Обольщение по-королевски

Рядом с гостем стоял мажордом мадам Делакруа, одетый в ливрею. Набрав в легкие побольше воздуха, он звучно провозгласил:

— Его Королевское Высочество Принц Рольф Рутенский, Великий Герцог Оченштейнский, Граф Фолькенский, маркиз де Вилье, барон… — Принц поднял руку, затянутую в белую перчатку, и прервал этим повелительным жестом перечисление своих титулов. Жест был естественным, уверенным и властным. Молодой человек ни на йоту не сомневался, что окружающие моментально подчинятся движению его руки. Он двинулся вперед, высоко неся свою крупную породистую голову, отливающую золотом густых волос. Принц был одет в ослепительно белый мундир с ярко-золотыми эполетами, аксельбантами и позолоченными пуговицами. Его стройную талию туго схватывал золотистый пояс в тон узорной отделке мундира. На его груди мерцал драгоценными камнями крест — никому неведомый орден, а эфес шпаги на боку украшали не менее драгоценные многоцветные каменья. Молодой человек, непринужденно вышагивающий по зале, был выше среднего роста, его скрытый за густыми золотистыми ресницами внимательный взгляд не упускал ни одной детали.

За ним появилась свита, состоящая из пяти человек, одетых, как и сам принц, в мундиры. Во главе сопровождающих лиц шел пожилой военный с выправкой прусского офицера; его суровое лицо, казалось, было высечено из камня, прядь коротко подстриженных на висках, светлых волос прикрывала неподвижный, по-видимому, незрячий глаз. За прусаком выступал мужчина, такой же рослый и широкий в плечах, как и сам принц, хотя с более плотным, чем последний, телосложением; от уголка его рта через все щеку шел причудливой формы полукруглый шрам. За ним следовал черноволосый, худой, распутного вида субъект с расплывчатыми невыразительными чертами лица. И, наконец, замыкали шествие два близнеца с совершенно одинаковыми каштановыми кудрями, ниспадавшими на лоб, светло-карими глазами. Держались оба молодых человека чрезвычайно самоуверенно, в левой руке они сжимали рукояти висевших на их поясе шпаг.

Вновь прибывшие маршировали строем, в ногу, как на параде, поблескивая золотом эполет и орденами. Это было удивительно величественное зрелище, хотя оно никак не вязалось с небольшой деревенской гостиной мадам Делакруа. Будто стая роскошных павлинов случайно залетела на сельскую голубятню.

Музыка смолкла. Пары застыли на месте. Хозяйка дома, одетая в розовое платье — бархатная юбка и высокий лиф из тафты — поспешила навстречу гостям. Сделав глубокий реверанс, она произнесла срывающимся от волнения голосом:

— Добро пожаловать, Ваше Высочество! Двери этого дома и всей Луизианы всегда открыты для вас! Вы оказали нам большую честь. Мы просто не ожидали… даже не могли себе вообразить…

— Я имею удовольствие говорить с хозяйкой дома, насколько я понимаю? — произнес принц. Он церемонно взял ее руку и чуть дотронулся до нее губами, застывшими в очаровательной улыбке.

— Да, это так, Ваше Высочество.

— Месье Делашез, который любезно предоставил кров мне и моим людям на время пребывания в ваших замечательных краях, дал нам понять, что наше появление на этом вечере не вызовет у вас протеста. Если он заблуждался, если мы вторглись к вам непрошеными гостями, скажите прямо, и мы немедленно покинем этот дом.

— О нет! Мы так рады, что вы и ваши друзья снизошли… то есть пожелали посетить наш скромный вечер. Мы слышали, что вы гостите в доме у месье Делашеза, но мы даже и не мечтали, что вы соизволите…

— Примите мою бесконечную благодарность, мадам, — произнес молодой человек с явной целью прервать безудержный поток ее речи. — Ваше истинное имя — милосердие.

Дама нахмурила лоб.

— Как вам будет угодно, Ваше Высочество, но вообще-то мои родители нарекли меня Элен. А теперь разрешите вам представить моего супруга.

Шаловливое выражение лица принца Рольфа Рутенского исчезло, и он, пренебрегая правилами светского приличия, довольно небрежно обошелся с месье Делакруа, не уделив ему должного внимания.

Затем молодой человек окинул взглядом всю залу.

Когда музыка смолкла, Анджелина оказалась рядом со своей тетей. Ее партнер откланялся, и юная девушка подошла к креслу, на котором восседала пожилая дама.

— Тетя Берта, — произнесла она, понизив голос, — что нам теперь делать?

— Да ничего, — ответила та свистящим шепотом. — Он же ничего не знает о приезде Клэр. Он просто пытается хоть что-то разнюхать на удачу.

— Тогда ему странно везет, он попал сразу в точку, — довольно мрачно заметила Анджелина.

— Он приехал в Мартинвилль по той простой причине, что моя Клэр родилась именно в этом городе, только и всего. Больше он ничего не знает.

— И вы считаете, что он проделал такой огромный путь только ради того, чтобы взглянуть на место, где Клэр появилась на свет?

— Не будь такой дерзкой, Анджелина! Неужели ты думаешь, мне нравится выслушивать подобные речи о моей родной дочери, твоей кузине, которая вынуждена скрываться от этого человека, словно затравленная лисица? Я не потерплю этого, ты слышишь? И улыбайся, улыбайся же ради всего святого — он смотрит в нашу сторону!

Принц действительно смотрел на них. На его лице больше не было и тени улыбки, а во взгляде, устремленном на Анджелину, читалась жесткая непреклонность и суровость. Больше того, глаза его выражали неприкрытую угрозу.

Анджелина внутренне похолодела, она была не в силах отвести взгляда от этого неумолимого злого лица. Мгновение спустя принц отвернулся и, обратившись к хозяйке дома, начал представлять сопровождающих его людей.

Анджелина глубоко вздохнула. Она не была чересчур нервной особой. Но события последних дней и бессонная ночь накануне давали о себе знать. На девушку действовало также раздраженное состояние тетушки, болеющей душой за свою дочь. Все пошло кувырком два дня назад, когда поздней ночью неожиданно приехала Клэр, умоляя спрятать ее, так как ей будто бы угрожает смертельная опасность.

Огненно-рыжая Клэр с яркими зелеными глазами была гордостью и отрадой своей матери. Три года назад ее отправили в Париж. На эту поездку возлагали большие надежды. Целый год она жила у своих дальних родственников, обучаясь парижским великосветским манерам, а затем, когда ей исполнилось семнадцать лет, ее наконец вывели в высший свет французской столицы. Тетя Берта тосковала по дочери. С каким восторгом она читала и перечитывала письма, повествующие о бесконечных балах, раутах, званых вечерах, цитировала стихи и посвящения, написанные в честь Клэр и воспевающие ее брови или белизну ее шейки. На какие только жертвы ни пускалась тетушка, чтобы сэкономить деньги на новый наряд для Клэр или дорогие ленты для ее большой меховой накидки. Ничего не могло сравниться с радостью мадам де Бюи, когда она узнала, что за ее дочерью ухаживает наследник трона одного маленького, но богатого Балканского королевства. Когда Клэр получила приглашение посетить родину принца, мадам де Бюи проявила чудеса экономии и бережливости, но гардероб, достойный потенциальной невесты наследника трона, был заказан и изготовлен в срок. С дороги Клэр прислала письмо, извещавшее о том, что с ней все в порядке. Не однажды тетушка Берта слышала льстивый шепот за своей спиной:

— Принцесса Клэр, принцесса Клэр…

Затем восторженные письма начали приходить все реже и реже, их содержание становилось короче и сдержанней. Наконец, известия от Клэр вообще перестали поступать.

И вот после долгих недель полного молчания, когда тетя Берта сходила с ума, не зная ничего о судьбе своей дочери, та вернулась — тайком, под покровом ночи; Клэр выглядела просто ужасно: под глазами сгустились черные тени, воспаленный взгляд казался безумным. Она рассказала, что Максимилиана Рутенского застрелили, после чего пытались убить и ее, чтобы инсценировать двойное самоубийство. Пуля, к счастью, только чуть задела ее, и Клэр долго лежала без сознания. Когда же она пришла в себя и обнаружила рядом безжизненное тело Макса, она в отчаянной спешке бросилась назад во Францию. Там она срочно продала свои драгоценности — подарок Макса, чтобы добраться до портового Гавра. Оттуда Клэр сразу же отплыла домой — в Луизиану. Она была перепугана насмерть. Клэр боялась преследования человека, совершившего подлое убийство. Клэр боялась брата Макса, ставшего теперь наследником трона.