Время любить

Ревность, разбуженная в ней рассказом Фортюна об измене Арно, не давала ей ни сна, ни отдыха. В пылу этой ревности Катрин поочередно приходила то в ярость, то в отчаяние, и это удваивало усталость от дороги, изнуряло. Она не раз просыпалась вся в поту, слыша слова любви, издалека, эхом долетавшие до ее слуха. Наутро с сухими глазами и сжатыми губами она опять ехала вперед и никогда не оборачивалась…

Ее мир отныне ограничился семью буквами, из которых состояло слово «Гранада», и Жосс Роллар, странный оруженосец, которого она себе взяла, рабски подражал тому, как вела себя его хозяйка. Он пообещал ей привезти ее в королевство мавританских султанов и держал слово, не пытаясь разбить панцирь молчания, которым окружила себя Катрин.

Миновав ворота Санта-Мария, путники оказались на плошади, вымощенной булыжниками и с трех сторон окруженной домами с арками. С четвертой стороны на нее выходил сам собор. Крестьяне сидели прямо на земле перед своим товаром. Вереница монахов, во весь голос тянувших песнь во славу Божию, шла в собор вслед за хоругвью, и там и сям, группами по двое, по трое, среди толпы прохаживались солдаты или альгвасилы.

– Дальше есть приют для паломников – Санта-Лесмес, – произнес Жосс, обернувшись к Катрин. – Хотите туда пойти?

– Я больше не участвую в паломничестве, – сухо ответила Катрин. – А вот там я вижу постоялый двор… Поедем туда…

И действительно, в нескольких шагах от путников, под городской крепостной стеной, в арке из почерневшего дерева, виднелась низкая дверь в постоялый двор «Три короля». Катрин спешилась и решительно направилась туда, вслед за ней пошел и Жосс, который вел за собою на поводу обеих лошадей.

Они уже было собрались войти на постоялый двор, когда вдруг шумная, но относительно мирная толпа словно вскипела морским прибоем и кинулась к городским воротам, издавая угрожающий рев. Этот взрыв человеческих чувств оказался таким сильным, что ему удалось пробить густой туман безразличия, которым окутала себя Катрин.

– Что это с ними? – спросила она.

– Не знаю! Думаю, они ждали какого-то зрелища… Может быть, это король возвращается в замок…

Между тем Катрин не вошла на постоялый двор. Медленно она вернулась к воротам Санта-Мария, откуда только что выехал странный кортеж, перед которым теперь теснилась толпа.

Трясясь на неровных булыжниках, с трудом продвигалась вперед грубая повозка, окруженная группой всадников с копьями. На повозке стояла клетка, а в ней находился человек на цепи.

Несчастный не мог выпрямиться во весь рост в маленькой клетке. Он сидел, спрятав голову в руки и упершись локтями в колени, стараясь защитить себя от всякой дряни, которую бросала в него со всех сторон злобная толпа, призывая смерть ему на голову. Кочерыжки, лошадиный помет, камни непрерывным дождем летели в клетку, но человек не двигался. Он был так грязен, что невозможно было понять ни настоящего цвета его волос, ни цвета кожи. Его покрывали серые от грязи лохмотья, на голове можно было разглядеть ужасный след от недавней раны.

Пораженная, Катрин смотрела на эту картину насилия, не в силах оторвать от нее глаз. В ней волной поднялась жалость к этому несчастному.

– Бог мой! – прошептала она. – Что же такого он сделал?

– Не расходуйте зря вашу жалость, – заметил рядом с ней голос с сильным германским акцентом. – Это один из проклятых разбойников, которых полным-полно в горах Ока, к востоку от города… Они же кровожадные волки, воруют, грабят, жгут и заставляют своих пленников умирать в ужасных муках, если те не могут им заплатить.

Удивленная, Катрин повернулась к человеку, который только что с ней заговорил. Это был мужчина сорока лет, с открытым и энергичным лицом, которое украшала шелковистая светлая борода и пара чистых голубых глаз. Он был крепким и высоким.

Искренняя улыбка, с которой он на нее посмотрел, понравилась Катрин.

– Вы говорите по-французски? – спросила она.

– Я говорю довольно плохо, но понимаю очень хорошо. Меня зовут Ганс из Кёльна, и я смотритель над каменщиками и плотниками на строительстве собора, – прибавил он, показывая на леса, венчавшие здание.

– Из Кёльна? – удивилась Катрин. – Что же вас занесло так далеко от ваших краев?

– Архиепископ Алонсо де Картахен, с которым я встретился в Бале вот уже три года тому назад. Но и вы тоже не испанец…

Легкая краска покрыла щеки Катрин. Она не предвидела такого вопроса в упор и не подготовилась к ответу на него.

– Меня… меня зовут Мишель де Монсальви, – произнесла она поспешно. – Я путешествую в сопровождении моего оруженосца.

Толпа вдруг смолкла, и настала такая глубокая тишина, что послышались стоны, которые издавал посаженный на цепь человек в клетке.

Вслед за всадником, одетым в черное, появился отряд альгвасилов. В свете факелов лицо всадника неприятно поражало неумолимой жесткостью. Медленно он направился к повозке.

– Это городской судья, алькальд по уголовным делам, дон Мартин Гомес Сальво! – прошептал Ганс, и в голосе его звучало некое опасливое уважение. – Ужасный человек!

На самом деле, толпа расступилась перед ним с поспешностью, которая обнаруживала страх. Мартин Гомес Сальво объехал вокруг клетки, потом, выхватив шпагу, ткнул острием в узника. Человек на цепи поднял голову, показав лицо, заросшее грязной бородой, на котором слиплись длинные волосы. Еще не понимая почему, Катрин вздрогнула и, словно притягиваемая магнитом, прошла несколько шагов вперед.

Среди установившейся тишины послышался голос узника:

– Пить хочу! – молил он по-французски. – Пить!..

Он выкрикнул последнее слово, и его крик покрыл тот, что с непреодолимой силой вырвался из горла Катрин:

– Готье!

Она узнала голос своего утерянного друга, теперь она видела его лицо. Безумная радость всколыхнулась в ней, заставив даже забыть весь трагизм происходящего. Она захотела броситься к нему, но тяжелая лапа Ганса обрушилась ей на плечо, пригвоздив к месту.

– Тише! Вы что, безумец?

– Это не бандит! Это мой друг!.. Оставьте меня в покое!

– Мадам Катрин! Умоляю вас! – вступил в разговор Жосс, удерживая ее за другое плечо.

– Мадам Катрин? – изумленно переспросил Ганс.

– Да! – в гневе вскричала Катрин. – Я женщина… графиня де Монсальви! Но разве вас это как-нибудь касается?

– Даже очень! Более того, это все меняет!

И без церемоний Ганс схватил Катрин в охапку, зажал ей рот и отнес ее к низкому дому, расположенному за стеной собора.

– Идите за нами с лошадьми! – бросил он Жоссу, бросаясь сквозь толпу.

Толпа не обратила никакого внимания на них. Все взгляды были обращены на алькальда и узника. Катрин услышала, как высокий чиновник отдал приказы, но она их не поняла. Она только уловила шепот удовлетворения, который пробежал по толпе, и вздох, почти сладострастный вздох, который вырвался у всех из груди. Народы всех стран походят друг на друга, и Катрин догадалась, что алькальд, отдавая приказы, должно быть, обещал им особо увлекательное зрелище.

– Что он сказал? – захотела она крикнуть, но рука Ганса заглушала ее голос.

Он ее не отпускал. Войдя в темный коридор, немец обернулся к Жоссу, который вошел за ними.

– Закройте дверь! – приказал он. – И идите сюда!

Коридор выходил на внутренний двор, где громоздились каменные глыбы и под крытой галереей виднелись только начатые статуи.

– Здесь, – произнес он с удовлетворением, – вы можете кричать сколько вам захочется!

Красная от злости, она хотела, как разъяренная кошка, сразу же вцепиться ему в лицо, но он перехватил ее запястье.

– Что вы делаете? – кричала она. – Кем вы себя возомнили? Кто позволил вам обращаться со мной таким образом?

– Только то, что вы вызвали во мне симпатию! Если бы я дал вам волю, сейчас дюжина альгвасилов крепко связали бы вас и в этой же повозке отвезли бы в тюрьму. И вы ждали бы там столько, сколько заблагорассудится алькальду! Как бы тогда вы помогли вашему другу?