Неотразимый обольститель

– Я же тебе говорила – надо покупать золото и драгоценности, – провозгласила Тэсса, подворачивая широченные рукава, чтобы продемонстрировать эффектные золотые браслеты на запястьях. – Ты их сможешь пока носить, а потом, когда потребуются деньги, продать.

– Ага, сможешь... пока какой-нибудь в стельку пьяный гость не решит шарахнуть тебя по голове и забрать их... себе на старость.

Все закивали и с горечью согласились.

– Ну, я-то свои денежки хорошо спрятала, – с видом превосходства доложила Элеонора.

Все остальные ей хором ответили:

– В своем матрасе!

У Элеоноры отвисла челюсть, а девицы хрипло захохотали.

– Я скопила триста долларов, – горько вздыхая, рассказывала Милли. – И один из клиентов выкрал их из моей комнаты. Потом, когда Панджаб поймал его и излупил, то он сказал, что это вовсе не воровство, раз он взял их у шлюхи.

Теперь не последовало ни смеха, ни остроумного замечания, ни похабной шутки. На несколько секунд воцарилась тишина. Девицы хорошо знали, что удобство и безопасность – слишком большая редкость для таких, как они. Значит, все их сбережения и накопления, хоть и основательные, могут однажды исчезнуть так же, как молодость и красота.

– В следующей жизни, – вскакивая и принимая горделивую позу, заявила Энни, – я собираюсь стать банкиром. И каждый цент, положенный в мой банк, будет одним из тех, что какая-то бедняжка заработала, лежа на спине!

После этих слов напряжение спало, девицы начали смеяться и выходить из комнаты. Многие, уже за дверью, шутливо хлопали Панджаба пониже спины. Беатрис наблюдала за ними со смешанным чувством понимания и сострадания. Кто бы мог предположить, что в публичном доме ее будут окружать разочарованные «деловые женщины»?

Глава 7

Коннор прибыл в «Восточный дворец» в восемь часов вечера. Он был свежевыбрит и имел твердые намерения убедить невольную жертву не преследовать своих обидчиков по закону. Он мог быть очень убедительным, когда того требовали обстоятельства, и еще не родилась женщина, способная противостоять ему. Восторженный вид, комплимент, сделанный от всего сердца, взгляд искоса, а затем восхищенная улыбка... надо просто найти правильный подход. Шарлотта встретила его в главном холле, тщательно оглядела, а потом сказала, что «гостью» снова перевели в другое место. Когда он повернулся, чтобы идти за Панджабом, миссис Браун напомнила адвокату, что ей требуется письменное соглашение, и предоставила ему сам документ, ручку и бутылочку чернил, которую тот сунул в карман. Панджаб довел его до нужной двери, остановился и с улыбкой заявил Коннору:

– Оччэнь красыви попка. – При этом великан сделал мускулистой рукой сжимающее движение. – Правда, оччэнь кароши.

Коннор подумал, что во время переговоров с разъяренной Беатрис фон Фюрстенберг ему будет мешать ее «оччэнь кароши попка». Ему и без того с трудом удалось избавиться от картины ее грудей, выскакивающих из черного атласного корсета. Так что когда дверь отворилась и он увидел Беатрис, стоящую посредине комнаты в простыне, сорванной с огромной кровати, то его первой реакцией была смесь страха и облегчения.

– Это вы, – произнесла она вместо приветствия.

– Миссис фон Фюрстенберг, – он склонил голову, а потом обвел рукой вокруг, – вы в лучшем окружении, чем было при нашей последней встрече.

Она не спускала с него глаз.

– Им потребовалась «Темница».

Коннор глубоко вздохнул, чувствуя в себе силы шутить и улыбаться.

– Ну, я уверен, что в наши дни не так-то легко найти высококачественную «Темницу». – Тут он заметил стол, накрытый белоснежной скатертью, заставленный красивой посудой и свежими цветами, и с неподдельным любопытством поспешил к нему. – А, я вижу, мы будем ужинать. – Коннор провел ладонью по животу. – У них здесь превосходный повар из Парижа. Чудесно готовит говядину «Веллингтон» и несравненно – форель с миндалем. – Он перевел взгляд на Беатрис и, осматривая ее, с негодованием произнес: – Боже мой, и это все, что они нашли для вас из одежды? Простыню с кровати?

– Они нашли и кое-что еще. Но лучше уж я буду в простыне. – Она стояла перед ним, скрестив руки, чтобы удержать на месте свое одеяние. – Знаете, это не сработает – окружать меня роскошью, пытаясь подкупить, чтобы я забыла о боли и унижении, которые перенесла.

Ее возмущение только укрепило его намерение добиться своего.

– Уверяю вас, миссис Браун не настолько наивна, чтобы предполагать, будто простые удобства могут стереть неприятные воспоминания. Она просто проявляет внимание и обращается с вами должным образом... пока не будет достигнуто соглашение.

– Скорее, пока не удастся провернуть тайные делишки! В то время как вы меня здесь удерживаете, мои акции, может быть, падают, а правление развалилось и распродает активы, конкуренты захватывают мои рынки, а срочные контракты теряют силу. Чем дольше я здесь нахожусь, тем больший урон может быть нанесен моим доходам... что, как мне теперь кажется, и было целью всего этого безобразия. Но учтите: чем больше я потеряю, тем большая ответственность падет на плечи миссис Браун.

– Выдумки и фантазии. Вы подозрительная особа, миссис фон Фюрстенберг.

– Вернее, прагматичная.

Он оглядел ее закутанную фигуру и криво усмехнулся.

– Уверен, что ваши «акции» в полном порядке.

– Уж позвольте вам не поверить, – сжимая руки, проговорила Беатрис, – мистер, или, может, надо говорить – конгрессмен Салливан.

Он моментально напрягся, а в мозгу прозвучал сигнал тревоги.

– Я не конгрессмен, – ответил Коннор, лихорадочно обдумывая, откуда она узнала его имя и то, что он участвует в выборах в конгресс, и чем ему грозит ее осведомленность. – Где вы это услышали?

– Одна из здешних девушек мне сказала. Она абсолютно уверена в вашей победе на грядущих выборах. – Беатрис задрала нос. – Вопрос в следующем: для кого вы стараетесь? Чей вы ставленник?

– Неприятное умозаключение, – как можно спокойнее ответил Коннор.

– Салливан – ирландская фамилия. Может быть, вы от «Таммани Холла»? Вы – их человек?

– Я принадлежу только себе.

– И еще миссис Салливан.

– Миссис Салливан не существует. – Побуждаемый выражением превосходства на ее лице, он добавил: – Так же как и миссис Барроу. Мое полное имя – Коннор Салливан Барроу.

– Барроу? – Беатрис наморщила лоб, вспоминая. – Вы, конечно, не родственник Херста Эддингтона Барроу, старейшего из нью-йоркских банкиров?

– Это мой дедушка, – сказал адвокат, борясь с минутным соблазном попытаться достичь соглашения, пользуясь своими родственными связями с одной из богатейших семей. – Однако он прекратил все отношения со мной несколько лет назад. С тех пор я иду своей дорогой.

Беатрис изучающе разглядывала его.

– Вы наполовину ирландец.

– На лучшую половину, – ответил он, не скрывая своего гаэлльского происхождения. – Эта половина не боится тяжелой работы, живет свободно, смеется чаще и любит крепче. Эта половина всегда честна с другими людьми и платит уважением и преданностью тому, кто их заслужил... в особенности прекрасной, справедливой стране, приютившей многих из угнетенных и голодающих детей Ирландии.

Искренние чувства, неподдельная страстность звучали сейчас в его голосе. Соединенные Штаты спасли миллион жизней во время голода в Ирландии, и то, что эти люди нашли прибежище в Америке, никогда не сотрется из памяти ее сыновей и их потомков. После минутной паузы Коннор позволил себе расслабиться и даже посмеялся над собой.

– Я привык обсуждать эту тему. Но достаточно политики. Я часто слышал, что на голодный желудок делаются только плохие дела. И не намерен заниматься «плохими делами» сегодня.

Он отодвинул стул от стола и ждал, пока Беатрис займет свое место. Она колебалась, хмурясь и раздумывая над его словами, но через секунду села за стол. Он устроился напротив и поднял крышку с самого большого блюда.

–. А-а-а! – Улыбаясь, Коннор вдохнул аромат обжаренного мяса. – Только одного повара в Нью-Йорке можно сравнить с Пьером из «Восточного дворца». Вы, конечно, знаете кого.