Анания и Сапфира (СИ)

— Да, дела… — только и мог вымолвить Анания.

— Ничего, — ответила Сапфира, — теперь, скорее всего, станут сытнее кормить. А где твои носилки?

Муж кратко рассказал о ночном приключении.

— Может, так и лучше, — глубоко вздохнула женщина. — Что, если бы вас арестовали в зверинце? Или на тебя напал лев? Я бы не вынесла…

Анания молча обнял её.

— Смотри, — прошептала красавица, — и Кефас вышел свежим воздухом подышать. Давай отпросимся у него на сегодня? Ты ведь и ночью работал.

— Да, что-то домой захотелось… — согласился плотник и направился к главе общины.

Всего лишь в течение нескольких часов на Петра обрушились три несчастья: он потерял носилки, лишился контроля над кухней и расстался с заветной мечтой о льве-помощнике. Сейчас Симон необычайно горевал и поэтому только с третьей попытки смог понять, что говорит ему Анания. Апостол не стал вредничать и безразлично махнул рукой. Обрадованные супруги стрелой проскочили мимо Товии.

— Не успела тебе сказать. Когда мы с Юдифью вчера вечером были дома, приходил Аарон, сын Иезекииля.

— Зачем?

— Осматривал нашу усадьбу. Говорит, что отец хочет её приобрести.

Наконец-то нашёлся покупатель! Но Анании стало грустно, к горлу подступил комок. Он расставался с домом, в котором провёл всю свою жизнь, где научился работать и познал радость любви. И вот скоро этого родного места не станет… Сходное чувство испытывала Сапфира. Она, как и муж, ничего не сказала, но на её глазах выступили слёзы. Супруги теряли своё уютное гнёздышко, в которое было вложено столько труда! И сейчас, после нескольких недель жизни в общине, перед ними во всей «красе» стало вырисовываться то, что они приобретали взамен. Анания и Сапфира видели, но на своё горе не осознали в полной мере лицемерие сектантов, их ненависть друг к другу и особенно к иноверцам, абсолютную никчёмность христиан как членов общества, ненужность их молитв, постов и прочей ахинеи. Все нарушения верующими моральных норм наши главные герои принимали за нетипичные случаи и не замечали здесь системы.

— А Аарон назвал цену? — спросил Анания.

— Нет.

— Давай зайдём к ним, может, сразу и договоримся.

— Хорошо.

Но не успели супруги пройти и несколько шагов, как увидели, что навстречу им, пошатываясь, бредёт Енея.

— Анания, привет! Захария наконец-то уплатил, — закричал пьяный плотник.

— Приятный сюрприз, — улыбнулась Сапфира. — Я уже на это и не рассчитывала.

— Пошли к Захарии, — решил её муж, — надо получить наши деньги. А то он опять их в товары вложит.

Особняк купца был раз в двадцать больше дома супругов. Анания оставил жену у ворот и вошёл во двор. Слуга провёл его в просторную комнату, и плотник стоя стал ждать хозяина. Наконец, отворилась дверь и вползло существо, похожее на старую, сморщенную и облезлую обезьяну.

— Приветствую тебя, господин Захария!

— А, Анания, здравствуй. Чего пришёл?

— Как новый дом? Сын уже вселился?

— Нет. Пока я внутри обустраиваю.

— Енея сказал, что ты выдаёшь жалование.

Захария поморщился и тяжело вздохнул:

— Мы за два денария договаривались?

— Что ты, хозяин! За пять!

Купец поморщился ещё сильнее.

— Анания, возьми плату товарами.

— Господин, мне сейчас нужны деньги.

С большим трудом, после долгих препирательств, плотник получил четыре денария и отправился с женой к Иезекиилю. Дом ростовщика не был таким просторным, как у Захарии, ибо финансовый воротила вёл весьма экономный образ жизни. Сапфира опять осталась ждать мужа у ворот.

Богач знал, зачем супруги продают своё имущество, и решил его приобрести, чтобы потом реализовать усадьбу по более высокой цене. Его не пугало то обстоятельство, что Анания и Сапфира уже более месяца не могли найти покупателя. Он считал себя очень умным и поэтому был уверен в успехе спекуляции. Ростовщик не решился принять посетителя в своём особняке, ибо боялся, что христианин, подобно апостолу Андрею, осквернит его жилище, и вышел для переговоров во двор. Впрочем, глагол «вышел» не вполне точно передаёт телодвижения Иезекииля. Заинтересованный в сделке финансовый воротила резво спустился по лестнице, но перед входной дверью остановился, и, отдышавшись, степенно подошёл к стоявшему в нерешительности плотнику.

Иезекииль был пузатым коротышкой лет сорока пяти; на его голове блестела большая лысина, а на затылке и висках росли еще не седые, по-еврейски иссиня-черные волосы. Как и почти все жители Иудеи, он, когда думал, говорил или ел, забавно кривил рот. Этот недостаток не могли скрыть даже усы и борода, впрочем, довольно жидкие. Но ресницы у ростовщика были пышными, а брови густыми. В последних нередко белела перхоть и попадались паразиты.

Делец родился в бедной семье и своим богатством был обязан случаю. С детства он прислуживал одному купцу, получая за работу и сопровождавшие ее побои только скудное пропитание. Однажды хозяин написал письмо своему тирскому партнеру и отправил юношу отвезти послание. Иезекииль выполнил задание, взял ответ и, довольный тем, что возвращается домой, неторопливо ехал на ослике вдоль морского побережья. Уже приближался полдень, но погода стояла пасмурная и ветреная. Прошлой ночью бушевала сильная буря, и по сей час солнце застилали грозовые облака.

Вскоре Иезекииля догнал ехавший на муле молодой человек. Ребята разговорились; оказалось, что юношу звали Авиудом, он жил в Вифлееме, а в Тире тоже был по торговым делам. Ругая холод и сырость да споря о том, чей хозяин богаче, спутники коротали время. Вдруг их взорам предстала страшная картина. Ночью о прибрежную скалу разбилось небольшое торговое судно, но морская пучина отвергла свою добычу: волны выбросили на берег трупы, корабельные доски, товары.

— О, да здесь можно поживиться! — обрадовался Иезекииль, и, спрыгнув с ослика, стал бегать по каменистому берегу в поисках «добра». Его примеру последовал Авиуд. Однако что было толку от разбившихся амфор с вином и оливковым маслом, лопнувших сосудов с благовониями, разорванных ураганным ветром тончайших тканей? Предприимчивые юноши уже отчаялись, как вдруг один из потерпевших кораблекрушение очнулся, с трудом поднял окровавленную голову и по-гречески попросил помочь ему. Авиуд приподнял обессилевшего купца, видимо, владельца судна, и у того из висевшего на поясе денежного мешочка посыпались золотые денарии [24]. Это обстоятельство решило судьбу несчастного. Юноши переглянулись и поняли друг друга без слов. Иезекииль схватил большой камень и буквально размозжил голову торговца, а затем собрал драгоценные монеты и вместе с Авиудом обыскал другие трупы. Увы, больше денег им найти не удалось. Но и так улов был значительным: каждому досталось по 30 золотых денариев.

Ребята заботливо спрятали монеты в своем скудном скарбе и продолжили путь. Постепенно погода улучшилась: солнце выглянуло из-за туч и согрело продрогших преступников. Заметив небольшой грот, они решили отдохнуть и перекусить. После трапезы Авиуд уснул и громко захрапел, а Иезекииль смотрел на спутника и изо всех сил старался побороть искушение. Он уже разбогател, но его так называемая «душа» желала большего. Тяжело вздохнув, будущий делец встал и пошел искать исконное еврейское оружие — увесистый камень…

Вернувшись в Иерусалим, хитрый юноша крайне осторожно обнаруживал свое богатство. Все были уверены, что успех пришел к нему благодаря удачным ростовщическим операциям, и никто так и не узнал о двойном убийстве. Больше «мокрыми» делами Иезекииль не занимался, поэтому его считали очень честным и добропорядочным предпринимателем.

Такой, с позволения сказать, человек сейчас стоял напротив плотника и, предчувствуя выгодную сделку, кривил рот и потирал руки.

— Здравствуй, Анания! Что, домишко решил продать?

— Приветствую тебя, господин Иезекииль! Да, мне сейчас нужны деньги.

— Аарон смотрел твою усадьбу и оценил её в 250 серебряных денариев. Если ты согласен с такой ценой, я куплю это домовладение.