Забытая история любви

— Нет, я…

— Каролин Макклелланд, — сказала она, назвав мое полное имя, как делала всегда, когда собиралась уличить меня во лжи. — Я твой агент уже почти семь лет. Меня ты не обманешь. Это из-за книги? — Она окинула меня пытливым взглядом. — Не надо было мне тебя срывать, если ты писала.

— Не говори глупости. Есть вещи и поважнее, чем писанина, — ответила я и, чтобы показать, что я имею в виду, подалась вперед и посмотрела на закутанного в пеленки ребенка, лежащего у нее на коленях. — Он просто чудо.

— Да, — с гордым видом произнесла она, тоже опустив взгляд на младенца. — Мать Алана говорит, он вылитый Алан в детстве.

Мне так не показалось.

— По-моему, он больше на тебя похож. Посмотри на волосы.

— Ох, волосы! Бедненький. — Она прикоснулась к ярким медно-рыжим пушистым волосам на маленькой головке. — Боже, я так надеялась, что ему это не передастся! Подрастет — веснушки пойдут.

— А мне нравится, когда у мальчиков веснушки.

— Ага, ты ему это расскажи, когда он в шестнадцать лет начнет меня проклинать.

— Во всяком случае, — вставила я, — он не будет жаловаться на имя. Джек — хорошее мужское имя.

— Это я с горя его так назвала. Я надеялась на что-то более шотландское, но Алан уперся, и хоть ты тресни. Каждый раз, когда я что-нибудь предлагала, он говорил: «Нет. У нас собаку так звали». На этом разговор заканчивался. Знаешь, Кэрри, я какое-то время даже думала, что нам придется его звать Малыш Рамси.

Но, конечно, до этого не дошло. Джейн и Алан всегда умели сглаживать углы, и сегодня маленький Джек Рамси побывал в церкви, а я, слава богу, приехала вовремя, чтобы стать его крестной. И хотя я ради него нарушила все возможные скоростные ограничения после остановки у Краден Бэя, это произвело на малыша настолько малое впечатление, что, увидев меня, он зевнул и почти сразу заснул. Не проснулся он даже тогда, когда священник смочил его головку водой.

— Он всегда такой спокойный? — спросила я, глядя на сверток.

— А что? Ты думала, у меня не может быть спокойного ребенка?

В глазах Джейн блеснули насмешливые огоньки — она слишком хорошо меня знала. Джейн совершенно не соответствовала моему понятию о спокойствии. Она обладала железной волей, была заводной и энергичной. Ее настолько переполняла жизнь, что я рядом с ней чувствовала себя серой мышкой. Да к тому же вечно уставшей. Я просто не успевала за ее темпом.

Не помогло и то, что в прошлом месяце я подхватила какой-то вирус, из-за чего провалялась в постели все Рождество, не получила удовольствия от встречи Нового года и даже сейчас, спустя неделю, все еще не вернулась в колею. Но даже когда я чувствовала себя здоровой, мне до ее энергичности было как до Луны.

Именно поэтому мы так хорошо вместе работали. Из-за этого я ее и выбрала. Сама я совершенно не умела общаться с издателями. Они из меня веревки вили просто потому, что я не умею стоять на своем. Мне проще сдаться, чем вступать в споры, поэтому в конце концов я все это и свалила на Джейн. Она сражалась на передовой, благодаря чему я в тридцать один год уже имела на своем счету четыре романа-бестселлера и обрела возможность жить там, где хочу, и так, как хочу.

— Как твой французский дом? — спросила она, переводя разговор на мою работу. — Ты все еще в Сен-Жермен-ан-Ле?

— Все хорошо, спасибо. И да, я все еще живу там. Это помогает мне с реалиями. Сюжет у меня разворачивается вокруг тамошнего дворца, в нем происходит почти все действие.

Французский король отдал Сен-Жерменский дворец изгнанным из Англии шотландским королям из рода Стюартов. Старый король Яков и молодой король Яков, живя здесь, вместе со своими преданными сторонниками организовали три неудачных якобитских заговора. Моя история пока что вращалась вокруг Натаниэля Хука, ирландца из Сен-Жермена, который лично мне не казался подходящим героем для романа.

Родился он в 1664, за год до великой эпидемии чумы и всего через четыре года после реставрации монархии в Англии, когда трон занял Карл II. Когда Карл умер и трон занял его брат — католик Яков, Хук взялся за оружие, но позже переметнулся на другую сторону. Оставив протестантскую веру, он перешел в лоно католической церкви и стал одним из ревностных защитников Якова. Но это не помогло. Большинство англичан были протестантами, и любой король, называвший себя католиком, не мог удержать трон. Против притязаний Якова восстали даже его родная дочь Мария и ее супруг Вильгельм Оранский. Это означало войну.

Натаниэль Хук оказался в самой гуще этого противостояния. Он сражался на стороне Якова в Шотландии, был уличен в шпионаже, пойман и угодил в зловещий лондонский Тауэр. После освобождения он, не теряя времени, снова отправился воевать за Якова. Когда войны закончились и власть взяли в свои руки Мария и Вильгельм, Хук отправился во Францию вслед за бежавшим Яковом.

Но он не смирился с поражением. Он использовал все свои многочисленные таланты, пытаясь убедить свое окружение в том, что, если объединить силы французского короля и шотландцев, тщательно спланированное вторжение восстановит справедливость и вернет находящимся в изгнании Стюартам принадлежащий им по праву трон.

И это им почти удалось.

История сохранила память о трагической судьбе, постигшей армию Красавчика принца Чарли, предпоследнего из рода Стюартов, под шотландской деревушкой Каллоден через много лет после смерти Хука. Но не той морозной зимой и не у Каллодена якобиты были наиболее близки к достижению своей цели. Нет, это случилось весной 1708 года, когда, согласно замыслу Хука, французский флот с шотландскими солдатами подошел к берегам Шотландии у залива Ферт-оф-Форт. На борту флагманского корабля стоял рослый Яков Стюарт, не Яков, бежавший из Англии, а его двадцатилетний сын, которого многие считали истинным королем, причем не только в Шотландии, но и в Англии. На берегу объединенные армии горцев и преданных шотландских дворян с нетерпением ожидали той минуты, когда смогут поприветствовать его и обратить свою мощь на юг против ослабленного противника.

Настал час, когда наконец должны были воплотиться в жизнь тайные планы и долгие месяцы кропотливой подготовки. Золотой миг, когда король Стюарт снова займет английский трон, казался совсем близким.

Как потерпело поражение это великое предприятие и что стало тому причиной, остается одной из самых захватывающих тайн того времени. Это история предательства и интриг, когда каждая из сторон изо всех сил старалась скрыть истину, сжигая документы, уничтожая письма, распространяя слухи и дезинформацию, которые и поныне считались истиной.

Большая часть сохранившихся подробностей нам известна благодаря записям Натаниэля Хука.

Мне нравился этот человек. Я читала его письма и ходила по залам Сен-Жерменского дворца, где когда-то ходил он. Я знала все о его женитьбе и о детях, о его сравнительно долгой жизни и о смерти. Поэтому мне было вдвойне неприятно то, что после пяти долгих месяцев работы над романом каждая страница все так же рождалась в муках, а персонаж Хука все никак не хотел оживать.

Джейн почувствовала, что у меня трудности: она действительно слишком хорошо меня знала, чтобы не замечать перемены в моем настроении. Но она так же хорошо знала и то, что я не люблю обсуждать свои проблемы, и поэтому осторожно попыталась вывести меня на разговор окольным путем.

— Знаешь, в конце той недели я прочитала главы, которые ты мне прислала…

— У тебя еще хватает времени на чтение?

— На чтение у меня всегда есть время. Короче, я прочитала эти главы и подумала: что, если тебе ввести повествователя? Чтобы рассказывать о событиях от первого лица? Ну, знаешь, как у Фицджеральда в «Великом Гэтсби». Мне показалось, рассказчик мог бы более свободно двигаться и сводить все концы. Впрочем, это так, всего лишь мысль. — Продолжать она не стала и, наверняка зная, что любой совет первым делом вызывает у меня яростное сопротивление, заговорила о другом.

Минут через двадцать, когда я в очередной раз прыснула, слушая ее рассказ о повседневных радостях ухода за младенцем, в двери спальной показалась голова ее мужа Алана.