Во власти мечты

— Могу я сделать для вас еще что-нибудь? — спросила Энн, подумав, что герцогиня кажется утомленной.

— Ничего не нужно, дорогая. Спасибо, — последовал ответ.

Энн отправилась домой. Она пошла через Грин-Парк [9] к вокзалу Виктория [10], потому что там было легче сесть в автобус в час пик. По дороге она думала о герцоге. Он оказался невероятно интересным собеседником, но Энн заметила, как временами боль искажала его лицо. А когда он собрался уходить и, тяжело опираясь на костыли, неловко направился к выходу, ее душа внезапно восстала против жестокости и страданий. Ну почему в жизни не может быть все таким, каким она представляла в мечтах: красивым и радостным? Почему болезни и ужасы войны уродуют людей, разрушают их морально и физически, лишают мира и счастья?

— Ты что такая серьезная? — спросила Салли, когда Энн пришла домой и села, слушая разговор Мэриголд с Салли, но сама не вставляя ни слова.

Энн хотелось бы рассказать обо всем, но слова не шли с языка. Всю жизнь она стремилась избежать всего неприятного, некрасивого. Даже никогда не стремилась навещать больных и страждущих, потому что не хотела слушать их жалобы и видеть их нищету.

Энн подошла к окну и стала смотреть на крыши.

— Что со мной происходит? — спрашивала себя девушка. — Я не жажду денег, как Мэриголд, но боюсь всего жалкого и убогого.

Вдруг она почувствовала, как ей на плечо легла рука Салли и мягкий голос младшей сестры спросил:

— В чем дело, дорогая? Чем ты так расстроена?

Мэриголд в этот момент пошла зачем-то вниз, и Энн без лишних подробностей рассказала Салли о герцоге.

— Бедняга! — воскликнула та. — Как это ужасно и для него, и для его матери! Может быть, ты сможешь помочь ему, дорогая?

Энн, волнуясь, взглянула на сестру и спросила:

— Как? И знаешь, скажу тебе откровенно: я не хочу. Ужасно сознаваться в этом, Салли, но я не такая, как ты. Мне не хочется быть с больными и немощными. И не надо убеждать меня, что это плохо и неправильно, потому что мне самой стыдно за себя, но такова правда. Я хочу жить в мире, где все здоровы, счастливы и богаты.

Салли рассмеялась:

— Дорогая Энн, это уже будет не жизнь на земле, а рай на небесах, но поскольку мы не можем оказаться там прямо сейчас, нужно здесь, на земле, делать все, от нас зависящее, чтобы украсить жизнь. Помнишь, что говорил папа? Люди не могут быть совершенными, но пытаться может всякий.

— Папа — это другое дело, — упавшим голосом произнесла Энн. — Он был не такой, как мы. Он умел повсюду находить красоту, все в мире для него было чудесным.

— Да, знаю, — вздохнула Салли. — Жаль, что мы не такие, как он.

— Ты-то как раз такая, — сказала Энн, целуя Салли в щеку. — Но не волнуйся за меня, сестричка: я никогда не получу то, что хочу, но все равно буду надеяться.

Салли ничего не сказала и только крепко обняла Энн за плечи. Через секунду дверь распахнулась, и появилась Мэриголд с кувшином молока в руке в сопровождении Питера.

— Посмотрите, кого я обнаружила на крыльце, — весело сказала она. — Он пригласил меня на ужин, и я с радостью согласилась. Мне до смерти надоели чечевичные котлеты в нашем ресторанчике. Подожди, Питер, я надену шляпку.

Мэриголд исчезла за шторой. Салли повернулась к Питеру, собираясь поздороваться, и сразу заметила, что он выглядит как-то иначе. Потом Салли поняла, что на нем вместо обычных вельветовых брюк и свитера на этот раз был прекрасно сшитый фланелевый костюм и рубашка с галстуком.

— Вот это вид! — воскликнула Салли.

Питер усмехнулся:

— Это комплимент?

Салли кивнула:

— Ты выглядишь совсем по-другому, и мне это нравится. Даже не думала, что ты такой красавец!

— Ну, ради такой похвалы стоит претерпеть все неудобства из-за галстука, — со смехом сказал Питер.

«Да, — думала Салли, — так он выглядит абсолютно другим человеком, и ему это очень идет».

Ей никогда не нравилась небрежная одежда, которую он обычно носил; может, так и было принято среди богемы, но, по мнению Салли, выглядело чудаковато, будто нарочито. Питер, высокий и широкоплечий, в классическом строгом костюме выглядел прекрасно.

Вернулась Мэриголд. На голове у нее была очень маленькая шляпка, украшенная белыми маргаритками. Девушка вся сияла.

— Идем, Питер! Давай отправимся в какое-нибудь интересное местечко. Считаешь, что ты достаточно богат сегодня?

— Достаточно богат, чтобы накормить тебя хорошим ужином.

— Прекрасно.

Они попрощались с Салли и Энн и вышли на залитую закатным солнцем улицу. Мэриголд уже собралась свернуть за угол, но Питер остановил ее.

— Я на машине.

— На машине? Я и не знала, что у тебя есть машина.

— Она была в ремонте.

Автомобиль оказался низким, длинным, как стрела. Мэриголд залюбовалась им.

— Подумать только, и ты молчал, — прощебетала она. — Мы гонялись за автобусом, а ты молчал. Почему ты скрывал его от нас?

— По личным причинам, — улыбнулся Питер.

Мэриголд пожала плечами:

— Ну… Если хочешь быть загадочным… А куда мы направляемся?

— В «Беркли-Гриль».

Мэриголд посмотрела на него с удивлением, но ничего не сказала.

Ужин оказался отменным, а Питер всячески старался развлечь Мэриголд. Ей было весело, уютно, нравилось внимание официантов. Нравилось чувствовать себя красавицей, у которой такой достойный и представительный спутник.

Когда они вышли из ресторана, уже смеркалось. Они сели в машину и Питер, не говоря ни слова, мягко тронул с места. Мимо плавно поплыли пустеющие улицы Сити.

— Куда мы едем? — спросила Мэриголд минут через двадцать, нарушив затянувшееся молчание.

— В одно тихое место, — ответил Питер. — Я хочу поговорить с тобой.

Они проехали еще немного и остановились на вершине холма. Внизу раскинулась долина, поросшая лесом. Ее пересекала небольшая речушка. Уже показалась луна, но в летних сумерках еще можно было разглядеть друг друга и чудесный пейзаж.

Питер вышел, открыл капот автомобиля и вернулся в салон. Было тихо, только шорох прошлогодних листьев нарушал покой. Оба молчали, наконец Мэриголд не выдержала.

— Зачем ты привез меня сюда?

— Поговорить.

— О чем?

— О нас.

Мэриголд нетерпеливым жестом сняла шляпку и бросила ее на заднее сиденье.

— В чем дело? — спросила она.

Питер положил руку на спинку сиденья Мэриголд.

— Посмотри на меня, Мэриголд, — настойчиво проговорил он.

Девушка слегка, словно не решаясь ослушаться, повернула голову к нему, но потом резко отвернулась.

— Нет, Питер, нет!

— Ты боишься!

Она нервно рассмеялась.

— Поедем обратно. Мне понравилась прогулка, но завтра нужно рано вставать, я хочу пораньше лечь. Едем, Питер.

Он покачал головой:

— Нет, ты еще не выслушала меня.

Мэриголд испугалась.

— Нет, Питер, не говори так! Я не хочу ничего слышать!

— Значит, ты знаешь, что я хочу сказать!

— Догадываюсь.

Вдруг Питер взял девушку за руки и крепко сжал их.

— Послушай, Мэриголд, я люблю тебя, люблю всем сердцем и уверен, что ты тоже любишь меня.

Мэриголд попыталась высвободить руки.

— Нет, это не так, Питер! Пусти!

— Не пущу! Я никогда не отпущу тебя, Мэриголд. Я хочу жениться на тебе.

— Это абсурд!

В голосе Мэриголд не было насмешки, только мольба.

— Это вовсе не абсурд, и ты знаешь это. Я люблю тебя и почти не сомневаюсь, что и ты меня любишь.

— Не люблю! Не люблю! — выкрикнула Мэриголд.

С минуту Питер молчал, удерживая руки Мэриголд, а затем тихим чувственным голосом почти приказал:

— Хорошо, я отпущу тебя, но при одном условии: глядя прямо мне в глаза, ты повторишь, что не любишь меня. Скажешь, я отвезу тебя домой и больше не побеспокою.

— Сначала отпусти меня.

— Хорошо.

Питер выпустил руки Мэриголд.

— Ты сделал мне больно! — пожаловалась она, как капризный ребенок, и потерла кисти.