мужа. — Он напомнил им о чести гвардейцев, о надежде на то, что они не предадут своего императора ради какого-то узурпатора…

— Вообще-то Гальбу тоже можно назвать узурпатором, — пробормотала Марцелла.

Корнелия не слушала ее и взволнованно продолжила:

— …и он еще говорил о стыде, напомнил им об их долге. Наверное, этого не следовало делать, но Гальба решил, что будет лучше, если он пристыдит гвардейцев. Денс заверил меня, что преторианцы достаточно хорошо его приняли…

— Корнелия!..

— И теперь находятся даже те, кто побуждают Гальбу усилить охрану дворца и даже вооружить рабов, чтобы дать отпор Отону, — на тот случай если дворец попытаются взять штурмом….

— Корнелия, отправляйся домой, — оборвала ее Лоллия. — Подожди вместе с нами, когда вся эта неразбериха благополучно закончится.

— Мое место рядом с мужем, — решительно ответила Корнелия и холодной, как лед, рукой сжала руку Марцеллы. — По правде говоря, вам всем следует…

— Лоллия! — Виний только сейчас заметил жену и замахал руками. — Немедленно домой, как можно было додуматься прийти сюда…

— Не шипи на меня! — воскликнула Лоллия, театрально закатив глаза. — Можно подумать, что я вышла замуж за гусака!..

— Я только что нашла паланкин, — успокоила ее Корнелия. Рабы тоже заволновались и о чем-то возбужденно шептались по углам. Никто из них не хотел ее слушать. Но она была первой женщиной Рима, и, когда хлопнула в ладоши, они послушно подбежали и столпились вокруг нее. Марцелла еще никогда не испытывала такую гордость за сестру, как сейчас.

Корнелия принялась выпроваживать их вон. Но в следующий момент внимание Марцеллы привлекла любопытная сцена: Гальба, которому принесли нагрудник кирасы и наголенники, распахнул на груди тогу и злобно рявкнул на суетившихся вокруг него придворных.