Дневник Мата Хари

Любовь… Как меняется жизнь Я не могу вспомнить, как давно это слово что-то значило для меня. Моя новая жизнь дает все возможности забыть смысл этого понятия, но от ее сладкого вкуса я никогда не отрекусь. Меня переполняет амбиция, вдохновляющая на постоянные поиски новых движений и жестов в моих экзотических танцах. Я читаю все, что можно найти об обычаях и кастовой системе этой восточной империи. И я всегда довольна, когда седовласые специалисты по санскриту выражают удивление, спрашивая меня: "Откуда ты это узнала, самая прекрасная женщина? Разве это возможно, что женщинам в вашей стране преподают больше, чем изучающим искусство и науку в нашей?" Я известна в Париже как священная баядера Шивы. Фестивали и вечера, которые я облагораживаю своим искусством, — самые исключительные, и когда они проводятся в узком кругу, эффект от моего тела и танцев граничит со сверхъестественным. Атмосфера становится накаленной и опьяняющей. Сам воздух, кажется, источает наслаждение, и мои поклонники едва сдерживают свою страсть. Их глаза пожирают меня, почти совсем нагую, и как только я меняю позу, волнующе поворачивая свое тело или извиваясь им, выставляя на обозрение публики мою соблазнительную попку, которая, как меня заверили знатоки искусства, сама по себе является произведением искусства, публика начинает тяжело дышать. Играет экзотическая музыка, опьяняюще пахнет фимиам, полутемная иллюминация заставляет бронзовый цвет моей идеальной кожи сверкать как золото — так создается эффект, которого я добиваюсь.

Эти специальные представления сопровождаются роскошными обедами, а крепкие вина усиливают состояние транса, в котором я исполняю свои танцы. Самые непристойные движения заменяют самые красноречивые слова. Какое это зрелище — лица сладострастных мужчин, как они облизывают губы, как их взгляды пытаются войти в мою плоть, достигая воображаемого оргазма, потому что их руки обречены на пассивность Их распутные взгляды побуждают меня занимать все более сладострастные позы, потому что меня охватывает ненасытное желание видеть, как все эти мужчины бросаются к моим ногам, жадными глазами раздевают меня и сходят с ума от дикой страсти. Я всегда делала это без страха за свою репутацию, так как мои представления имели невиданный успех. Некоторые сравнивали их с эпилептическими припадками, когда я опрокидывалась навзничь, дрожа всем телом, и змееподобными движениями рук гладила свое сладострастное тело, а иногда вытянутыми пальцами ног касалась бороды какого-нибудь почтенного востоковеда.

Свидетелями моего искусства являются только газетные вырезки. Я стала героиней многих романов и пьес. Самый удачный мой портрет дал в своем романе молодой писатель Луи Демар:

"Какой желанной показалась мне эта женщина, как соблазнительны и упруги юные линии ее тела Ее чудесные груди прикрыты тонко обработанными металлическими пластинками. Браслеты с драгоценными камнями надеты на запястья, верхние части рук и лодыжки. Все остальное — обнаженное, соблазнительно, бесстыдно голое от пальцев рук до ярко-красного педикюра. Увенчанная благо-родной линией шеи пластичность и сила этого совершенного тела оплодотворяется гермафродитическим образом его собственными симметричными формами, которые простираются от соблазнительных подмышек ее поднятых рук вниз до нежной округлости бедер. Ее коленные чашечки похожи на нежные ростки лилий, мышцы напряжены. Кажется, все мерцает блестками золотых и розовых снежинок, и ее не слишком узкий таз, вознесенный роскошными бедрами, кажется изваянным из слоновой кости.

Когда Мата Хари с улыбкой склоняется над статуей своего спящего бога, чудесно изваянные ее бедра еще более соблазнительно округляются и обнаруживают в этой позе удивительное напряжение мягких, но сильных мышц. Очаровательное зрелище, у всех перехватывает дыхание. Эти щеки похожи на две чаши, сделанные из бронзы, — две чаши, в которые любое божество сочло бы за честь вложить свою дань.

Танцовщица трижды касается пола своим лбом. Затем медленно, очень медленно поворачивается и в сладострастном порыве сдвигает широкий золотой браслет на своем левом запястье, представляя нашему взору браслет-татуировку на ее коже цвета слоновой кости. Это искусно выполненное изображение змеи, кусающей себя за хвост…"

Я достигла вершины. Мой триумф беспрецедентен даже в Париже, где жизнь так стремительна и слава быстро забывается. Ни Пайва, ни Сара Бернар не были такими популярными, как я. А это много значит. Но первая была лишь куртизанкой, гротескной и безобразной, когда, наконец, достигла вершины. А вторая — актриса — никогда не была любовницей (по крайней мере, у бедняжки был хороший предлог — деревянная нога). Она соблазняет издалека, очаровывает галерку, но совсем не впечатляет первые ряды. А ведь именно там сидят истинные знатоки отличной женской плоти.

Газеты полны описаний моих успехов, к чему мне их повторять? Здесь, на этих страницах, я хочу рассказать о других успехах, тайнах, которые, конечно, не могли попасть в газеты. В большинстве случаев то, о чем я собираюсь написать, может стать причиной кровавых дуэлей и даже международных скандалов. Реклама — ценная вещь, но иногда кое-что не следует делать предметом гласности. Какая мне польза от того, что журналисты разоблачат герцога Орлеанского? Или великого князя Михаила? Или герцога Баттенбергского и многих-многих других?

Я почетная гостья на приемах, которые настолько помпезны, что везде вызывают зависть.

Я чувствую себя неким языческим божеством, преклонение перед которым в большинстве случаев не дает никакой надежды. Я предпочитаю высказывать свои симпатии только в особых случаях. Но никто из тех, кто платит фантастические суммы, просто чтобы хоть на миг прикоснуться ко мне, не может когда-либо сделать вывод, что я фригидная, как я им всем говорю. Наоборот, я чувственна, сладострастна и одержима гротескным, ненасытным желанием физической любви. Никто не знает, как часто я без сна ворочаюсь на своих шелковых подушках и как часто ускользаю из своих апартаментов посреди ночи, находя приют в доме с дурной репутацией. Возможно, необычная страсть, испытываемая мной во время этих тайных походов, играет важную роль. И когда я, возвращаясь домой после таких ночей и используя свою сказочную ванную, мой покрытый голубым шелком будуар, где меня окружают сверкающие бутылки, серебряные расчески и щетки, дорогие духи и экзотические мыла, тогда эта перемена обстановки дает мне невыразимое удовлетворение. Помимо полной разрядки, которую я получаю. Только так я могу действовать. И мне действительно нужна очень сильная доза такого наркотика, чтобы чувствовать себя хорошо…

Внешне я неприступна. Я давно уже установила, что именно противоречие между моим сладострастным, возбуждающим телом и холодным, неприступным обликом больше всего шокирует мужчин. Меня считают божественно милостивой, когда я удостаиваю случайного знака внимания самого богатого из них. Если я поддамся его желаниям и позволю своему поклоннику завладеть моим телом, я уничтожу его собственные иллюзии и лишу себя больших доходов. Я перестану быть богиней, баядерой Шивы и танцовщицей Священного храма, вниманием которой они не могут и не отваживаются злоупотреблять и величайшая милость которой — это позволить им быть рядом хотя бы несколько минут.

Я хожу в дома свиданий, скрывая лицо под густой вуалью, обходя стороной людные улицы: очень важно, чтобы меня не узнали. К счастью, клиенты, посещающие эти сравнительно дешевые дома, не бывают на моих представлениях. И наоборот. Маркиз Сэнтонж, дон Хаиме, виконт Папель, князь Трубецкой — эти господа посещают другие, более утонченные заведения. Они начинают с буфета, затем — ночной клуб, а потом — бордель. Свои похождения они заканчивают утром, по последней моде едят луковый суп рядом с извозчиками, базарными торговцами и проститутками.

Ну, а если кто и узнает меня, я всегда могу отделаться ссылкой на свою блажь. Могу сказать, что мне интересно познавать жизнь, жизнь простых людей. К счастью, мне никогда не приходилось прибегать к таким отговоркам. Мне ужасно нравилась эта двойная жизнь. В конце концов, если так поступала римская императрица Мессалина, почему не могу и я?