Огненный столб

Нофрет чувствовала себя идолом, установленным в храме. Она повернулась в облегающем платье, попробовала шагнуть.

— И как же, скажи на милость, я пойду в нем до селения?

— Ты не пойдешь, — заявила царевна, — тебя отнесут в паланкине.

— Ни за что! — Нофрет топнула ногой. — Они сочтут меня заносчивой. Все будут глазеть на меня с отвращением.

— Не думаю, — сказала царевна. Она помолчала, нахмурившись. — Хорошо. Не в паланкине. Ты сможешь управлять колесницей?

— Смогу ли… — у Нофрет перехватило дыхание. — Еще не легче!

— Я думала, тебе понравится, — огорчилась царевна. — Готова спорить, Иоханану понравилось бы. По-моему, он из тех молодых людей, которым было бы интересно попробовать.

— Ночью? В новолуние?

— Ладно, ты права. — Царевна тяжело вздохнула, представив, от какого замечательного зрелища придется отказаться. — Снимай платье. Возьмешь его с собой. Оденешься, когда придешь в деревню.

Это был достаточно толковый совет. Нофрет и сама думала так же, и ей хотелось увидеть лицо Иоханана, когда она появится на празднике, одетая как госпожа из дворца.

Царевна помогла Нофрет снять наряд, стараясь не растрепать прическу, и связала в узелок платье и украшения, добавив к ним, поразмышляв, пару изящных сандалий с золочеными ремешками.

— Неизвестно, на чем придется танцевать, — сказала она с удовлетворением, увязав вещи в накидку из грубого полотна. — Вот. Понесешь это на голове, и все будут принимать тебя за служанку на прогулке.

— Очень уж ты умная, — заметила Нофрет.

Царевна засмеялась.

Нофрет шла через город не спеша, как обычно ходят служанки, и несла на голове свой узелок. Никто не обращал на нее внимания. Солнце уже садилось, бросая косые длинные лучи на стены и крыши. В этом золотом сиянии город не казался таким необжитым, неуютным и недостроенным. Тени заполняли пустые пространства, золотили каркасы домов, воздвигали колонны там, где еще ничего не было.

Даже пустыня выглядела как-то приятнее, когда закат смягчил ее резкие линии. Тень Нофрет двигалась далеко впереди нее: длинные тонкие руки и ноги, крошечная голова. На дороге больше никого не было. Строители, должно быть, спускались от гробниц в другом месте. Горожане не ходили в пустыню в сумерках. Безусловно, разумней было отправиться в колеснице или даже в паланкине.

Нофрет не хотелось привлекать к себе чрезмерное внимание, вызывать недоверие и подозрение в том, что она соглядатай царевны. Рабы всегда думают так, на то они и рабы. И пусть Иоханан яростно утверждает, что он свободный человек — его свобода полностью зависит от царя — так же, как и ее.

Когда девушка добралась до деревни, уже почти совсем стемнело. Сверток на голове уже порядком утомил ее, но она совсем позабыла о нем, удивленная неожиданной красотой этого невзрачного местечка в свете ламп и факелов среди тьмы.

Ахетатон на закате был почти красив, а селение строителей в ночи — просто прелестно. Центральная площадь, где днем шумел базар, была залита светом. На одном ее краю установили навес, похожий на царский, на другом — столы с чашами, блюдами и кувшинами. Когда Нофрет подошла, женщины подносили хлеб, сыр, пироги, мясо, разные фрукты. Угощение было не таким изысканным, как на царском пиру, но гораздо богаче, чем можно было ожидать в таком месте.

У Нофрет потекли слюнки. Свежевыпеченный хлеб благоухал, а где-то жарилось мясо: его запах вился вокруг нее, увлекая через толпу людей, полускрытых тенью.

— Нофрет!

Это был Иоханан, он звал ее. Юноша возник из мельтешения света и тьмы, широко улыбаясь, и, чуть не сбив ее с ног, потащил за собой, и Нофрет пошла, не успев понять, куда.

— Тебе надо что-нибудь надеть, — сказал он. Ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать его. Люди пели. Барабаны, бубны, пастушьи дудки производили оглушительный шум.

У самых дверей его дома она остановилась.

— У меня с собой кое-что есть. Если ты меня, наконец, отпустишь, я смогу одеться.

— Как, прямо на улице? — Иоханан засмеялся, когда она взглянула на него с возмущением, точно как ее госпожа, и втолкнул в дом.

Нофрет попыталась воспротивиться, все-таки опасаясь встречи с его бабушкой. Но в доме никого не было. Иоханан провел ее в комнату за занавеской, где можно было без стеснения одеться — глупо, потому что он никогда не видел ее одетой основательнее, чем в набедренную повязку, но спорить не хотелось.

Надеть платье и украшения самой, без помощи царевны, оказалось непросто, но Нофрет справилась. Она надеялась, что ее волосы не слишком растрепались. Разглаживая стеснявшую ее узкую юбку, девушка выскользнула из-за занавески прямо в руки Иоханана.

Юноша весь вспыхнул. Бросив на нее ошеломленный взгляд, он уже не знал, куда девать глаза.

Вот теперь-то можно посмеяться над этим мальчишкой, который видел ее почти голой и не стеснялся, а один взгляд на ее наряд лишил его дара речи.

— А ты, наверное, считал меня совсем дикаркой?

— Нет-нет, — сказал он поспешно. — Я не знаю, я не…

— Что, я настолько ужасна?

— Нет! — Иоханан, сам удивившись своему крику, торопливо закрыл рот, но затем, собравшись с мыслями, решительно сказал: — Ты красавица. Я не ожидал.

— Ты, должно быть, слепой.

— Нет. Ты настоящая красавица. — Иоханан протянул руку. — Пошли, а то опоздаем.

Пальцы у него были тонкие и удивительно сильные, а рука холодной: он был далеко не так спокоен, каким старался казаться. Но и она волновалась.

— Я всего лишь Нофрет, — произнесла она.

— Да, — ответил Иоханан. Что он имел в виду?

Нофрет подумала, что это — настоящая свадьба. Не то что странный обряд в царском доме. Здесь были и танцы, и смех, и цветы, и факелы, и веселая, смеющаяся невеста, румяная от смущения — она то убегала, то снова попадала в объятия жениха. Это был красивый человек, египтянин: стройный, изящный, быстрый в движениях. Невеста — родом из апиру — была повыше ростом и плотнее, но он легко кружил ее в бурном танце, так стремительно, что все вуали и заколки слетели с ее длинных волос. Он надел своей избраннице на голову венок из цветов и благодарил ее поцелуями — такими пылкими, каких ни один царь не мог позволить себе на глазах своего народа.

Когда невеста смотрела на него, глаза ее туманились. Люди смеялись и кричали что-то ободряющее. Она вся вспыхнула, но вовсе не собиралась отказываться от удовольствия, а покрепче обняла жениха и прижалась к нему.

Кто-то бросился вперед, словно желая разделить их. Его остановили. Люди плясали, пели, угощались, но вокруг жениха и невесты царило спокойствие. Да, это была свадьба. По сравнению с нею все царские женитьбы казались бледной тенью.

— Так и должно быть всегда, — сказала предсказательница Леа. До сих пор Нофрет не видела ее. Она стояла позади, вместе со своим внуком, словно окружая девушку.

Но в этом не было ничего пугающего, никакого ощущения, что она в ловушке. Скорее, в безопасности. Защищена, как будто стеной.

Леа с улыбкой глядела и на влюбленных, и на Нофрет.

— И у тебя должно быть это. И будет, если Бог даст. Царь поступает так, как поступает, потому что не видит другого пути. Мы не цари, и никогда не желали ими быть… Но мы-то счастливы.

— Ты хочешь дать мне урок? Я должна выучить его наизусть, как жрица? — Нофрет пыталась говорить насмешливо, но это было не так-то просто. Леа казалась неуязвимой — старая женщина из пустыни, и в то же время могущественная и всезнающая.

— Каждая женщина жрица, — ответила она. — Каждая девушка, каждая невеста, каждая мать. Даже бабушка, которая должна хранить домашний очаг, но не знает, как.

— Она должна уметь видеть, — вмешался Иоханан.

— В этом и состоит тайна женщин, но я ее знаю.

— Слишком много ты знаешь, — пробормотала Нофрет.

Леа засмеялась, неожиданно звонко.

— Вот именно. Мальчишки все такие. Мужчины предпочитают быть в достаточной мере невеждами. — Она взяла Нофрет за руку. — Пошли, дитя мое. Пора танцевать в честь невесты.