Гордые и свободные

Легкий ветер шуршал ветвями яблонь. Сады Гордон-Глена были готовы к сбору урожая. Румяные крупные яблоки скоро будут уложены в ящики и отправлены в порты американского Юга. Ночью пресс, где изготавливали сидр, молчал, но утром он проснется и заработает вовсю, распространяя яблочный аромат на всю округу. В котлах забурлит яблочный сок, из которого делают соус, яблочное масло и консервы.

Возле мельницы похрюкивали свиньи, хрупая кормом. Дье закутался в куртку, мечтая о кружке горячего сидра.

Из мрака вынырнула стройная фигурка, и внутри у молодого человека все затрепетало. То была Фиби, ее глаза застенчиво и зазывно посверкивали. Забыв о ночной прохладе, Дье вскочил и уставился на девочку во все глаза. Так и смотрел бы на нее до скончания века.

– Вот… Принесла тебе горячего сидра. Правда, по дороге немножко пролила. Да и поостыл он, наверно… – Она сунула ему кружку, протянула кусок пирога. – Это яблочная шарлотка. Она вкусная. Преподобный отец не доел, я и спрятала, когда убирала со стола. Никто не узнает, ты не думай.

– Сидр – это то, что надо.

Дье ощутил прохладу ее пальцев, а Фиби зябко закуталась в старую шаль.

– Замерзла? На, выпей.

Платье на ней было совсем ветхое, местами порванное.

– Нет, это тебе.

Она оглянулась на поселок, словно ее могли в любую секунду позвать.

– Может, посидишь со мной?

Ему ужасно не хотелось, чтобы она ушла. Много раз он твердил себе, что Фиби еще слишком юна. Но когда она оказывалась рядом, он ничего не мог с собой поделать – руки сами тянулись к ней.

– Разве что чуть-чуть…

Она опустила голову, чтобы не смотреть ему в глаза, но он заметил, как ее губы расползаются в улыбке. Значит, она обрадовалась его словам. Или нет? Нравится ли ей быть рядом с ним?

Сердце у Дье колотилось как бешеное. Фиби опустилась на деревянную скамью. Он жадно выпил сидр, почти не чувствуя его вкуса, осторожно присел рядом.

– А шарлотка тебе понравилась? – спросила Фиби. – Я сама ее сготовила.

– То, что надо.

Дье быстро откусил кусочек и запил его остатками сидра.

– Как у тебя дела? Давненько не виделись. Как ни заеду, ты все по хозяйству хлопочешь.

– Работы много. Яблоки поспели, и вообще…

– По-моему, твоя матушка тебя нарочно работой загружает. Чтоб ты со мной пореже виделась.

Он доел шарлотку и вытер пальцы о штаны, думая о Черной Кэсси.

– Да нет, ты ей нравишься. Просто…

Ей не хотелось говорить, что мать винит Дье в пристрастии Фиби к чтению.

– Просто натура у нее такая. Они и с папой все время ругаются.

– Хорошо, если дело не во мне.

– А ты знаешь, что мастер Уилл разрешил мне и Шадрачу ходить на уроки в школу? – Фиби горделиво улыбнулась. – Мы там учимся читать, писать, считать и еще географии и всяким другим штукам. Я теперь здорово читаю и даже могу написать свое имя. Хочешь, покажу?

Она взяла ветку, нагнулась и медленно, старательно нацарапала на земле, повторяя буквы вслух:

– Ф… И… Б… И. Фиби.

Потом выпрямилась, горделиво посмотрела на свое творчество и взглянула на Дье.

– Видишь?

Он нагнулся и одобрительно кивнул:

– Просто здорово.

Ей показалось, что он смотрит на нее уважительно. Еще бы – ведь теперь она не безмозглая черномазая девчонка, а такая же ученая, как он сам.

– А мое имя ты можешь написать? – спросил Дье.

Фиби смутилась.

– Если бы знать, какими буквами оно пишется…

– Я тебе помогу.

Он опустился на колено, разрыхлил землю.

– Иди-ка сюда.

Она нерешительно опустилась на колени рядом с ним, сама не своя от волнения.

– Первая буква Д.

Фиби хотела произвести на Дье впечатление, но, когда она попыталась изобразить букву на земле, рука у нее задрожала. Девочка поспешно стерла проведенную линию, чувствуя, как молодой человек дышит ей в ухо. Он сжал ей пальцы, чтобы она держала ветку покрепче.

– У тебя рука такая холодная, – сказал Дье. – Как горный ручей зимой.

– Я знаю, – прошептала Фиби, хотя на самом деле ей было жарко.

Казалось, что прикосновение Дье обжигает кожу пламенем. Их тела почти соприкасались, от Дье сладко пахло сидром. Внутри у девочки все замирало. Она боялась пошевелиться, но еще больше боялась выдать свое волнение неосторожным движением.

– Мое имя пишется так. – Он водил ее рукой по земле. – Д… Ь… Е… Т… Е… Р… О… Н… О… М… И. Дьетерономи. А фамилия – Д… Ж… О… Н… С. Дьетерономи Джонс. – Только тут Дье отодвинулся. – Длинное имя.

– Вот и хорошо, что длинное, – горячо прошептала Фиби и смутилась.

Его рука по-прежнему не выпускала ее пальцы. Это ощущение Фиби ужасно нравилось. Она оглянулась, чтобы проверить, чувствует ли он то же самое.

Дье смотрел на нее сверху вниз. Ее прекрасные глаза лучились такой нежностью, что удержаться было невозможно. Дье судорожно сглотнул, чувствуя, что сейчас задохнется. Он так страстно желал эту девочку, что, казалось, вот-вот умрет на месте. Ее губы казались ему такими нежными, мягкими, манящими. Они притягивали его как магнитом.

Он не отдавал себе отчета в своих действиях, ничего не помнил, не видел, не замечал – лишь почувствовал робкое прикосновение ее теплых, податливых губ. Дье вовсе не собирался ее целовать, но остановиться было уже невозможно. Он жадно впился в уста Фиби, отдававшие привкусом дикого меда.

Маленькая ручка скользнула ему под куртку, обожгла прикосновением. Дье замер, завороженный ощущением близости ее тела. Два маленьких холмика прижались к его груди. Дье рывком отодвинулся и вскочил на ноги, сам не свой от стыда и чувства вины.

– Дье, ты что? – тихонько спросила Фиби. – Что-то не так?

– Уже поздно… И холодно. Иди-ка домой, пока за тобой мама не пришла, – резко сказал он и, читая в ее глазах обиду, совсем стушевался. – Не смотри ты на меня так. Неужто ты не понимаешь? Мне нельзя было это делать.

Она поднялась, закуталась в шаль.

– Но я сама этого хотела.

– И очень плохо, что хотела. – Дье разозлился на нее за эти слова – теперь ему еще больше захотелось ее поцеловать. – Ведь ты, Фиби, совсем еще девочка. Ты слишком зеленая, чтобы… чтобы подпускать к себе мужчину.

Она стояла перед ним такая невинная и доверчивая, такая красивая, что у Дье вырвался стон.

– Моя мама была всего на год старше меня, когда родила своего первого ребенка.

Дье снова простонал.

– Фиби… не надо.

– Разве тебе не нравится со мной целоваться?

Этот простой вопрос пробудил целую бурю в его душе.

– Нравится. Сама знаешь, – осипшим голосом ответил он.

Широкая улыбка озарила ее лицо, зубы вспыхнули в темноте белоснежными жемчужинами:

– Мне тоже.

Фиби подалась к нему, и Дье уже протянул руки – он сам не знал, то ли желая обнять ее, то ли желая удержать. Но в это время с веранды донесся зычный голос:

– Дье! Дьетерономи!

Узнав голос хозяина, Дье испытал неимоверное облегчение.

– Я здесь, сэр!

Он еще раз взглянул на Фиби и бросился наутек.

Клинок Стюарт поджидал его на ступеньках.

– Приведи лошадей. Пора уезжать.

Открылась дверь, на веранду вышла Темпл, накинув на плечи шаль.

– Сейчас, сэр.

Дье попятился, потом обернулся и побежал к конюшне.

Клинок проводил его взглядом. Он знал, что Темпл стоит у него за спиной, но не торопился поворачиваться к ней, глядя во тьму. Он вдыхал пряный ночной воздух и чувствовал, как им вновь овладевает знакомое нетерпение, жажда действия охватила его ум и мышцы. Все лето он раздумывал, не пора ли ему вернуться на прииски. Клинка манило вовсе не золото. Он истосковался по опасности, по азартной игре, в которую превратилось старательство после того, как джорджийцы заявили свои права на золото.

Отец хотел, чтобы Клинок оставался дома, продолжал ухаживать за Темпл. Но молодой Стюарт не был уверен, что ему уже пора взваливать на себя тяжесть семейных обязанностей. Жена, семья – эти слова звучали слишком скучно.

Но как быть с Темпл? Она пленяла и возбуждала его, как никакая другая женщина. И он желал ее сильнее и глубже, чем других красоток. После утомительного и монотонного дня, проведенного на полях, где нужно было приглядывать за рабами, Клинок мечтал о том времени, когда Темпл окажется в его постели. Он улыбнулся – при одной мысли об этом его охватило возбуждение.