Мой милый друг

Простите, принцесса, я немного отвлекся. И в письмах, и в жизни мне сложно держаться выбранного направления. Дайте мне карту, и я буду долго вертеть ее и так и этак, рассматривать с разных сторон, и вскоре мысль моя совершенно заплутает в лабиринтах сознания. Не правда ли, из меня получится образцовый странствующий рыцарь?

Ваш верный слуга Роберт Кэмбурн».

«Бридженд-Хаус,

Тут-эбав-зе-Бэтч,

Херефордшир

1 марта 1803 г.

Милый рыцарь!

Смею думать, для странствующего рыцаря способность уклоняться от выбранного пути может считаться ценным качеством. Как же иначе Вы разыщете заколдованную принцессу? Должна заметить, что мы, принцессы, не ждем вас, рыцарей, вдоль главной дороги. Вам придется блуждать среди дремучих лесов и взбираться на неприступные утесы, на которые до сих пор никто не отважился подняться. Поскольку Вы принадлежите к ордену странствующих рыцарей, то непременно должны полагаться на волю рока, как и советует Ваш гуру, но не ждать смерти, как милости, а постараться узнать, куда приведет Вас судьба.

Вот видите, я тоже философ. А все потому, что каждое утро мне приходится присутствовать на заседаниях Дамского церковного комитета, где поощряется смирение – величайшая христианская добродетель. Надо как-нибудь захватить туда ведро с песком и зарыться в него головой.

Это напомнило мне, что я просто обязана признаться Вам кое в чем, иначе чувство вины не даст мне покоя. Мой благородный рыцарь! Хотя я и есть настоящая принцесса, меня нельзя назвать хорошенькой. Мистер Гамильтон как-то заметил, что я «недурна собой», когда улыбаюсь, и я поспешила выйти за него замуж. Наша помолвка повергла в шок весь Тут, поскольку покойная миссис Гамильтон слыла первой красавицей графства и мистер Гамильтон безумно по ней горевал. Их дочка Мелинда, по всей вероятности, превзойдет мать, поэтому я стараюсь улыбаться почаще, а в зеркала почти не смотрюсь.

Надеюсь, эта новость Вас не слишком огорчила. Если Вы хотите вычеркнуть свое имя из списка моих поклонников, это Ваше право. Должна признаться, я люблю немного пококетничать. Это невинное хобби весьма забавляет мистера Гамильтона в те редкие минуты, когда он не занят своими розами. Он очень добр ко мне, щедр и любезен, но мне порой трудно найти тему для беседы, когда нам надоедает обсуждать почерневшие листочки или жучков-вредителей. Миссис Неттл говорит, это потому, что он гораздо старше меня, но мне кажется, он просто тоскует по миссис Гамильтон. Иногда по утрам, просыпаясь рядом со мной, он смотрит на меня с удивлением – никак не может поверить, что я не она. И тогда мне становится искренне его жаль. Будь у меня хоть чуть-чуть красоты и жизненного опыта, я была бы образцовой женой и мачехой…

Ну что за меланхолия! Вы наверняка уже зеваете от скуки и мечтаете только об одном: сбросить меня из окна башни, где я отбываю свое заточение. Прошу Вас, напишите мне еще про Индию, про своего гуру. И про себя не забудьте. Сколько Вам лет, носите ли Вы очки – мне все интересно, поверьте! И пишите мне, когда пожелаете, не дожидаясь моего ответного письма. Ваши письма приходят так редко. Я часто думаю о Вас, мой далекий друг. И каждый вечер молюсь за Вас, милый Роберт, чтобы там, в чужой стране, хранил Вас Господь.

Фоли».

«Военный лагерь неподалеку от Дели

25 сентября 1803 г.

Дорогая моя Фоли!

Я вынужден с Вами не согласиться. Вы не считаете себя хорошенькой? Но этого просто не может быть! В Ваших письмах столько жизни и огня – мне порой кажется, что Вы способны озарить самую непроглядную тьму! Возможно, Ваши черты немного не соответствуют нынешнему английскому эталону красоты, но ведь нет ничего более мимолетного, чем мода. К примеру, индийские каноны красоты сильно отличаются от английских, а в Китае женщину ни за что не признают красавицей, если ступни ее не изуродованы бинтованием, – ужасное зрелище, на мой взгляд. Красота женщины в ее душе. Что касается меня, то очки я не ношу. Мне двадцать шесть лет, ростом я шесть футов два дюйма, а вешу тринадцать-четырнадцать стоунов. (Мы здесь в Индии постоянно спорим насчет мер и весов: у каждого свое мнение относительно того, что считать стоуном, квартой или бушелем, поэтому я последую совету полковника и переведу свой вес в фунты, которых во мне 190, – надеюсь, я все правильно умножил и округлил.) В последнее время мне приходилось частенько покидать казармы, но армейское начальство утратило веру в мои способности, за что я не вправе никого винить, поскольку раза три умудрялся заблудиться со своим отрядом по дороге из Лахора в Дели. (Жена одного разбойника из Патхора любезно показала нам дорогу в Амбалу.) Из уважения к отцу меня не разжаловали, но перевели на всеми презираемую гражданскую службу, и в мои обязанности теперь входит разгуливать по базарам и беседовать с местными жителями, что мне только на руку. Отец отказал мне от дома, что тоже вполне меня устраивает. Скоро я соберу достаточно материала о местных религиозных культах и стану писать книгу. И может быть, пришлю Вам черновики. Нет, нет, шучу. Я не подвергну Вас такому испытанию, моя прелестная принцесса. Мне вообще не стоило Вам писать. На этом я заканчиваю свое письмо.

Ваш верный рыцарь Роберт.

P.S. Вместе с письмом посылаю Вам шаль из кашемира, которую приобрел во время своих последних скитаний. Подарок на день рождения».

«Бридженд-Хаус,

Тут-эбав-зе-Бэтч,

Херефордшир

1 февраля 1804 г.

Милый Роберт!

Сэр, у Вас прекрасный вкус! Цвет небесно-голубой, а шерсть нежная, как щечка ребенка, и такая мягкая, что, кутаясь в нее все утро, я решила покрыть ею подушку. И представьте себе, прилегла на нее и уснула в середине дня, пропустив заседание Дамского комитета! Шаль эта способна околдовывать. От нее исходит какой-то странный, но приятный аромат – волшебный, наверное, потому что мне снилась Индия, и снилась с пугающей явственностью. Мне снилось, что я иду по ярко освещенной улочке, вокруг меня развеваются пестрые ткани, мелодично звенят колокольчики. Легкий ветерок слегка колышет мою шелковую накидку, повсюду индийцы и гуру в странных позах, вымазанные белой глиной, но в отличие от Вашего сэра Раману вовсе не такие добродушные, а скорее злобные, неприятные. Я пыталась разыскать Вас – я знала, что Вы где-то здесь, но Вас не было видно, и я испугалась. Мне все казалось, что я вот-вот встречу Вас за ближайшим поворотом. Но я так и не нашла Вас и проснулась. Порой нам снятся странные сны, правда? И как, спрашивается, я могла узнать Вас? А во сне была уверена, что непременно Вас узнаю. Надо сказать, сэр, Вы были не слишком откровенны, когда составляли свой словесный автопортрет! Описание у Вас получилось на редкость скупое – оно способно еще больше разжечь любопытство. И все же во сне я чувствовала, что Вы рядом. Мы ведь всегда знаем, что после душной жары вот-вот пойдет живительный дождь. И чтобы Вы стали явью, мне было необходимо Вас найти.

А пока Вы расхаживаете по индийским рынкам, мы в Дамском комитете собираемся устроить базар, но гораздо более скромный. Будем торговать подушечками для иголок и платочками с вышитыми буквами алфавита. Сбор от благотворительного бала и базара пойдет на восстановление колокольни. Вряд ли удастся превзойти Вашу несравненную шаль, но коль скоро мне выпало вышивать буквы с «П» по «Т», то, дойдя до «Р», я взяла на себя смелость добавить к ней «К» у полудюжины платочков, которые Вам и посылаю. А еще примите мой миниатюрный портрет. Его написали с меня несколько лет назад, после помолвки, но мистер Гамильтон почти сразу положил его куда-то. И только сегодня утром я обнаружила миниатюру в пустой жестянке из-под табака. Если лицо мое прячут в коробки и жестянки, то пусть лучше это будет какой-нибудь необычный сосуд, поэтому я посылаю портрет Вам – спрячьте его в подходящую коробочку из-под пряностей.