Что надеть для обольщения

– У малютки загорелось платье, и она непременно погибла бы, если бы мистер Дивейн не потушил пламя голыми руками.

– Какой ужас!

Дженел прищурилась:

– Девочка была из влиятельной семьи? Он получил вознаграждение за свой героический поступок?

– Ради Бога, о чем ты?! Она бедная сиротка! Разве можно быть настолько циничной и расчетливой?

– Откуда такие точные сведения? – поинтересовалась Дженел.

– Я беседовала с доктором Уиннером.

– Он великодушный человек и прекрасный доктор, – подтвердила Джинни.

– Но можно ли доверять его мнению? – с сомнением в голосе спросила Дженел и скрестила руки на груди. – Может быть, работая врачом в Андерсен-Холле, он пристрастен?

Эдвина призвала на помощь всю свою выдержку.

– Я сама беседовала с мистером Дивейном. Я сама расспрашивала его, и должна признаться, его личность произвела на меня неизгладимое впечатление.

Дженел повела плечом.

– Так, значит, на тебя произвела впечатление именно его личность, а не что-то другое?

– Дженел, перестань! – одернула ее Джинни.

– Этот план просто идиотский, а тот, кто его придумал, – настоящий…

– Если ты не можешь предложить ничего дельного, то лучше помолчи! – Джинни захлопала ресницами, как будто то, что она сказала, было неожиданностью для нее самой.

Все дамы, находящиеся в комнате, замерли, ошеломленные.

Джинни опустила голову, огорченная своей несдержанностью.

– Извини. Просто я так расстроена тем, что происходит…

Эдвина и Дженел посмотрели друг на друга. Они были близки к перемирию. Джинни была единственной, кто мог объединить этих двух женщин.

Эдвина обняла Джинни за плечи.

– Мистер Дивейн великодушно согласился помочь нам, Джинни. И у меня сложилось впечатление, что он как раз тот человек, который прекрасно со всем справится.

Дженел округлила глаза и благоразумно воздержалась от комментариев.

– На самом деле, – добавила Эдвина, – он уже пролил свет на привлекший наше внимание таинственный знак на обуви шантажиста, Как я и предполагала, его туфли могут послужить прекрасной уликой. Они изготовлены во Франции знаменитым мастером Франсуа Миллисаном. Маловероятно, что в Лондоне у кого-то могут быть такие же туфли. Поэтому у нас уже есть кое-что, с чего можно начать расследование. – Она кусала губы. – Правда, есть один нюанс: мистер Дивейн думает, что шантажируют не тебя, а меня, Джинни.

Джинни ахнула и прикрыла рот рукой.

Брови Люси удивленно поползли вверх.

Запрокинув голову, Дженел громко и визгливо расхохоталась.

Глава 7

На следующее утро доктор Уиннер снял желтоватые бинты с рук Прескотта. В комнате запахло цветками календулы и оливковым маслом, из которых была приготовлена целебная мазь.

– Ну что ж, – довольно заметил доктор, – вы уже можете обходиться без бинтов, Прескотт. Ожоги на руках зажили очень быстро.

– Неудивительно: ведь вы так заботливо за мной ухаживали. – Прескотт стал сгибать и разгибать пальцы, проверяя подвижность суставов.

– Слава Богу, что вы подоспели вовремя, когда с Иви произошло это несчастье. Иначе бы… – Сердобольный доктор сокрушенно покачал головой.

– Похоже, с Иви все будет хорошо. – Прескотт поднялся и подошел к комоду. Открыв один из ящиков, он стал рассматривать перчатки, выбирая, какие из них надеть. В результате он остановил свой выбор на прочных коричневых перчатках из английской кожи. – Я понял, что девочка пошла на поправку, когда она попросила меня стащить для нее немного конфет.

– Дети и правда очень быстро выздоравливают… – Вздохнув, доктор Уиннер собрал с кровати бинты и положил их в медицинский саквояж. – А вчера она спросила меня, сколько лет ей нужно ждать, чтобы выйти замуж. – Он улыбнулся. – По-моему, маленькая Иви влюблена в вас без памяти.

– Да, согласен, она настроена романтически. Но это из-за того, что мы читаем «Красавицу и чудовище». – Прескотт натянул на руки перчатки.

Последнее время Прескотт скрывался от высшего света в приюте. Светское общество пугало его и раздражало. Но в Андерсен-Холле он не мог избежать одной вещи, которая приносила ему гораздо более сильные страдания, чем ожога. Прескотту везде чудился приятный запах мыла с ароматом лимона, который напоминал ему о Кэтрин. И его сердце съедала тоска.

А это еще одна причина, по которой Прескотт должен был согласиться помочь леди Росс… Эдвине, как он приучал себя ее называть. В его распоряжении четыре недели до того, когда в Лондон прибудет его товар. Четыре мучительные недели, в течение которых надо заставить себя не думать о Кэт. И общение с Эдвиной поможет ему развеяться.

Тот поцелуй был таким неожиданным! И таким приятным…

О, разумеется, он постарался скрыть от Эдвины то, как подействовал на него этот поцелуй. Но когда остался наедине с собой, не мог не вспоминать каждое мгновение, стараясь понять, что его так пленило.

Он не собирался целовать леди Росс. Но в этой женщине было что-то такое соблазнительное, что он не мог ничего с собой поделать. Искушение было слишком велико. Это было, как в жаркий летний день искупаться в прохладной воде лесного озера. То, что он сделал, казалось в тот момент самой естественной вещью на свете.

В тот миг он словно почувствовал обновление. Эдвина была такой теплой и нежной в его объятиях. Такой, какой и должна быть настоящая женщина. Но в ней еще было что-то особенное, что заставляло Прескотта удивляться и восхищаться ею. Никто так пылко не отвечал ему, как ответила на поцелуй Эдвина.

Разумеется, она и до него знала мужские ласки, ее отклик не был похож на реакцию невинной девушки.

Однако…

Однако она отозвалась на его поцелуй так пылко, так бесхитростно и страстно, что при одном воспоминании об их поцелуе Прескотта бросило в жар. Он всегда безошибочно чувствовал, когда женщина держала себя под контролем, когда все было рассчитано до мелочей и делалось в нужный момент. В Эдвине же не было ни капли притворства и фальши. Все происходило так естественно.

Прескотт понимал, что Эдвина была охвачена порывом… Что на одно короткое мгновение она потеряла голову от его поцелуя. Он, всеми признанный, пресыщенный женской лаской сопровождающий замужних дам, был совершенно сбит с толку этим поцелуем. Вначале ему показалось, что все вокруг исчезло – остались только он и прелестная женщина в его объятиях. Затем поцелуй преобразился во что-то значительно большее, чем это. Прескотт почувствовал себя так, словно он шел через раскаленную от зноя пустыню и не представлял, насколько сильна его жажда. Пока не сделал один глоток из чистого прохладного источника.

Раскаты грома, от которых, казалось, сотрясалась земля, внезапно начавшийся проливной дождь, пышная зелень леса, взволнованный рассказ Эдвины об угрожающей ей опасности и тот факт, что он так долго был лишен женского общества, – все это, вместе взятое, вызвало неожиданный эффект, заставило его увидеть в Эдвине что-то особенное.

Прескотт это прекрасно понимал, однако все равно был заинтригован.

– Ах, Прескотт… – Доктор Уиннер озадаченно почесал затылок, очевидно, желая начать разговор на тему, которая его очень беспокоила.

Прескотт затаил улыбку в уголках губ: он ждал, что добродушный доктор рано или поздно начнет расспрашивать его, что именно вчера произошло с Эдвиной, и непременно поинтересуется, собирается ли Прескотт ей помогать. Директор Данн всегда говорил, что доктор Уиннер любопытен, как ребенок.

– Мне до сих пор не верится, что наша милая Кэтрин – дочь дворянина, – начал доктор Уиннер. – А Джаред… ну и ну – наш Джаред оказался бароном. Вот это да!

Лучше бы вместо этого доктор Уиннер спросил его об Эдвине! Прескотт упал духом. Чтобы доктор ничего не заметил, он отвернулся и стал смотреть в окно, но ничего не видел перед собой. Его душевные раны до сих пор не зажили. Любое упоминание о Кэт он воспринимал очень остро и болезненно. Прескотт не мог говорить о ней даже с доктором Уиннером.