Мой темный принц

– Ушам своим не верю, мама! А как же я? Миссис Линдси посмотрела на сад и темные падубы.

– Иногда приходится думать о вещах куда более значительных, чем наши собственные персоны. Данный брак не позволит Австрии и Франции открыто захватить эту часть Альп.

Эту часть Альп. Часть, которой она, Пенни, наполовину принадлежит. Воображаемая сеть затянулась туже, куда ни глянь – всюду крючки, готовые вонзиться ей прямо в спину.

– Он угрожал тебе? Заявил, что выгонит тебя на улицу, если я не соглашусь?

– Он даже не знал, что Клампер-Коттедж принадлежит ему, пока я сама ему об этом не сказала. Подобными делами заведуют его секретари. Эрцгерцог не в состоянии проследить за всеми своими расходами.

– Это он тоже мне сказал. Он очаровал тебя, да? Пришел сюда сегодня утром и очаровал тебя. Знал, что только ты можешь убедить меня. Господи, это просто невероятно!

– Он не очаровывал меня, Пенни. Он меня убедил. Я знаю Глариен. Он совсем не похож на Англию. Там все зависит от характера правящего принца. Меня бросает в дрожь, как представлю, что может натворить гражданская война. Подумай о женщинах и детях, пойманных в ловушку в своей стране. Вспомни принцессу Софию, твою кузину, которая находится в руках человека, способного превратить зверушек в мишени…

В груди Пенни билась паника, словно попавший в сачок мотылек.

– Но разве я могу заменить ее? – Она махнула руками, словно хотела охватить весь свой маленький мирок. – понятия не имею, как приветствуют царя или принца-регента… Мама, я не сведуща даже в светских манерах Лондона. Не говоря уже о королевских!

Миссис Линдси посмотрела на дочь снизу вверх. Между бровями появилась небольшая морщинка.

– Да, милая моя, я знаю. – Она судорожно вдохнула. – Вот еще одна причина, по которой я хочу, чтобы ты пошла на это. Думаю, тебе не повредит научиться этим самым манерам. Уверена, тебя никто не разоблачит. На этих королевских сборищах никто не подходит к владыкам слишком близко, так что никому не удастся разглядеть тебя как следует. Лондонские нравы не слишком отличаются от деревенских, а немного лоска тебе не повредит.

– И что я буду делать с великосветским лоском здесь, в Раскалл-Сент-Мэри?

Миссис Линдси покачала головой:

– Ты считаешь, что довольна подобной жизнью, и это моя вина. Я слишком резко отреагировала на твое приключение семилетней давности. Надо было вывезти тебя в Лондон. Ты должна была принять участие в светском сезоне.

– Выставить себя на брачном рынке? Мама, ради Бога! У меня ни красоты, ни состояния, и… – Она запнулась, не желая, чтобы мать посчитала, будто она винит ее.

Но продолжение было слишком очевидным.

– И ты незаконнорожденная. Это тоже моя вина. Так же как и то, что я позволила тебе похоронить себя здесь после одной-единственной ошибки.

– Но я счастлива здесь, с тобой. Почему мы не можем продолжать жить, как жили?

Мать пропустила меж пальцами складку юбки.

– Я была эгоисткой, Пенни. Украла у тебя то, что принадлежит тебе по праву рождения. Тебе надо было узнать не только тонкости сельской экономики да огород. И ты не должна была довольствоваться деревенским укладом. Ты должна была узнать, что может предложить тебе большой мир, увидеть его утонченный блеск, а уж потом осесть здесь, со мной. Твой отец был принцем.

Она не ожидала, что мать воспользуется против нее этим оружием. Пенни считала себя англичанкой на все сто процентов. И все же по ночам ее иногда преследовал мягкий, полный соблазнов голос. Половина ее естества принадлежала чему-то еще, какому-то экзотическому месту, где развитие остановилось лет двести назад и где девятнадцатый век так и не наступил.

Напуганная до смерти, она накинулась на мать:

– Он бросил нас! Обеих! И ты хочешь отдать меня в руки еще одного такого же, как он?

Мать побледнела, внезапно постарела и стала выглядеть на все свои сорок шесть лет.

– У твоего отца не было выбора. Может, если ты получше присмотришься к королевским обязанностям, ты сама поймешь это. Николасу я доверяю. Это честная игра. Там ты будешь в гораздо большей безопасности, чем здесь. И чего это тебе стоит? Месяца в Раскалл-Холле и нескольких дней в Лондоне. А трон будет спасен. И королевство спасено. И людям не придется воевать. Я удивлена, что ты отказала ему.

Комната поплыла перед глазами. В горле словно кусок угля застрял.

– Мама! У меня такое чувство, что меня предали. Я думала, что ты встанешь на мою сторону!

Зашуршали юбки. Теплые, источающие легкий аромат лаванды руки обняли за плечи. Мать притянула ее к подоконнику, и они сели бок о бок.

– Пенни, мой милый малыш! Девочка моя! Что такое?

Пенни рассмеялась и вытерла слезы:

– Да, я знаю. Это совсем на меня не похоже, так? Мне придется воспользоваться нюхательной солью или пережженными перьями и научиться с благородством вдыхать их пары, как это делала мисс Хардинг в Неттл-Парке.

Мать улыбнулась и протянула ей платок. Птицы за окном угомонились. Легкий бриз шелестел в ветвях растущих вдоль дороги ясеней.

– Послушай, Пенни. В жизни редко выпадает возможность испытать настоящее приключение. Ты ухватилась за первую, когда тебе было пятнадцать, и ничего хорошего из этого не вышло. Может, теперь появился шанс все исправить и вернуть утраченное равновесие. Ты можешь сделать нечто куда более грандиозное, чем все, что ты до сих пор делала для Раскалл-Сент-Мэри. Ты можешь продолжать жалко влачить свои дни в глуши Норфолка, а можешь на день или два выйти на мировую арену…

Дрозд испуганно выскочил из кустов – за ним гналась бездомная кошка. Пенни кожей ощутила и страх, и возбуждение птицы, и этот взволнованный, безумный полет в полные неизвестности небеса, где ее вполне мог поджидать орел. Кошка села и принялась вылизываться, скрывая под равнодушием свое разочарование.

Поток ее собственных – и материнских – слез словно унес с собой все чувства, за исключением присущего ей бесстрастного юмора.

– Он назвал меня реформатором.

И это, с грустью подумала она, единственный настоящий соблазн из всех, которые предлагает ей данная ситуация.

– Он согласился с тем, что мы с тобой можем переписываться.

– Ты на целый месяц оставишь меня с этим человеком одну, без компаньонки, только потому, что знала его, когда он был мальчишкой? Как ты можешь, мама!

По дороге простучали копыта, сосед возвращался домой. Пенни улыбнулась и помахала ему рукой, будто это был совершенно обычный день, будто она могла закрыть глаза и навсегда отгородиться от всего, что случилось.

Мать остановилась в дверях с подносом в руках. В голубых глазах плескалась тревога.

– Это единственное, что меня волнует. Мне ничего не остается, как только положиться на твой здравый смысл и его честь…

– Его честь! – Как долго честь удерживала ее отца? Почти год? Однако ее мать была гораздо ранимее, так ведь? – Он, конечно, чертовски хорош собой. К счастью, я полагаю, что одного месяца будет недостаточно, чтобы довести соблазн до конца.

Мать нахмурилась, глаза затуманились – она вспомнила прошлое.

– Не стоит недооценивать опасность, Пенни. Он настоящий красавец. И королевских кровей. Есть в этом неодолимое притяжение…

Да, она знает, о чем говорит, испытала это на себе. Пенни подошла к матери и забрала у нее поднос.

– Мама, ты забываешь, что я еще не дала своего согласия.

Пенни вымыла чашки и убрала со стола, но руки отчего-то плохо слушались ее. Она никогда не стала бы делать этого ради себя самой. А ради того, чтобы успокоить мать, изгнать из ее глаз горевшие там вину и разочарование? Чашка выскользнула у нее из рук и чуть не разбилась. Мать поднялась наверх. Пенни знала, что она тихо плачет в своей спальне, но на этот раз по своему собственному принцу, принцу Фредерику. Человеку, укравшему ее сердце, обесчестившему ее, опозорившему и бросившему с ребенком на произвол судьбы.

«Я здесь. Этого вы не можете отрицать». Приступ ярости застал Пенни врасплох. Ох уж это невообразимое высокомерие и жестокость принцев! Даже ее собственная мать согласилась с планами Николаса, прекрасно понимая, что в конце концов ее удастся уломать. Она в бешенстве развернулась и понеслась по коридору. Нацепив по пути шляпку, девушка выскочила из дому.