Ускользающее пламя

Серинис закрыла глаза, преодолевая пульсирующую боль в висках, которая терзала ее после возвращения домой и, несомненно, была вызвана волнением и бессонницей. Внезапно шпильки в прическе начали причинять Серинис мучительное неудобство. Не выдержав, она отставила чашку, вытащила из изящного узла волос все шпильки и распустила по плечам и спине густые волнистые пряди. Боль не утихала, со злобной мстительностью атакуя мозг. Серинис начала медленно массировать голову, не задумываясь о том, как выглядит ее встрепанная русая грива в парадной гостиной, где следовало появляться только в безупречном туалете и с аккуратной прической. Впрочем, в доме находились только слуги, а внучатый племянник Лидии, не появившийся на похоронах, во время последнего визита к пожилой даме три дня назад был так раздосадован, что поклялся не показываться здесь целых две недели.

Боль отступала, и Серинис подумала, что вскоре ей предстоит принять важные решения. Она принялась беспокойно вышагивать по гостиной, пытаясь представить свою будущую жизнь. У нее остался всего один родственник — дядя, живущий в Чарлстоне. Закоренелый холостяк, он предпочитал свои книги и исследования браку и семье, но Серинис твердо знала: дядя примет ее с распростертыми объятиями. Перед отъездом племянницы в Англию он заявил: если бы он не сомневался в своей способности вырастить ее, как подобает заботливому отцу, и научить всему, что должна знать женщина, то ни за что не отпустил бы ее. Тщательно обдумав все преимущества общения Серинис с пожилой дамой, дядя принял решение и со слезами на глазах посоветовал девушке отправиться в Англию, научиться языкам и другим премудростям, стать настоящей леди, а затем вернуться к нему драгоценным камнем, получившим изысканную огранку. Теперь Стерлинг Кендолл стал последней надеждой Серинис.

К счастью, некоторое время ей незачем беспокоиться о деньгах. Серинис облегченно вздохнула. Благодаря деньгам, вырученным от продажи картин, она может жить без особых забот, работая над очередными полотнами. В Чарлстоне немало богатых плантаторов и торговцев, многие из них одержимы коллекционированием предметов искусства. Разумеется, известие о том, что создатель картин — девушка, не очень-то им понравится. Разумнее будет подыскать посредника, который сумеет продавать ее картины, не разглашая тайны авторства. До сих пор дела Серинис шли успешно, и она считала, что найти такого человека удастся без труда.

Заметив отражение, промелькнувшее в огромном зеркале с позолоченной рамой, Серинис застыла, изумленная своим видом, совершенно неожиданным для парадной гостиной. С длинными, пышными волосами, в беспорядке разбросанными по плечам, она походила на молодую цыганку — хотя и прилично одетую.

Склонив набок голову, она окинула себя критическим взглядом. Узнает ли ее дядя после длительной разлуки? Когда они расстались, Серинис была худенькой долговязой девочкой, болезненно стесняющейся своего роста. С годами она превратилась во взрослую женщину, чуть превосходящую ростом своих ровесниц, стройную, с округлыми формами, привлекающими взгляды молодых кавалеров, которые уже начинали выспрашивать у Лидии подробности первого выезда в свет ее воспитанницы. От бессонницы и недоедания последних дней ореховые глаза Серинис, окаймленные густыми ресницами, казались громадными под изящно изогнутыми дугами бровей. Ее высокие скулы стали заметнее, чем обычно, благодаря слегка впалым щекам. Собственный нос, прямой и тонкий, вполне устраивал Серинис — в отличие от бескровных губ.

Если не считать белой кружевной отделки на рукавах и воротнике, она была облачена во все черное. Ее модный бархатный жакет заканчивался чуть выше талии и был отделан черным шнуром на манер военного мундира. Присборенные у плеч рукава плотно облегали руки, заканчиваясь у запястий узкими черными оборками, отделанными дорогим кружевом. Неширокая юбка с фестонами на подоле не скрывала стройные ножки в чулках и модных туфельках на плоской подошве. Черный бархатный плащ и шляпку с небольшим пером Серинис сбросила сразу после возвращения с кладбища.

Закончив созерцать собственное отражение, Серинис улыбнулась с печальной иронией. Она не сомневалась в том, что Лидия одобрила бы ее поведение и не упрекнула бы за распущенные волосы. Хотя опекунша была леди до кончиков ногтей, она знала, когда следует соблюдать правила приличия, а когда можно отказаться от них в пользу здравого смысла.

Ее размышления прервал шум подъехавшей к дому кареты, за которым последовал громкий стук в дверь. Стук был настолько дерзким и настойчивым, что дворецкий бросился к двери с несвойственной ему поспешностью. Пока он открывал дверь, Серинис собрала волосы и заколола их шпильками на затылке. Благовоспитанной леди не следует принимать гостей с прической вакханки.

Шум вторжения, усиленный женским смехом, наполнил холл, и, прежде чем Серинис успела узнать, кто удостоил ее визитом, в гостиную ввалилось двое мужчин в сопровождении растерянного дворецкого.

— Покорнейше прошу простить меня, мисс, — извинился Джаспер, морщинистое лицо которого отражало тревогу. — Мне следовало доложить о прибытии мистера Уинтропа и мистера Радда, но они не дали мне возможности…

— Не волнуйтесь, Джаспер, — все в порядке, — заверила его Серинис и шагнула вперед с обманчиво-невозмутимым видом, пряча в складках юбки дрожащие руки. Она была хорошо знакома с единственным родственником Лидии, несмотря на то что во время своих визитов Алистер Уинтроп всегда оставался с Лидией наедине. Рослый и худощавый, он казался нескладным и каким-то развинченным. Черные волосы он зачесывал назад, впалые щеки подчеркивались бакенбардами. В профиль его тонкий нос выглядел крючковатым, а широкий подбородок выдавался вперед. Алистера Уинтропа никоим образом нельзя было назвать привлекательным мужчиной, однако он, очевидно, тратил на свою персону немалые суммы, одевался с иголочки, хотя и пренебрегал правилами хорошего тона.

Его спутник Ховард Радд был таким же рослым и прокладывал себе путь объемистым животом. На его круглом, как картофелина, носу, отчетливо темнели жилки, на левой щеке красовалось лиловое родимое пятно. В последний раз Серинис видела его несколько лет назад, но хорошо помнила, как он осматривал, словно ощупывал, ценные вещи, пока Лидия не пригласила его в гостиную. Алчный блеск в глазах Радда заставил девушку задуматься о том, какую ценность он приметил на этот раз. Серинис не понимала, как Аидия могла доверять этому человеку, ибо зловонные пары, окутывающие Ховарда Радда, явно свидетельствовали о его пристрастии к крепким напиткам.

— Мистер Уинтроп — всегда желанный гость в этом доме, Джаспер, — сдержанно начала Серинис, повернувшись к дворецкому. Она недолюбливала Алистера, но Лидия взяла себе за правило любезно принимать племянника даже во время неожиданных визитов. То же самое входило в обязанности Серинис. — И конечно, мистер Радд…

Ее прервал сиплый, иронический смех. Алистер двинулся навстречу Серинис, злобно Поблескивая черными глазами. Развинченная походка племянника опекунши невольно наводила на мысль, что в его теле нет ни единой твердой кости.

— Как это любезно с вашей стороны, мисс Кендолл! — съязвил он, раззявив лягушачий рот. — Вы на редкость тактичны.

Серинис попыталась взять себя в руки, почувствовав недоброе. Несмотря на то что ее предыдущие встречи с племянником Лидии были краткими, она сумела составить себе весьма нелестное мнение об Алистере Уинтропе. Он непрестанно бахвалился, и Серинис подозревала его не только в мотовстве, но и в полном пренебрежении к тетушке. Лидия всегда умалчивала о причинах его визитов, но Алистер либо добивался от нее согласия уплатить его очередные долги, либо в бешенстве выбегал из комнаты, проклиная тетушкино упрямство и упреки, — в последний раз это случилось несколько дней назад. Учитывая эти обстоятельства, Серинис с трудом сохраняла сдержанность в присутствии Алистера.

Алистер махнул бледной волосатой рукой в сторону юриста и громко распорядился: