Искушение любовью

— Да вы… — Она в бешенстве выдернула у него свою руку.

— Да ничего страшного. — Сэр Марк добродушно взмахнул рукой. — Забудем об этом несчастном происшествии.

— Я сделаю все, чтобы вы о нем не забыли! — Джессика остановилась. — И если бы на вашем месте был любой другой мужчина, я добилась бы успеха. А вы бы…

— Вы бы потеряли голову. Оробели. — Его лицо было абсолютно серьезным, только уголки губ слегка подрагивали.

— Что, собственно, вы имеете в виду, говоря, что такие вещи мне не удаются? Да я была неотразима. — Она вздернула подбородок. — Я вообще неотразима. Я могла бы заполучить вас в любую минуту, вы, самонадеянный невежа! Прямо сейчас. Если бы захотела.

— Понятно. Но вы меня ненавидите. — Его глаза блеснули.

— Да. — Джессика сложила руки на груди. — Только поэтому я ничего не предпринимаю.

Некоторое время они шли молча. Если бы она сказала кому-нибудь другому, что может соблазнить его в любой момент, но не делает этого лишь потому, что ненавидит, он был бы в ярости. Сэр Марк, насвистывая песенку, поднял с земли камешек и, как мальчишка, бросил его в воду.

— Я узнаю о вас все больше и больше, — заметил он. — Например, что в вас очень силен соревновательный дух. Вы забавное создание. Бьюсь об заклад, в детстве вы могли сделать все что угодно на спор.

— Ничего подобного. Я кротка, как овечка.

— Вы, наверное, хотели сказать, как огромный разъяренный бык. Который роет рогами землю.

— Если вы это называете охотой, должна вам сказать, такие вещи вам не удаются, — не удержалась Джессика.

Выпад, судя по всему, в цель не попал. Сэр Марк безмятежно улыбнулся:

— Не думайте, что это отобьет у меня желание флиртовать. Как раз это нравится мне в вас больше всего. То, что вы не боитесь прямо говорить мне нелицеприятные вещи. Мне в вас вообще многое нравится — и боюсь, это дает вам неоспоримое и несправедливое преимущество. Учитывая, что вы меня так презираете.

— О, вот как?

— Видите ли, вы напоминаете мне моего брата.

Джессика подняла бровь.

— Я напоминаю вам вашего брата? Сэр Марк, со мной флиртовали сотни мужчин. Ни секунды не колеблясь, я заявляю вам, что вы — худший из них. Вам нужно серьезно поработать над своим умением делать комплименты. Ни одной женщине на свете не понравится, что она напоминает мужчину. Даже если этот мужчина — герцог.

— Нет, не этого брата. Не герцога. Моего среднего брата. Дело в том, что слова и поступки Смайта полностью противоречат друг другу. Чтобы понять, что он действительно имеет в виду, нужно наблюдать за тем, что он делает, а не слушать, что он говорит.

— Теперь вы еще и назвали меня лгуньей. — Она покачала головой. — Сэр Марк, вы безнадежны. Поистине безнадежны.

Он проигнорировал и это.

— Вы постоянно утверждаете, что могли бы меня соблазнить.

— Я могла бы поставить вас на колени.

Сэр Марк остановился прямо посреди дороги и медленно повернулся к ней.

— Должно быть, это уже очевидно, — тихо сказал он.

Дорожка, на которую они свернули, была совершенно безлюдна. Ближайший дом скрывался за зарослями ежевики, покрытой белоснежной пеной цветов. Пыльная тропинка вдруг показалась обоим слишком узкой — настолько, что поместиться на ней вдвоем было просто невозможно. Не сводя с Джессики глаз, он шагнул к ней — и ей показалось, что ее грудь наполнилась обжигающей расплавленной лавой. Она приказала своим ногам стоять на месте, а спине — не сгибаться, распрямила плечи и смело, не дрогнув, встретила его взгляд.

Очень медленно Марк поднял руку. Сейчас он коснется ее. Ее кожа горела от предвкушения, и все равно где-то глубоко внутри затаилась эта холодная дрожь, этот молчаливый протест. Нет. Нет. Вокруг не было ни души, только он и она. Если она хочет добиться своей цели, то должна поддаться. Позволить ему дотронуться до нее там, где он пожелает, без всяких возражений. Джессика представила себе, что она — статуя из холодного, твердого металла. Статуя не отстранится, когда его рука прикоснется к ней. У нее нет чувств и нет сердца.

И нет страхов.

Сэр Марк поднял бровь.

— Миссис Фарли, — негромко заметил он, — вы собираетесь с силами, чтобы не отступить.

— Нет. Нет, это не так. Я не понимаю, о чем вы.

— Да. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы застыли на месте, словно ледяная скульптура.

— Неправда.

Он протянул руку к ее лицу. Джессика затаила дыхание, пытаясь побороть панику.

— Правда. — Кончиками пальцев он слегка погладил ее щеку.

Она все же не выдержала. Это едва заметное прикосновение оказалось невыносимым. Джессика отпрянула на шаг. Ее сердце бешено колотилось; во рту было горько от отчаяния и противного чувства поражения. Она не могла произнести ни слова — голос выдал бы ее с головой.

— Какие глупости, — выдавила она. — Я… я…

Марк не шевельнулся.

— Я не могу вас раскусить, — признался он. — Вы терпеть не можете, когда до вас дотрагиваются. И тем не менее…

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Да? — Он убрал руку, и она облегченно перевела дыхание. Он склонил голову и бросил на нее проницательный взгляд. Джессике показалось, что его глаза заглядывают ей в самое сердце.

Она почувствовала себя так же, как и в его гостиной два дня назад: словно разделась догола, но не добилась никаких результатов. Ей нечего было предложить, кроме правды. Она закрыла глаза.

— Мужчины гладят свою лошадь, чтобы успокоить, — отстраненно произнесла она. — Или охотничьего сокола, чтобы напомнить ему, что он на привязи. Они любят касаться самых ценных своих приобретений. А я устала быть чьей-то собственностью.

— Разве никто никогда не обнимал вас, чтобы утешить? Ну или просто — в знак дружбы? Ни братья, ни сестры?

Джессика не могла заставить себя открыть глаза. Сестры. Прошло семь лет с тех пор, как она видела своих сестер. Эллен, должно быть, уже совсем взрослая. Кроме сестер, у нее была Амалия, самая лучшая подруга, но она осталась в Лондоне…

Да, конечно. Тогда, после всего, что случилось, Амалия обнимала ее. Джессика не возражала против дружеских объятий. Но она ненавидела собственнические прикосновения.

— Поэтому вы хотите прикоснуться ко мне? — спросила она. — Чтобы утешить? Или в знак дружбы? Я не думала, что вы из тех людей, что предпочитают использовать эвфемизмы.

Сэр Марк выпрямился.

— Нет, я действительно не из таких людей.

— Все думают, что раз вы девственник, то от вас можно не ждать подвоха. Но я вижу, как вы на меня смотрите. И знаю, что вы видите. Вы такой же мужчина, как и все, и вы хотите того же, чего хочет любой другой мужчина. В самом деле, сэр Марк. Иначе почему вы стоите на безлюдной тропинке рядом с женщиной с дурной репутацией?

Разумеется, ей показалось. Она не могла почувствовать его дыхание на своей щеке. Он ведь стоял не так близко.

— Миссис Фарли, — его голос звучал приглушенно, — вы не можете представить, как долго я ждал, чтобы кто-нибудь понял это. Я не невинный агнец. Я никогда не был невинным агнцем. Но все тем не менее считают меня каким-то неземным созданием, которому неведомо вожделение.

Джессика облизнула губы.

— Это умаляет мои достижения, — продолжил он. — Люди воображают меня святым. Верят, что я плыву по жизни и меня не терзают плотские желания или похоть. Как будто бы мне все легко дается. Я говорил об этом в первой главе своей книги, но, кажется, мне никто не поверил. Хранить целомудрие — это тяжело.

— Я не думала…

— Да, я испытываю влечение. Вожделение. Похоть. — Он погрузил пальцы в свои золотистые волосы и сокрушенно покачал головой. — Нет, вы совершенно правы. Вы заслуживаете того, чтобы с вами говорили прямо. Я хочу вас. Жажду вас. Испытываю страсть к вам.

Джессика снова почувствовала себя единственной женщиной в мире. Его взгляд будто пригвоздил ее к месту.

— Но я никогда не перейду к действиям.

Ее желудок болезненно сжался.