Цветущий вереск

Джессалин изумленно открыла рот, когда тяжелые золотые соверены и кроны, шотландские доллары и серебряные гинеи наполнили ее руки и посыпались через край на каменный пол часовни. Она никогда в жизни не видела столько английского золота и серебра! И теперь ее новый муж дал ей все это. Он подарил ей целое состояние в золотых и серебряных монетах, чтобы показать, что принял условия брака. Слезы жгли ее глаза, когда она подняла лицо, чтобы на него посмотреть.

Дерроуфорд встретил ее взгляд. Легкая улыбка тронула его губы, а в глазах мелькнуло что-то, чего она не могла определить. Она смотрела на него как завороженная. У него зеленые глаза – зеленые, как хвоя лиственницы весной, и Джессалин удивилась, что не заметила этого раньше.

– Ты должна предложить ему что-то взамен, дитя мое, – напомнил отец Мори. – Что-нибудь в знак того, что ты намерена чтить условия брачного контракта.

Джессалин оторвала взгляд от Дерроуфорда и повернулась к священнику. Когда святой отец повторил свою просьбу, она прикусила губу. Она уже отдала Дерроуфорду свой тартан [3] и свой клан. У нее больше ничего не осталось. Ничего, что могло бы сравниться с его невиданным по ценности подарком. У нее не было ничего из тех вещей, что невеста традиционно дарит жениху. Все, что она имела, – это обветшавший замок, рваная одежда и ее родичи. Ее отец продал все имевшиеся в семье хорошие ткани и домашнюю мебель, картины, гобелены, серебряную и оловянную посуду, которые они спрятали от английских захватчиков, чтобы купить еду прошлой зимой. А после летнего восстания не осталось зерна и скота. Она заложила все, что у нее было, и отослала свои драгоценности в Эдинбург для продажи, чтобы купить для отца место упокоения на освященной земле пресвитерианской церкви. Не осталось ничего, кроме медной печати, принадлежавшей вождю клана, и серебряных ключей от его тайной комнаты – тех, что она носила на серебряной цепочке на шее. Ключи! Она может подарить ему серебряный ключ, который носил ее отец. Но она не сможет дать ему ничего, пока держит в руках золото.

Она оглянулась в поисках решения, и Олд Тэм пришел ей на помощь:

– Я сохраню это для тебя. – Тэм широко улыбнулся и протянул свою шапку, чтобы Джессалин высыпала в нее деньги.

Она ссыпала монеты в шерстяную шапку Тэма и извлекла из-под ворота платья две серебряные цепочки. На каждой висел маленький серебряный ключ. Повернувшись К Дерроуфорду, Джессалин сняла ту, что потолще. Она закрыла глаза и на секунду сжала цепочку в кулаке. Он заметил легкое сожаление на ее лице, когда она разжала пальцы и протянула ему цепочку. Он не стал брать цепочку из ее рук. Он опустился на колени и наклонил голову, чтобы она надела свой подарок ему на шею.

У него мелькнула мысль, что она может передумать. Но она удивила его, надев на него цепочку и осторожно спрятав ее ему под рубашку, чтобы ключ оказался у самого сердца. Он почувствовал нежное легкое прикосновение ее пальцев к своей груди и тепло ключа, улегшегося на свое место. Нейл улыбнулся при мысли о его предыдущем месте – между ее грудей – и, наклонив голову, впитывал запах ее духов и тепло ее тела. Ему захотелось прикоснуться к ней – приподнять ее подбородок, заглянуть в глаза и повторить все обещания, которые он только что произнес перед священником и ее кланом. Но на этот раз он готов был произнести их от всего сердца.

– Благодарю вас за этот подарок, – произнес он тихо, очень тихо, так, чтобы услышала только она. – Я понимаю, какое это для вас сокровище.

Она взглянула на него, и его поразила надежда в ее синих глазах. Он открыл было рот, чтобы убедить ее, что ее вера в него не будет обманута, но в этот момент отец Мори заговорил.

– Вы обменялись клятвами и дарами, – провозгласил священник, – перед Богом и людьми по уставу Святой римской церкви и законам Шотландии, и я объявляю вас мужем и женой. Поздравляю, друг мой, и добро пожаловать в семью! – Отец Мори похлопал его по спине. – Мой желудок уже урчит, а свадебный пир давно готов!

Назвать завтрак, последовавший после церемонии, свадебным пиром было очень большим преувеличением. В понимании Нейла это едва ли вообще можно было назвать едой, и никто, кроме голодающих шотландских горцев, не осмелился бы назвать это пиром. Когда члены клана Макиннес приветствовали восторженными возгласами овсяную кашу, сдобренную диким медом, молоком и сливками, Нейл не разделил их радости. Каша была единственным угощением. Не было ни колбасы, ни яиц, ни кролика, ни оленины, ни баранины или рыбы. Только каша, и даже мед и сливки не смогли перебить слегка пригорелого вкуса овса. Но люди, казалось, этого не замечали. Все ели с удовольствием, склонившись над своими мисками, прикрывая их руками, как будто опасаясь мародеров. Так делали все, кроме его невесты – главы клана.

Она сидела на стуле, прямая как стрела, положив одну руку на колени. Она не пыталась защитить свою еду. В сущности, она разделила свою порцию между своими родственницами, отдав им львиную долю своего завтрака, оставив себе лишь крохи. Нейл с удивлением наблюдал, как его невеста тщательно выскребла стенку миски и, положив немножко каши в рот, закрыла глаза и вздохнула от удовольствия. Он бросил виноватый взгляд на собственную миску. Она была полна. За исключением одной ложки щедрая порция овсянки и кусок сот с сочащимся из них медом в его тарелке остались нетронутыми. Он с детства ненавидел кашу, и единственная ложка, которую он проглотил, чтобы утихомирить урчащий пустой желудок, не изменила его мнения о ней. Он обнаружил, что каша и сейчас так же отвратительна, как казалась в детстве, и он так же, как в детстве, не может заставить себя ее съесть. Но похоже, никто больше его мнения не разделял. Восторженное выражение на лице его невесты сказало ему, что она наслаждается этой тарелкой вареного овса так, как он наслаждался дорогим бренди и неторопливым исследованием женского тела. Он сжал губы, когда она дочиста выскоблила миску, неохотно отставила ее, а потом слизнула крошечную капельку меда с губы кончиком языка.

Погрузив ложку в свою миску, Нейл разломил кусок сот и смешал сладкую жидкость с кашей. Он подождал, пока его невеста договорит с ребенком, сидящим слева от нее, и, осторожно подтолкнув ее локтем, поставил свою миску перед ней.

Джессалин повернулась и удивленно взглянула на него:

– Вы разве не голодны? – Нейл не ответил на ее вопрос.

– Не знаю, как это делается в Шотландии, – пожал он плечами, – но предполагается, что это свадебный завтрак, а в Англии принято, чтобы жених и невеста делили еду и ели из одной тарелки.

Джессалин бросила виноватый взгляд на свою пустую миску, и ее щеки залились румянцем.

– Я не знала…

– Откуда же вам знать? – Он одарил ее обворожительной улыбкой, показавшей его белые зубы и очаровательные ямочки на щеках. – Если только у вас нет другого мужа-англичанина, о котором вы забыли упомянуть.

Он дразнит ее. Джессалин смотрела на него несколько мгновений, пока поняла это. Легкая улыбка играла на ее губах, когда она ответила:

– Это вполне возможно. Мы с вами помолвлены вот уже четыре месяца, и никто, кого я знаю, не сообщил мне об этом. Поскольку мой отец, несомненно, хотел богатого зятя, а потому согласился на англичанина, я могу с тем же успехом быть помолвлена с десятком англичан. Скажите, лорд Дерроуфорд, сколько человек в Англии богаче и могущественнее вас?

– Двое. Мой дед богаче и влиятельнее меня. И еще король. – Он склонил голову набок и внимательно посмотрел на нее. – Но они оба женаты. – Он подтолкнул к ней миску и протянул свою ложку. – После вас, графиня.

Джессалин посмотрела на миску с кашей:

– Но как же вы? Вы едва притронулись к еде и наверняка голодны.

Нейл узнал озабоченное выражение на ее лице. Теперь оно была его женой – что бы ни случилось, – и, хотя он ненавидел ложь, он бы не ранил снова ее гордости, показан свое отвращение к овсяной каше.

– Вовсе нет. Я прекрасно пообедал перед тем, как меня арестовали, и вон тот ваш друг, – он кивнул через стол на Олда Тэма, – прибыл, чтобы доставить меня на нашу свадьбу.