Дикий цветок

Мягкие розовато-лиловые сумерки окутывали ранчо «Саншайн», когда повозка свернула на дорогу, ведущую к бревенчатому дому. Полуденная жара сменилась резким, пронизывающим холодом, и Шелби придвинулась поближе к Тайтесу, дрожа от озноба, потрясенная тем, что она натворила. Джеф рядом с ней наклонился вперед, чтобы получше, разглядеть дом. Дым клубами поднимался над одной из труб — значит, Бен уже дома, — а дальше, переливаясь розоватым, оранжевым, алым, мерцали воды реки Шошони.

— Вот это и есть ранчо «Саншайн», — проговорил Тайтес, нарушив молчание. Он ничего не мог с собой поделать — ему нравился Джеффри Уэстон, хотя он мог бы обойтись без этого мрачного слуги, сидевшего сзади, среди их многочисленных увесистых сундуков. Шелби не проронила ни слова с той минуты, как он вывел ее из салуна, и Тайтес всякий раз чувствовал себя предателем, обращаясь к англичанину, который выиграл половину их ранчо… хотя существуют ведь все-таки правила приличия. К тому же Уэстон ведь не под дулом пистолета заставил Шелби ставить, свой последний десятицентовик и ранчо в придачу. Будь ее воля, она бы проиграла его целиком, а не половину.

— Великолепно, — пробормотал Джеф, потом посмотрел на Тайтеса и улыбнулся: — Надеюсь, вы не сочли мое молчание неучтивым, но меня просто заворожила красота пейзажа. Каждый новый вид прекраснее, чем предыдущий.

Они подъехали к дому, и Джеф оглянулся на Мэнипенни:

— Ну, как, старик, нравится тебе этот чудесный дом, который тут построили эти люди?

Слуга поднял руку, чтобы придержать котелок, так как повозка как раз подпрыгнула на последнем ухабе.

— Мне он кажется немного… простоватым, милорд.

— Вы аристократ, мистер Уэстон? — спросил Тайтес, стараясь поскорее увести разговор от равнодушной реплики Мэнипенни. Даже Шелби шевельнулась, поежившись от его холодного, неодобрительного тона, и Тайтес хотел, насколько возможно, оттянуть неизбежное столкновение.

— Вряд ли тут кто-нибудь станет называть вас «вашей светлостью».

— Пожалуйста, не обращайте внимания, — попросил Джеф, мрачно взглянув на Мэнипенни. — Мэнипенни в нашей семье уже целую вечность. Он, так сказать, старой закалки и любит употреблять титулы к месту и не к месту.

Тайтес задумался над его замечанием, но не стал вдаваться в подробности. Его сейчас занимало совсем другое. Как лучше выкрутиться из этой истории с Койотом Мэтом-Шелби? Как будет настроен Бенджамин? Раздумывая обо всем этом, Тайтес слез с повозки, чтобы привязать лошадей к столбу, врытому перед домом. Джеффри Уэстон прошел назад, чтобы помочь Мэнипенни спуститься, и Шелби тем временем спрыгнула на землю.

— Тайтес!

Она остановилась перед ним. Ее маленькое шаловливое личико было скрыто под широкими полями шляпы, но в голосе ее звучали слезы.

— Мне так стыдно… Но я не сдамся. Я переоденусь и выйду к этому иностранцу, и…

— Он не виноват, малышка, — напомнил Тайтес. — Я начинаю беспокоиться, когда ты затеваешь что-нибудь в таком состоянии. Я бы посоветовал тебе принять все, как есть, и…

— Нет. Я это исправлю! — воскликнула она с жаром и исчезла в доме.

Тайтес про себя помолился, чтобы Бен не ждал их на пороге с винтовкой, и заверил Уэстона, что работники перенесут потом его вещи в дом.

— Думаю, нам неплохо бы выпить по чашечке чая и что-нибудь перекусить, хм-м-м? Пойдемте в дом, я погляжу, что там у нас имеется.

— С удовольствием.

Джефу хотелось потрепать по плечу беднягу, успокоить его, сказать, что все обойдется. Ему определенно нравился Тайтес Пим; он явно не только взял на себя обязанности ангела-хранителя «мисс Койот», но и одновременно служил буфером между нею и этим Беном, который, как Джеф догадывался, и в самом деле был ее родственником. Большая часть картины была еще смазана, но, так или иначе, скоро все должно было проясниться, и Джеф с трудом сдерживал нетерпение, ожидая, когда же драма начнет разыгрываться по-настоящему.

Когда Тайтес распахнул парадную дверь, и они вошли в дом, Мэнипенни тихонько ахнул. Тайтес вызывающе взглянул на него, побуждая высказаться.

— Не обижайтесь, мой друг. Я просто не могу припомнить, когда в последний раз видел медвежью шкуру, вывешенную на стене в гостиной…

— А мне даже нравится, — перебил его Джеф; радость вскипала в нем, перехлестывая через край. — Вся эта комната выглядит такой…

Он промолчал, подыскивая нужное слово.

— Простоватой, милорд?

Тайтес ощетинился, точно маленький дикобраз, при этой новой бестактности. То, что он, оборачиваясь к Мэнипенни, видел лишь его полосатый жилет, только усугубляло дело.

— Послушай-ка, я думал, мы с тобой договорились, что ты оставишь эту свою вечную присказку «милорд»!

— В дальнейшем, в таком случае, я попытаюсь обращаться к его светлости «сэр».

— Вот это гораздо лучше, — одобрил Джеф. Он подошел к громадному каменному очагу, наслаждаясь теплом.

— Бен, должно быть, пошел проверить корали, — заметил Тайтес, облегченно вздохнув. Он прошел в кухню и поставил на огонь чайник. Шелби только накануне испекла яблочный пирог, и Тайтес понемногу стал успокаиваться, доставая четыре тарелки, нарезая ломтиками пирог и принимаясь накрывать на стол. Может быть, и не все еще погибло, в конце концов.

И все-таки, когда дверь комнаты Шелби открылась, Тайтес вздрогнул. Мэнипенни сидел на самом краю дивана, держа котелок на коленях, а Джеф стоял, изучая потрепанную афишу, извещавшую о представлении «Дикого Запада». Вид у него был почти мечтательный, однако скрип двери тотчас же вернул его к действительности.

— Добрый вечер!

Шелби переступила порог гостиной и в ожидании остановилась. Она заметила, как изменилось лицо Джефа, и это сразу придало ей уверенности. Она не особенно заботилась о своей внешности, но, безусловно, знала, что хороша. Сбросив с себя наряд Койота Мэта, она надела сизовато-лиловую юбку и кремовую, с высоким воротом, блузку, заколов ее у горла камеей. Ее роскошные темно-рыжие волосы были подняты в высокой прическе, которая так шла к ней, к ее очаровательному личику. Этот простой наряд еще более подчеркивал ее тонкую талию и высокую грудь; она, несомненно, была необычайно женственной.