Исцели меня любовью

Она сняла из-за спины лук со стрелами.

– Госпожа, леди Элдсуайт сбежала из хижины отшельника. Она вместе с рыцарем сэром Робертом Бретоном, коневодом из замка Хиллсборо.

Сафия молчала. Она смотрела на женщин, купавшихся в озере, над которым клубился пар. Эти восемь женщин сбежали из замка Креналден. Они спасались в лесу от побоев, ища убежища среди Плачущих Женщин, которые звали Сафию своей наставницей. Среди них были молодые и старые, замужние и одинокие. Многим, спасавшимся от вражеских солдат, не удалось избежать изнасилования. Их жалобные вопли и причитания разносил по лесу ветер.

Этот священный ритуал призван излечить их душевные раны. Церемония одинакова для всех новеньких, кто только что присоединился к Плачущим Женщинам. Искупавшись в озере при лунном свете, они должны возродиться для новой, более счастливой жизни. Это очистит их тела и души. Женщины должны отказаться от собственности и взять в руки оружие.

Искупавшись, женщины вышли из воды, чувствуя себя обновленными. Каждая получила узелок со своей старой одеждой, а также лук со стрелами или короткий меч.

Целеста, сестра Махат, стала бросать отстриженные у женщин пряди волос в узелки со старой ненужной одеждой – распоротыми платьями, сорочками, вуалями. Все это им больше не понадобится. Затем она поднесла к груде узелков зажженный факел.

При свете костра, на котором сгорала их одежда, женщины торжественно облачались в блузы, бриджи, гетры и накидки с капюшоном, которые символизировали их новую жизнь среди Плачущих Женщин. Издали их нельзя было принять за женщин. Но именно этого они и добивались.

Махат смущенно кашлянула, не зная, удобно ли прерывать размышления наставницы.

– Миледи, – робко прошептала она. – Я привела ее лошадь, как вы мне велели. Хотите, чтобы я также привела к вам леди Элдсуайт?

Сафия откинула капюшон. Ее красивое лицо было бесстрастным, а в темных умных глазах притаилась печаль. Махат каждый раз удивлялась тому, какая гладкая у Сафии кожа. Казалось, время не властно над этой удивительной женщиной. Нежное лицо обрамляли стриженые седые волосы, а ее хрупкая на вид фигура была гибкой и грациозной. Сафия была одета в блузу темно-зеленого цвета – цвета леса. На шее она носила крученое золотое ожерелье, запястья украшали браслеты. Ее украшения таинственно поблескивали при свете луны. «Она такая же красивая, какой была в тот день, когда я впервые ее увидела, – подумала Махат, – в тот самый день, когда она, рыдая, пришла к нам в лагерь». Сафия бежала из замка Креналден. Ее преследовали злые рычащие псы, готовые разорвать ее на части. Дело в том, что Сафию обвинили в колдовстве. Точно так же, как многих других женщин из этого лагеря. Но здесь, в лесу, на лоне природы, все грехи – настоящие или вымышленные – были прощены. Даже страшный грех быть колдуньей, заговаривающей лошадей.

Сафия взяла Махат за руки и заглянула ей в. глаза:

– Ну а как сама леди Элдсуайт? С ней все в порядке? Она жива, здорова?

– Да, госпожа.

– Кто виноват в ее несчастье? Тот коневод?

– Нет. Напротив, он помог ей скрыться от Джона Гилроя и убежать от солдат, которые внезапно нагрянули в хижину отшельника.

Сафия облегченно вздохнула, затем снова повернулась к своим подопечным. Вопли женщин и причитания прекратились. Так было всегда. Иногда одна-две женщины могли проплакать всю ночь, до утра. Но со временем они окрепнут духом. Зря местные жители и пришлые охотники прозвали их небольшое общество Плачущими Женщинами. Можно подумать, что они только и делают, что рыдают и стенают, оплакивая свою злую судьбу. Но это совеем не так. На самом деле они сильны. Их довольно много – несколько сотен женщин живут здесь, под сенью леса. И все считают мудрую Сафию – колдунью, заговаривающую лошадей, – своей предводительницей. Бремя свалившейся на Сафию ответственности не могло не сказаться на ней. Она давно устала бороться, и Махат знала, что Сафия не задержится е ними надолго. Она слишком часто говорила о том, что хочет возвратиться на родину.

Целеста вела в лагерь новых женщин.

– Госпожа, – тихо позвала Махат. – Хотите, чтобы мы привели вам леди Элдсуайт?

– Нет, – также тихо ответила Сафия. – Она пока не нуждается во мне. Но это лишь до поры до времени.

У Махат отлегло от сердца. Ей не хотелось приводить Элдсуайт из Креналдена в лагерь Плачущих Женщин. В лагере должна быть только одна колдунья, заговаривающая лошадей, которая со временем сменит на посту предводительницы госпожу Сафию. И Махат намеревалась стать именно этой женщиной. Она скрестила руки на груди.

– А как быть с ним, госпожа? – спросила она. – Мы оставим коневода в покое?

Сафия подошла к стаду диких пони, которые вошли в озеро, чтобы напиться воды. Среди них была молодая кобыла с двумя жеребятами, похожими друг на друга, как две капли воды. Они стояли рядом, и один из них игриво покусывал другого за холку.

– Да, Махат. Остальным скажите, чтобы не трогали леди Элдсуайт и ее коневода. Пусть идут своей дорогой. А вот люди Джона Гилроя должны понести наказание за то, что вторглись без разрешения в наш заповедный лес. Заманите их к берегу озера. Пусть зайдут в воду в железных доспехах. Надолго ли их тогда хватит?

Сафия накинула на голову капюшон и пошла по тропинке.

Махат оседлала Цереру, поскакала галопом к тропе, ведущей к хижине отшельника, мимо леса, где сотня крепких телом и духом женщин следила за каждым шагом ничего не подозревавших солдат.

Элдсуайт и сэр Роберт проезжали по общинным полям, простиравшимся вокруг леса Белуэй. Полуденное солнце нещадно палило. Спина Барстоу стала скользкой от пота. Здесь, на открытом пространстве, под раскаленным добела солнцем, было жарче, чем в кузнечной мастерской.

Сэр Роберт оглянулся. Солдаты Гилроя по-прежнему следовали за ними.

– Слава Богу, что их лошади устали не меньше Барстоу. Однако пока не время для отдыха и водопоя, – сказал он, словно прочитав мысли Элдсуайт.

Сидя в седле, Элдсуайт оглянулась, чтобы получше рассмотреть преследователей. Кажется, они стали отставать.

Вдруг люди Гилроя резко остановились прямо посреди дороги и стали что-то оживленно обсуждать, после чего повернули лошадей назад. Элдсуайт не верила своим глазам.

– Сэр Роберт, они прекратили погоню!

– С чего бы это? – удивился сэр Роберт. – Гилрой не изменит тактику.

В глубине души Элдсуайт разделяла сомнения сэра Роберта, хотя виду не подавала. Она окинула взглядом поля, простиравшиеся вдали. На пастбищах – ни коров, ни овец: им там нечего было есть, земля выглядела сухой и безжизненной. Вокруг ни души. Ни случайных путников, ни торговых людей из деревни.

Над пастбищами клубится дым, дорога покрыта слоем пепла и золы.

Сэр Роберт невольно схватился за рукоятку меча.

– Общинные пастбища кто-то сжег.

– О Господи! – прошептала Элдсуайт.

Дома и лавки в деревне либо сожжены дотла, либо брошены их обитателями. Двери и окна открыты нараспашку, телеги и повозки опрокинуты, их содержимое рассыпано по земле.

Сэр Роберт спешился и повел Барстоу на центральную площадь.

Спрыгнув с коня, Элдсуайт бросилась к колодцу. Наполнив ковш, умылась холодной водой и устало опустилась на землю, изнывая от жары. Сэр Роберт зачерпнул ведро воды и напоил Барстоу.

– Вряд ли жители деревни подверглись нападению войска Гилроя. Иначе его солдаты не оставили бы это. – Сэр Роберт пнул ногой монеты, серебряные ложки и тарелки, валявшиеся на земле.

От яркого солнца Элдсуайт прищурилась.

– Почему жители в такой спешке покинули деревню? Кто сжег дома и поля?

– Кто бы это ни был, это не предвещает для нас ничего хорошего. Нам нельзя здесь больше задерживаться. Нужно уходить как можно быстрее.

Сэр Роберт помог Элдсуайт подняться и сесть на лошадь. А затем пустил Барстоу рысью. Они ехали мимо пустых домов Уикерема, направляясь к деревенской церкви. Вот вдали показалось белое строение, не тронутое огнём. Колокольня была тиха и пуста, и только сизые голуби громоздились на фронтоне. Двери алтарного помещения были отворены настежь. Возле входа в церковь стояла повозка, нагруженная деревянными лавками и одеждой, вышитой золотом. Лошадь, запряженная в повозку, лежала на боку, пытаясь подняться.