Сапожок Принцессы

– Ты должен прочитать эти инструкции, запомнить их и уничтожить, – сказал сэр Эндрью.

Он уже приготовился положить в карман письмо, как вдруг оттуда вылетел маленький листочек бумаги и упал на пол. Лорд Энтони нагнулся и поднял его.

– Что это? – спросил он.

– Не знаю, – ответил сэр Эндрью.

– Он же только что выпал из твоего кармана, но с той бумагой его не было.

– Странно, как он туда попал? Это от шефа, – добавил сэр Эндрью, взглянув на бумагу.

Оба склонились над маленьким клочком бумаги, пытаясь разобрать несколько наспех нацарапанных на нем слов, но тут неожиданно тихий шорох, раздавшийся как будто бы из-за двери, привлек их внимание.

– Что такое? – инстинктивно спросили оба. Лорд Энтони быстро пересек зал, подошел к двери, резко открыл ее, и в тот же миг жесткий оглушающий удар между глаз отбросил его обратно. Из темноты неожиданно выпрыгнул человек и, бросившись со спины на ни о чем не подозревающего сэра Эндрью, свалил его на пол.

Все произошло в две-три секунды, – лорд Энтони и сэр Эндрью не успели даже вскрикнуть. Они были связаны двумя неизвестными, рот каждого мгновенно заткнули кляпом, после чего их привязали спиной друг к другу, окончательно лишив какой бы то ни было возможности шевелить плечами, руками и ногами.

Человек в маске, стоявший до сих пор неподвижно, тихо закрыл дверь.

– Все спаслись, гражданин, – сказал один из незнакомцев, взглянув напоследок на путы, сделавшие двух юнцов безопасными.

– Хорошо, – ответил тот, что стоял у двери. – Теперь обыщите как следует их карманы и все бумаги, какие найдете, отдайте мне.

Приказание было в точности исполнено. Человек в маске, взяв бумаги, быстренько просмотрел их в воцарившейся полной тишине, затем открыл дверь и сделал указующий жест в глубь коридора. Четыре человека подняли сэра Эндрью и лорда Энтони с пола и, так же бесшумно, как и появились, потащили обоих связанных щеголей из харчевни в темную даль дуврской дороги.

Человек в маске, руководивший дерзким налетом, остался в зале и еще раз быстренько просмотрел все похищенные бумаги.

– В целом, для одного дня неплохая работа, – пробормотал он, спокойно сняв маску, и его водянистые лисьи глазки заблестели в слабом свете очага. – Неплохая работа для одного дня.

Он вскрыл пару писем из маленькой книжечки сэра Эндрью Фоулкса и особое внимание обратил на небольшой клочок, который два молодых человека так и не успели прочесть; но, казалось, более всего ему доставило удовлетворение письмо, подписанное Арманом Сен-Жюстом.

– Арман Сен-Жюст – предатель из предателей, – промурлыкал он. – Теперь, прекрасная Маргарита Блейкни, – добавил он злобно сквозь стиснутые зубы, – я думаю, вы поможете мне найти Сапожка Принцессы.

ГЛАВА X

В ЛОЖЕ ОПЕРЫ

В «Ковент-Гарден» происходило одно из обычных гала-представлений, первое в осеннем сезоне того великого памятного 1792 года.

Парадные ложи и партер театра были так же полны, как балконы для публики попроще и галерка. На большую часть интеллектуальной публики «Орфей» Глюка произвел неотразимое впечатление, однако празднично одетые, усыпанные бриллиантами фешенебельные дамы говорили о глазах того, кому сейчас не было никакого дела до этой «последней новинки из Германии».

Селина Сторейс, как обычно, своей гранд-арией вызвала бурю аплодисментов бесчисленных поклонников, а признанный дамский фаворит Бенджамен Инкледон удостоился даже персонального изящного знака внимания из королевской ложи. Но вот после торжественного финала второго акта занавес опустился и публика, очарованная магическими звуками музыки великого маэстро, издала единый продолжительный вздох удовлетворения, после чего сотни вздорных и шаловливых языков вырвались наконец на волю.

В роскошных парадных ложах можно было увидеть множество весьма известных лиц: преисполненного заботами о государстве мистера Питта, решившего немного рассеяться на музыкальном пиршестве вечера; веселого, круглого, несколько грубовато-пошлого в обращении принца Уэльского, кочевавшего в небольшие пятнадцатиминутные перерывы из ложи в ложу к тем или иным из своих ближайших друзей. Кроме того, в ложе лорда Гренвиля привлекала всеобщее внимание слушавшая музыку и придирчиво разглядывавшая публику любопытная и забавная персона – тонкая маленькая фигурка в непорочно-черной одежде, проницательное саркастическое лицо с глубоко посаженными глазками, обрамленное темными свободно лежащими волосами. Лорд Гренвиль – государственный секретарь иностранных дел – был с ней подчеркнуто вежлив, но холоден.

Повсюду типы строгой английской красоты перемежались контрастно лицами иностранного происхождения. Спесивая аристократическая каста, состоящая из тех самых французских эмигрантов-роялистов, которых преследовали безжалостные революционные события в родной стране, нашли мирное убежище в Англии. На их лицах лежала печать глубокой обеспокоенности, особенно у женщин, они мало обращали внимания и на музыку, и на блестящую публику, их мысли были совсем далеко отсюда – с мужьями, братьями, сыновьями, все еще подвергавшимися опасности или уже павшими под ударами жестокой судьбы.

Наиболее заметной фигурой была недавно прибывшая из Франции графиня де Турней де Бассерив. Она была одета в тяжелый черный шелк, свидетельствующий о глубине ее траура, и лишь один кружевной платок в руке был белым. Графиня сидела рядом с леди Порталес, безуспешно пытавшейся тонкими остротами и вульгарными шутками вызвать улыбку на печальных губах графини. Сзади сидели юная Сюзанна и виконт, смущенно притихшие среди такого множества незнакомых людей Сюзанна, войдя в зал, напряженно осмотрела все вокруг, каждую ложу, каждое лицо, но того, кого ей так хотелось увидеть, явно не было, и она спокойно уселась за спиной матери, потеряв всякий интерес к публике и безучастно слушая музыку.

– А, лорд Гренвиль, – обрадовалась леди Порталес, когда после учтивого стука на пороге ложи возникло выразительное лицо государственного секретаря. – Вы не могли появиться более кстати. А то вот госпожа графиня де Турней умирает от желания услышать последние новости из Франции.

Изящный дипломат вошел в ложу и поздоровался с дамами.

– Увы, – печально ответил он, – все очень плохо. Резня продолжается, Париж буквально залит кровью, а число жертв гильотины достигает сотни в день.

Графиня, бледная, со слезами на глазах, откинулась на спинку стула, услышав столь краткую и зримую повесть о том разрушительном ужасе, что творился в ее запутавшейся стране.

– Ах, месье, – сказала она на ломаном английском, – так тяжело слышать все это. Мой бедный муж все еще там. Это так ужасно для меня – сидеть здесь, в театре, уже спасенной, в то время как ему грозит смертельная опасность!

– Но, мадам, Бог с вами, – вмешалась решительная леди Порталес, – будь вы даже в конвенте, вы не смогли бы ничего сделать для его спасения. У вас есть дети, занимайтесь ими, они еще слишком молоды для того, чтобы без конца утруждать себя беспокойствами и преждевременным трауром.

Графиня сквозь слезы улыбнулась своей пылкой подруге. Леди Порталес, несмотря на то что ее манеры и голос не сделали бы чести даже жокею, имела золотое сердце и свои самые сокровенные симпатии и учтивейшую доброту прятала за грубоватыми манерами, как, впрочем, весьма любили делать некоторые дамы того времени.

– Кроме того, мадам, – добавил лорд Гренвиль, – не сами ли вы мне вчера говорили, что лига «Сапожок Принцессы» поручилась честью, будто доставит господина графа через Канал?

– О, да, – отвечала графиня, – и это моя единственная надежда. Вчера я видела лорда Гастингса. Он меня еще раз заверил.

– Тогда, я думаю, вам не следует бояться. Лига всегда с точностью выполняет все, в чем клянется. Ах, – добавил старый дипломат со вздохом, – будь я несколькими годами моложе.

– Ой, сударь, – вмешалась достойная леди Порталес. – Вы пока еще достаточно молоды, хотя бы для того, чтобы повернуться спиной к этому французскому пугалу, что сегодня сидит, как король, в вашей ложе.