Подарок судьбы

— Это-то я как раз понимаю, — произнес полковник, чем озадачил и Кекина, и Болховского.

— И княжну Баратаеву я не убивал. Человек двадцать скажут вам, что в момент ее убийства я находился возле курительной комнаты, — продолжал Болховской.

— Не убивал, — согласился Поль. — Княжну Баратаевувы не убивали. Ее убила Романовская.

— Так вы знаете? — почти хором спросили Кекин и Болховской.

— Я все знаю, — ответил Поль и посмотрел поверх их голов в только ему одному известные дали.

— Тогда едемте! — воскликнул Борис. — Дорога каждая минута.

— Куда едемте? — оторвался от созерцания далей полковник и спокойно произнес: — Князь Борис Сергеевич Болховской, вы арестованы. Как заводчик всему этому делу…

— Черт, — выругался в сердцах Борис. — Вам, полковник, про Фому, а вы про Ерему. Да одна она убивала, одна!

— Это правда, — мрачно согласился Нафанаил. — Едемте, Иван Иванович. До Пановки менее версты. Убьет Лиза Анну, на вашей совести это будет.

Полицмейстер посмотрел в потемневшие глаза отставного поручика, перевел взгляд на готового взорваться Бориса и медленно изрек:

— Хорошо, едем.

Через несколько минут из усадьбы Болховских выехала четырехместная коляска. На переднем сиденье, спиной к вознице, сидели помощник полицейского и пристав, стиснув с боков мрачного князя Болховского. Напротив них, стараясь смотреть в разные стороны и притиснувшись к стенкам коляски, сидели полицмейстер Поль и Нафанаил Филиппович Кекин, на максимально возможном расстоянии друг от друга.

19

Анна в недоумении разглядывала небольшую записку, что передал ей лакей, в коей хорошо знакомым ей квадратным почерком отставного поручика Кекина было написано всего две строки: «Мне необходимо видеть Вас. Для меня это вопрос жизни и смерти. Н. Ф.»

— А на словах, барышня, велено было передать, что, мол, «автор сего послания ждет вас в конце липовой аллеи через четверть часа».

— Кто принес записку?

— Малый какой-то привез. Только он не больно-то с нами разговаривал. Сунул цидульку, буркнул два слова, и поминай как звали.

— Как он был одет? — насторожилась Анна, вспомнив о пресловутом рединготе и боливаре.

— Простите, барышня, не разглядывали больно-то, кажись, пыльник да картуз навроде того, что ваш батюшка на охоту надевает.

— Хорошо, ступай, — махнула рукой Анна.

Что сие могло значить? Зачем Нафанаилу Филипповичу напускать такой таинственности? Зачем назначать встречу в столь поздний час? Зачем он вообще приехал в Пановку? Анна подняла глаза к окнам. Июньский день долог. На часах уже четверть девятого, а солнце только-только коснулось верхушек дальнего леса. Как жаль, что Борис уже уехал в Богородское. А может быть, и хорошо. Он бы уж точно ее никуда не пустил, да еще и с отставным поручиком мог повздорить. Очень уж эта записка похожа на просьбу о свидании. Она усмехнулась абсурдности этой мысли. Что ж, лучший способ разрешить сомнения — действовать.

Накинув на плечи кисейную шаль, Анна вышла из дому, миновала маленький фонтанчик-чашу, спустилась по ступеням верхней террасы и, свернув налево, быстрым шагом направилась в сторону аллеи, посаженной, как говаривал батюшка, еще во времена императрицы Екатерины Великой. Она выискивала глазами знакомый высокий силуэт в колоннаде старых лип, но кругом царил покой, нарушаемый только шелестом ее шагов и шепотом листьев над головой.

Анне вдруг стало неуютно и тревожно, захотелось оглянуться, а может быть, и побежать назад, вернуться в дом, к суете людской, скрипу половиц под ногами горничных, батюшкиному покашливанию за дверьми кабинета — к надежному и безопасному миру. Она в нерешительности остановилась, поняв вдруг, что увидеть здесь может кого угодно, только не отставного поручика. В этот миг за спиной прозвучал голос:

— Что же ты остановилась?

Анна резко повернулась, и взгляд ее уперся в черный зрачок дула пистолета. Завороженная тусклым мерцанием металла, она отчетливо до малейшей детали разглядела чеканку серебряных накладок, взведенный курок, руку, уверенно держащую оружие, и изящный дамский пальчик на спусковом крючке.

— Что, не ожидала? — усмехнулась ей в лицо Лизанька Романовская.

Узнать королеву губернских балов и музыкальных вечеров в стройном юноше было непросто. Впрочем, и в мужской одежде Лизанька выглядела очаровательно.

— Отчего же, — с трудом подавляя дрожь в голосе, ответила Анна, — ожидала. Только, пожалуй, не так скоро.

— А мне кажется, что я припозднилась. Давно надо было с тобой покончить. Ловко ты меня за нос водила столько лет, да и не только меня. Подруга детства, видишь ли! Долго же ты его выслеживала, едва не состарилась.

— Кого «его»? — переспросила Анна.

— Дурочкой прикидываешься? — Глаза Лизаньки вспыхнули ненавистью. — Я-то знаю, что ты умна. Но ум у женщины не в почете. Мужчин он пугает. А вот от женских прелестей они с ума сходят — грудь Дианы, ланиты Флоры, ножка Терпсихоры — и ты идеал, которому они будут поклоняться и которого будут неистово желать. Им нужна игрушка для забав и отдохновения. Князь Болховской такой же, как все. Одно не пойму, что он в тебе-то нашел?

Анна равнодушно пожала плечами и, стараясь не смотреть на оружие в чуть подрагивающей руке, ответила:

— Возможно, он не такой, как все.

— Да, — неожиданно согласилась Лизанька, и гнев ее поутих. — Он особенный. Он очаровывает и манит, как таинственная бездна. Знаешь, что пропадешь, а сил сопротивляться нет.

— Зачем ты это делаешь? — спросила Анна, видя, что Романовская вдруг настроилась на лирический лад.

— Потому что он был мой. С самого начала. Он мне обещал… давно… сказал: «Если женюсь, то только на такой красавице, как вы, Лизанька» и поцеловал…

Анна ужаснулась:

— Когда же это было?

— Говорю же давно, — досадливо повела плечиками Лизанька. — Да, мне было десять. Ну и что? И поцеловал он меня в лоб. Какое это имеет значение? Он дал обещание. Я стала его суженой. А потом все эти… мотыльками вокруг него стали порхать. Ненавижу!

Лизанька поджала губы, и Анна поняла, что сейчас может прозвучать выстрел.

— Подожди! Ты хочешь сказать, что всех этих несчастных женщин смогла уничтожить ты одна? — с трудом, но Анна заставила себя допустить в свой голос нотку восхищения. Тянуть, тянуть время. Может быть, в доме кто-нибудь спохватится, что ее нет.

— Без сомнения, хотя это было нелегко. И глупышку Давыдову, — Романовская чуть поморщилась, — увы, несколько неловко. Но вот кокетке Кити за ее «конфекты» с князем конфектами и досталось. Остроумно, правда? С Адельбергшей все было проще. Но если бы ты видела, что они друг с другом вытворяли! — голос Лизаньки возмущенно зазвенел, и, уловив вспышку ревности в глазах Анны, она удовлетворенно заметила: — Вижу, ты меня понимаешь. Для княжны Надин, мне даже жаль ее, случайно в переплет попала по воле родителей, шляпная шпилька пригодилась. Весьма оригинально, не так ли?

— А Варенька Коковцева? — наугад спросила Косливцева.

— С этой пришлось повозиться. Идея с пожаром пришла как озарение. Если все вокруг полыхает, то почему бы не загореться и ее дому? А дальше в чуланчик подтолкнуть и дверь тростью подпереть было делом нехитрым. — Романовская засмеялась, и смех ее перезвоном серебряных колокольчиков пронесся по аллее.

Анна смотрела на это прелестное и омерзительное существо и все никак не могла поверить в реальность происходящего. В этот миг за спиной Лизаньки в начале аллеи возникли ладная фигура Болховского, высокий силуэт Кекина и почти квадратная позитура полковника Поля, затянутая в голубой полицейский мундир. Они на миг застыли, потом, как тени, исчезли за стволами лип. Лизанька оборвала смех и даже улыбнулась Анне:

— Если бы не князь, мы могли бы стать подругами. Но довольно. Пора и тебе к ним присоединиться.

— На что ты надеешься? — торопливо произнесла Анна. — Ты же не сможешь извести всех?

— А теперь этого и не надо. Блестящий князь Болховской пойдет на каторгу за убийство Кити Молоствовой, мадам Адельберг и за попытку убийства княжны Давыдовой и… меня. Пока вы здесь на пленере буколическими радостями наслаждались, я хорошо все продумала. При обыске у князюшки и остатки конфект обнаружат, и шпильки шляпные, и редингот с боливаром. Уж я-то знаю, что господин Поль верит только фактам.