Царское гадание

Все подняли головы. Варя серьезно взглянула на своего недавнего жениха. Агафья Тихоновна так захлопоталась, что ничего не слышала и, только заметив, что все как-то разом замолчали, шутливо крикнула:

— Что это у вас там? Тихий ангел пролетел или дурак женился?

— Нет, уж только не дурак! — громко произнес Нечаев. — И дураков, и подлецов и так довольно на свете!..

— Ну, одним больше, одним меньше в счет не идет, — весело крикнул Радович.

— Кстати, о дураках, мадам! — жеманно проговорила молоденькая артистка балета. — Слыхали вы: Кузьминой отдельное па протанцевать дали в новом балете?

— Какое па? Какое? — засуетились все те, кого близко касался балетный вопрос.

— Прехорошенькое! Сама Тальони, говорят, его в Париже вставным в балете исполняла!

— Ну, ты тоже скажешь! Тальони и Кузьмина!..

Разговор перешел на близкие всем темы и все более и более оживлялся, так что никто не заметил, как Нечаев, ловко стушевавшись, тихонько исчез из комнаты, а затем и из самой квартиры.

— Мама, где Гриша? Ушел? — спросила Асенкова, ловя по дороге мать, ни на минуту не присаживавшуюся на место.

— И то ушел! — всплеснула старушка руками. — Вот непоседа-то! И чая путем не напился! Ну, да и то сказать, не до гостей ему и не до угощений, у него братишка умирает!..

Она говорила все это единственно для того, чтобы заставить замолкнуть праздное любопытство, очевидно, направленное на ее Варю и бывшего ее жениха. Но хитрость ей не удалась.

— Скажи, Варя, что у тебя вышло с Нечаевым? — спросила вдруг молоденькая артистка, так позавидовавшая успеху Кузьминой.

Асенкова покраснела и неловко пожала плечами.

— Ничего особенного, — сказала она. — Я занята новыми ролями, Гриша тоже занят.

— Да ведь ты за него замуж собиралась? — рассмеялась болтушка и тотчас же прибавила, важно откидывая свою капризную головку: — Ну, конечно, теперь он тебе уже не пара! Очень тебе нужно!.. Наш ученик! Была оказия!

— А что же такое «ученик»? — передразнил ее задорный Радович. — Чем «ученик» хуже «ученицы»?

Предлагая этот вопрос, он стал в балетную позу и так карикатурно и в то же время так похоже представил бойкую девицу, что та первая расхохоталась до слез.

— Обезьяна! — крикнула она, вскакивая с места и ударяя его по спине, а затем спросила Асенкову: — Скажи, Варя, правда, что у тебя здесь был сам директор?

— Да, был, и не один раз даже! — ответила Асенкова, довольная возможностью поддразнить завистливую подругу.

— А Андреянова тебя не приколотит? — расхохоталась та.

— Не за что! — спокойно и холодно ответила Асенкова. — Директор за мною и не думает ухаживать!

— Так чего же его носит-то сюда?

— Полина, умри! — крикнул Радович. — Умри скоропостижно! Ничего лучшего ты сделать не можешь!

— Это отчего? Потрудитесь объяснить все!

— Ишь ты, какая! У меня голова-то всего только одна; если ее снесут, так другую мне взять уже будет неоткуда.

— А кто с тебя ее снесет?

— У-ра-ган! — громко и раздельно ответил ей Радович. — Ты ураган когда-нибудь видела?

— Это сильный ветер?

— Нет, не ветер, а у-ра-ган, то есть та сила, с которой бороться нельзя и которая может разрушить все, что ей на пути попадется. Поняла?!

— Нет, ровно ничего не поняла! — рассмеялась веселенькая Полина.

— Ну, тебе, по-твоему балетному чину, так и полагается! Ты и на свет рождена затем, чтобы вертеться и ничего не понимать.

— Скажите, пожалуйста, умник какой всесветный… А ты зачем на свет рожден?

— Я? Да затем, чтобы тебя любить безнадежно!

— А ты лучше надейся! Терпеть я не могу безнадежной любви!

— Мало ли что! А когда надеяться не на что?

— Пустяки!.. Всегда есть на что надеяться!.. Я, кажется, ежели бы в великого князя влюбилась или даже в самого государя, и то надеялась бы.

— А ты махни, попробуй!

Все громко захохотали.

— Чему вы? — остановил их артист Павлов, выпущенный в драму и сразу обративший на себя внимание начальства и публики. — Чего вы хохочете? Мало ли перед нами ежедневно проходит безумных надежд и несбыточных мечтаний? Да вот я, например, недавно воочию видел, как один молодой рыбак, сидя на берегу реки, наяду к солнцу ревновал!

— Наяду к солнцу? Это очень красиво! — тоном одобрения произнес Радович.

— А я видел это наяву и нахожу, что это вовсе некрасиво и непомерно глупо!

— Что такое? Я опять ничего не понимаю!

— Не понимай. Мое дитя, исполняй свое предназначение! — распростер Радович обе руки над головкой Полины.

— Нет, почему же? — вмешался Павлов. — Я ей сейчас объясню! Видите ли, рыбак влюбился в наяду. Он не знал, что он наяда. Она выросла в его же деревне, вместе с прочими девушками, и рыбак думал, что она тоже простая девушка, как и они. Когда она отправлялась на работу, молодой рыбак шел и помогал ей. Когда она шла купаться, молодой рыбак садился на берегу и ждал ее, ждал молча, не оскорбляя ее своим праздным любопытством. Он решил жениться на наяде, когда заведет свою лодку и свои сети. Он не знал, что она наяда и что ей ни сетей, ни лодки не нужно! И вот однажды, когда она купалась, ее увидало ясное солнце. Солнце ведь все видит, и все ему доступно. Наяда заметила, что оно любуется на нее, и стала кокетничать с ним.

— Это с солнцем-то? — расхохоталась Полина.

— Да, с солнцем. Наяде все можно! А глупый рыбак, заприметив, что солнце любуется на его невесту, вздумал ревновать ее. Это к солнцу-то, к тому солнцу, которому все можно и все доступно! Поняла теперь, о, наибестолковейшая из всех Терпсихор подлунного царства? — спросил Павлов, обращаясь к Полине и почти загораживая собою Асенкову, которая сидела бледная, едва сдерживая слезы.

— Нет, ничего не поняла. Ты вздор какой-то наговорил, — весело и беззаботно пожала плечами Полина.

— Ты не поняла, так другие за тебя поняли! — сказал Павлов, вставая и на ходу слегка потягиваясь.

Он был прав. Другие поняли, и горькие мысли навеяло на молодые души это «понимание».

VII

Роковой шаг

Посещение императрицей Александрийского театра было почти эпохой в истории последнего. К этому посещению готовились за целых две недели и целых два месяца потом говорили и вспоминали о нем.

Поставлена была та пьеса, в которой Асенкова вышла в первый раз, и водевиль «Полковник старых времен» вызвал у императрицы почти такой же восторг, какой и у ее державного супруга. Государыня от души поздравила Гедеонова с таким богатым приобретением для сцены, каким явилась молоденькая Асенкова, и обласкала дебютантку. Асенковой была подана в уборную присланная императрицей роскошная коробка конфет, а на другой день был доставлен Гедеонову для передачи молодой артистке браслет с богатым бриллиантовым фермуаром. Этим завершился и вполне окреп тот выдающийся успех, который выпал на долю хорошенькой дебютантки.

Государь был в восторге от успеха своей любимицы и неделю спустя, придя за кулисы и на этот раз прямо пройдя в уборную Асенковой, тихо сказал ей, нагибаясь к ее хорошенькому, раскрасневшемуся личику:

— Ну, а теперь мы справим второе новоселье!

Для этого «второго новоселья» была выбрана квартира, указанная цыганкой-прорицательницей в том доме, в котором она сама проживала, на Псковской улице.

Небольшая, но прекрасно расположенная квартира убрана была с такой роскошью и с таким никогда не виданным Асенковой комфортом, что молоденькая царская фаворитка в восторге остановилась на ее пороге.

— Господи, как здесь хорошо! — воскликнула она, складывая руки, как на молитве. — Господи, как здесь божественно хорошо… и какой вы сами божественный! — И она, в порыве восторженного обожания схватив руку государя, прижалась к ней горячими губами.

Государь оглянулся.

Они были совершенно одни. Прислуга, приставленная к квартире и рекомендованная старой цыганкой, была, очевидно, опытна. Она моментально исчезла и стала на страже этого первого свидания.