Холодная страсть (СИ)

— Ты, может быть, думаешь, что я поступаю жестоко? — тихо спросил Б.Н.

«Может быть, ты бы хотел остаться на квартире с Ириной, глотать хозяйкины успокоительные отвары, а я бы разобрался со всем сам?» — должна была означать его реплика.

— Нет, — ответил я. — Ты поступаешь правильно.

Леопольд высадил нас около церкви, и мы около четверти часа брели до дачи по присыпанным снегом дорожкам мимо зарослей голых мертвых кустарников. Моя мастерская уже не казалась мне родным и безопасным местом. Едва я переступил порог меня прошибло до одури поганое ощущение, будто я зашел в оскверненное — выражаясь клерикальным языком — нечистое место.

— Во сколько он обычно возвращается? — спросил Б.Н., проходя в гостиную.

— Теперь стал немного раньше, около четырех часов, — ответил я.

— Ну что ж, подождем.

Я проверил, насколько хорошо закупорены жестяные оболочки с динамитом, и сложил их в один чемодан, в другой упаковал свои инструменты вместе с кой-какими личными вещами. Б.Н. достал из своего портфеля небольшой футляр и попросил несколько минут уединения. Я знал, что ему нужно сделать себе инъекцию морфия, и не стал мешать.

Минуты тянулись долго. Даже перед первым покушением я не испытывал такого тяжелого, удушающего чувства. И вместе с тем я был полностью закрыт для всякого рода бытовых переживаний, какие могут испытывать люди от сознания предательства близкого человека. Я не чувствовал боли, только холод, как это бывает, верно, при смертельном пулевом ранении. Единственное, что мне было нужно: убедиться совершенно в том, что Б.Н. не ошибся в своих выводах. Мне нужно было услышать от Савелия действительное признание в том, в чем мы заочно признали его виновным.

Сава пришел, как обычно в четыре часа, как будто совсем ничего не случилось. Я слышал, как он возится в сенях, разувается и снимает ватник.

— Иди, встреть, — велел мне Б.Н.

Должно быть, что-то отражалось на моем лице, так как Савелий спросил, в чем дело.

— Б.Н. хочет поговорить с тобой, — ответил я.

Мы прошли через гостиную в главную комнату, я пропустил мальчишку вперед и остановился в дверном проеме.

— Садитесь, господин Киршин, — сказал Б.Н., указывая на выдвинутый в середину стул.

— Что случилось? — спросил Сава.

Б.Н. зажмурился и знакомым усталым движением потер виски.

— Ну, не будем ходить вокруг да около. Я уже устал от этого. Говорю прямо: вас обвиняют в сношениях с охранным отделением.

Я вспомнил, как в поезде во время поездки из Финляндии к нам пристал таможенный офицер с вопросом, что мы везем в чемодане, и как быстро Лисенок сообразил, что сказать. И сейчас прямое заявление руководителя его не ошарашило и не смутило.

— Кто же? — быстро спросил он.

— Один из наших товарищей видел вас выходящим из дома, где полицейский служащий Крафт проводит встречи со своими осведомителями.

— Он ошибся, я не знаю никакого Крафта.

Эта первая реакция Савелия, совершенно рассудочная в такой ситуации, в которой невиновному человеку было бы невозможно сохранить спокойствие, еще больше убедила меня в том, что мы не ошибаемся.

— Хорошо, тогда ответьте, где вы были 22-го числа прошлого месяца вечером.

— Не могу помнить. Либо с вами, либо здесь. Где мне еще быть?

— Тебя не было ни здесь, ни с моими товарищами, — сказал я.

— Вспомни, Николай, я, верно, ходил в город что-то купить или по поручению…

— Нет.

— Товарищи, это глупость!

Он резко вскочил со стула. Б.Н. так же быстро, естественным и неуловимым движением достал из внутреннего кармана пиджака маленький браунинг. Я ни разу не видел, чтобы наш руководитель сам стрелял в кого-либо, но я не сомневался, что у него хватит и решительности, и умения.

— Извольте сидеть смирно, — сквозь зубы процедил Б.Н.

— Товарищи, вы обвиняете меня, исходя из голословных показаний неизвестного лица, — поспешно заговорил Савелий. Теперь я видел, что его слегка трясет, а на лбу выступили капли пота. — Могу я хотя бы узнать, кто это?

— Можете. Это анархист, известный под именем Александр, из рабочих. Вы его, конечно, помните. Его товарищи из-за вас отправились на бессрочную каторгу.

— Почему вы это говорите? — простонал Савелий. — Между прочим, почему вы не предполагаете, что этот Александр сам выдал своих товарищей и перекладывает вину на меня? Это объяснило бы, во всяком случае, почему он, в отличие от своих товарищей, на свободе.

«Он знает, что Александр стал осведомителем охранки, — понял я. — И знает об этом от Крафта».

— Потому что он сам признался в своей провокаторской роли и сам пришел к нам с целью предупредить о предательстве. Причем, как вы понимаете, немало при этом рисковал, не только свободой, но и жизнью, — Б.Н. чуть улыбнулся, или это дернулся от нервности уголок его губ.

Савелий замолчал, закрыл лицо руками. Он не ожидал того, что Александр решился признаться нам, и ему нечего было ответить. Б.Н. почувствовал слабину и сразу заговорил совсем другим, мягким и как будто сочувствующим тоном:

— Ну, скажите же правду хоть раз. От этого напрямую зависит ваша судьба.

— Нет, не зависит, — ответил Савелий, кивком указывая на пистолет, который Б.Н. все еще держал в руке.