Нечто греховное

Шарлемань встряхнул мокрыми волосами, пытаясь собраться с мыслями, положил на столик письмо от дворецкого в Гастон-Хаусе и снял с себя жакет и галстук. Сделки с заморскими тканями не были его регулярным занятием, он приторговывал ими от случая к случаю, когда это приносило лично ему существенную выгоду. В сферу его интересов входило множество других увлекательных предприятий: крупные строительные проекты, перевозка грузов, торговля с американскими предпринимателями, коллекционирование предметов старины, а также чтение литературных произведений, общение с родственниками и полезными людьми.

Но только не преследование Саралы с тайной целью заключить ее в объятия и запечатлеть на ее устах поцелуй. Никаких разумных объяснений своим поступкам он пока не находил. Ее заявление, что он целует ее, чтобы сделать податливой и принудить уступить ему в сделке с шелком, было справедливо лишь отчасти. В целом же его порыв вполне можно было списать на временное помрачение рассудка. В дверь постучали. Шарлемань вздрогнул.

– Входи, Кейн!

Ирландец вошел в комнату и промолвил:

– Стэнтон сообщил мне, что вы попали под дождь, милорд.

– Да. И я сам в этом виноват: решил, видишь ли, прогуляться и подышать свежим воздухом, – ответил Шарлемань, разводя руками.

– Не беспокойтесь, милорд, я уже распорядился подать вам экипаж, так что мы с вами не опоздаем в «Уайте».

– Но я вовсе не собирался ехать сегодня в клуб! – нахмурившись, проворчал Шарлемань.

– Я понимаю, что дождь вас немного огорчил, милорд, поэтому вы и запамятовали, – невозмутимо возразил слуга. – Но я ничего никогда не забываю, потому что веду записи. Так вот, в моем ежедневнике значится, что вы наметили еще на прошлой неделе сегодня встречу со своим братом герцогом Мельбурном в «Уайте»… – Он осекся, вглядываясь в свои каракули.

– В час пополудни, – договорил за него Шарлемань. – Я вспомнил.

– Не волнуйтесь, милорд, вы прибудете туда вовремя.

– Спасибо, Кейн. И будь добр, передай повару, что суп я уже есть не стану.

– Хорошо, милорд, будет исполнено.

По мере того как Шарлемань облачался в сухую одежду – табачного цвета жакет, светло-серый жилет и темно-серые брюки, его лицо все больше мрачнело. Прежде еще ни разу не случалось, чтобы его подвела память.

В случае же с Себастьяном это было вообще непростительно, поскольку они с ним встречались ежемесячно, чтобы обедом в клубе подробно обсудить все наиважнейшие дела.

Разговора их отвлекали разве что приятели и знакомые, лающие поприветствовать их и пожелать им приятного аппетита. Но таковых было немного, доступ в «Уайте» – старейший лондонский клуб консерваторов – был ограничен.

Так что же с ним, черт побери, приключилось? Он чуть было не нарушил их с Мельбурном пятилетнюю добрую традицию!

Шарлемань поправил узел на галстуке, кивнул Кейну, сунул в карман письмо Освальда, которое так и не удосужился прочитать, и сбежал по ступенькам в прихожую. Стэнтон подал ему сухое пальто и почтительно распахнул перед ним двери.

Спустя минуту карета уже уносила его по улице на встречу с братом.

– Добрый день, лорд Шарлемань! – приветствовал его метрдотель в фойе клуба. – Его светлость ожидает вас за вашим обычным столиком, добро пожаловать! Не будет ли каких-нибудь указаний?

– Распорядитесь, чтобы мне подали рому! Мне нужно прогреть мои озябшие косточки!

Себастьян, просматривавший в ожидании брата газеты, при его появлении поднял голову и с досадой воскликнул:

– Ведь я же просил тебя не брать сегодня мой парадный экипаж!

– Я поступил даже того хуже, – усевшись за стол, сказал Шарлемань. – В парке я отпустил кучера, а сам пошел домой пешком. Извини, что немного опоздал. А вот и ром!

Он кивнул бесшумно подошедшему к столику лакею. Тот отвесил ему поклон и ушел.

– По-моему, Кейн был огорчен видом моего промокшего платья.

Шарлемань выпил рюмочку рома.

– Так-так, братец. Слава Богу, что ты не закапал водой персидский ковер в бильярдной, который я недавно купил. Или ты все-таки и там успел напакостить?

– Успокойся, Себастьян, не будь мелочным! Нет, в бильярдную я зайти не успел. Ковер, как я вижу, волнует тебя гораздо больше, чем самочувствие родного брата. Ты превращаешься в старого скрягу!

Шарлемань покачал головой и, вспомнив наконец-то о письме из Гастон-Хауса, достал его из кармана.

– Это мне прислал утром с посыльным Освальд, – сказал он.

– Твой дворецкий? – Герцог удивленно поднял бровь.

– Кто-то пытался проникнуть в мой дом прошлой ночью. Освальд и еще двое лакеев услыхали подозрительный шум и спугнули вора. Но тот успел-таки разбить оконное стекло.

– Странная история! Кто же осмелился залезть в дом одного из Гриффинов?

– Возможно, грабитель решил, что связываться со мной не так опасно, как с тобой, – пошутил Шарлемань.

В Гастон-Хаусе, принадлежавшем когда-то их бабушке по материнской линии, он ежегодно проводил только недели две, желая укрыться от суеты и шума, царящих в Гриффин-Хаусе.

– Будем надеяться, что впредь воры побоятся проникать в твой дом, – сказал герцог. – Одной только своей грозной внешностью твой дворецкий наверняка нагнал на них страху: ведь старина Освальд – настоящий гигант. Между прочим, я заказал для тебя жаркое из ягнятины и тушеные почки. А на закуску у меня есть хорошая новость.

– Неужели Принни и Ливерпул одобрили твою идею создать систему судоходных каналов? – вскинув брови, спросил Шарлемань.

– Ты, братец, угадал. Но я собирался обрадовать тебя вовсе не этим известием. Ты помнишь Реджиналда Берни-Смита?

– Брата виконта Даннона? Он, кажется, банкир.

– Теперь еще и крупный инвестор. Так вот, один из его знакомых в Мадриде изъявил желание приобрести партию хорошего шелка.

Лихорадочно размышляя над резонным ответом, Шарлемань в очередной раз попытался убедить себя в том, что Мельбурн не способен угадывать чужие мысли вопреки твердому убеждению других родственников в обратном, и наконец произнес:

– Я приму это к сведению. Но у меня тоже намечается выгодный вариант.

– В любом случае тебе следует наладить с Берни-Смитом деловой контакт, – сказал герцог. – Он может стать неплохим источником информации.

– Дай мне его адрес, я напишу ему письмо.

– Хорошо. – Мельбурн смерил его испытующим взглядом. – А много ли у тебя потенциальных покупателей? Я бы хотел, честно говоря, взглянуть на эти отменные китайские ткани, вокруг которых разыгрались нешуточные страсти.

– Я устрою их показ, когда Элеонора и Каролина надумают выбрать себе по отрезу на платье, – обещал Шарлемань.

– Насколько мне известно, ты хранишь этот шелк на каком-то неведомом мне складе. Почему бы тебе не перевезти все рулоны в наш амбар?

– Позволь и мне задать тебе один вопрос: чем вызвано твое чрезмерное любопытство к моим коммерческим предприятиям?

– Особых причин для этого нет, – пожав плечами, сказал с улыбкой герцог. – Но раз ты предпочитаешь обстряпывать это дельце тайно, давай сменим тему нашей беседы. Вчера утром Пенелопа, как я подозреваю, без спросу проникла в твой кабинет.

Шарлемань рассеянно кивнул, занятый разглядыванием двух аппетитных блюд, поставленных официантом на стол.

– Я сам невольно спровоцировал этот поступок, проболтавшись, что уже купил для нее подарок ко дню рождения. Вероятно, его-то она и искала. Детское любопытство!

– По-моему, она его обнаружила, – сказал Мельбурн.

– Вряд ли. Я спрятал его не в кабинете, а в ее комнате. Улыбнувшись, Шарлемань принялся за аппетитные яства.

– Тогда кому же предназначалось ожерелье, в котором она явилась на завтрак в столовую? Этот рубин стоит немалых денег. Я велел ей положить его на место, чтобы не огорчать тебя.

Мысленно чертыхнувшись, Шарлемань с безмятежной улыбкой произнес:

– Ах, так вот ты о чем! Эту безделицу я собирался подарить одной особе на память.

– Приятная вещица. И кому же именно она предназначалась? – не унимался герцог.