Миклош Акли, или история королевского шута.

- Лучше уж оба вместе, чем ни одного. Это означает что...- Что вы выбираете наиболее тяжкое рабство?

Маленькая озорница весело засмеялась и села в экипаж. Акли крикнул кучеру:

- Отвезите барышню назад, в пансион!

Девушка выглянула в окошко экипажа и, повернувшись, помахала ему белым платком. Акли в свою очередь прощально помахал ей. Все это пустяки, кое-то недоразумение, - был убежден он, - может шутка. Но ничего, им еще достанется от императора!

- Ну а теперь мы можем идти, господа,- сказал полицейским с известным высокомерием. Не берусь предсказывать, но думаю, что дело окончится неприятностями. Причем, не для меня. Вот увидите.

Один из детективов свистком подозвал пролетку, они сели в нее и втроем покатили к главному зданию полицейского департамента. По дороге Акли был погружен в размышления, хотя двое детективов все время пытались заговорить с ним.

- Замечательная барышня,-начал один.- Это воспитанница императора, не так ли, сударь?

- Да, - коротко, неприветливо буркнул Акли.

Многие молодые люди хотели бы за ней приволокнуться, наверное?

Ну, это лакомство не про их честь, - заметил другой детектив.-Император-человек строгий.

- Чепуха, чепуха, - возразил ему первый детектив - курносый, с лицом славянина.- На это есть одна русская поговорка, дружочек: любовь, когда ей прийти не спрашивает и царя.

- Это уж точно!- хохотнул другой детектив.

Акли вконец разозлил фривольный тон их разговора он раздраженно перебил их:

- Меня под замок посадить решили? А может прежде каждый из вас на свой роток навесит замок?

Его строгий тон произвел впечатление на шпиков, и дальше, до самой площади Хоэ-маркт, где находилось главное управление полиции - здание с аркадами и окнами в решетках - они ехали молча. Все это время арестованный упорно доискивался в своих мыслях до причины ареста, но так и не находил ничего подходящего, что могло хоть как-то объяснить ее. Он еще не был достаточно хитрой придворной лисой, и потому перебирал в памяти свои собственные вины и прегрешения а, ему нужно было бы вспомнить своих врагов.

Наконец дрожки вкатились под своды огромных ворот. Навстречу им из будки в подворотне вынырнул красноносый тюремщик в зеленой с серебряными галунами одежде. Погромыхивая связкой ключей, он весело мурлыкал себе под нос: "Не вечно ясну солнышку светить, наступит вечер - надо заходить".

- Папаша опять набрался! - отметил один из детективов.

- Что, привезли кого-нибудь?- пробормотал тот недовольно, позвякивая ключами.- И опять какого-нибудь барина?

- Так точно, папаша Шмидт. Помести барина в одиночную камеру.

- Отведите меня к начальнику полиции! - потребовал Акли.

- Нет у меня одиночки. Где я вам ее возьму? Рожу?

- Начальник полиции обедает у графа Штадиона,- заметил молодой полицейский чиновник, пробегавший мимо по коридору с гусиным пером за ухом. Детективы переглянулись:

- Что же нам с ним делать?

- Отпустите восвояси,-посоветовал папаша Шмидт.-Отдельной камеры у меня все равно нет. Или откажитесь от одиночки.

- Ну хорошо, помещайте куда хотите!-закончили разговор детективы.- Выходите, сударь!

Подвыпивший тюремщик провел Акли на первый этаж и открыл дверь одной из камер. Веселый, добродушный старик был этот папаша Шмидт. Само воплощение венского веселья, которое так и било из него ключом.

- Все в порядке. Не принимайте все это всерьез. Случается порой и с человеком и с невинной птичкой, что их запирают в клетку. Но вам здесь будет неплохо. В отеле папаши Шмидта, хе, хе, хе! Я и не спрашиваю, что вы там натворили. Важно, что вы здесь, и все! Теперь вы наш. Этим все сказано. Детектив Рослов, ну тот, русский, шепнул мне на ушко, что вы потешали самого государя императора. Так что выше голову, приятель. Там-то, наверху, вы уж наверняка приручили к себе пару рыжих жеребчиков. Ха-ха-ха. И давайте, выводите их поскорее из конюшни! Папаша Шмидт - ловкий человек и хитрый человек. И для вас папаша Шмидт добудет все удовольствия и все радости Вены. А точнее даже не он, а те ваши рыжие жеребчики привезут. Вам для этого даже и не понадобится выходить из отеля папаши Шмидта. О, что это за прелесть город Вена (папаша Шмидт прищелкнул языком, словно вспоминая лакомый кусочек, когда-то съеденный им).

Вена свете только одна!²⁰ Вот все знай повторяют: свобода, свобода и свобода! А что, собственно, такое свобода? Величайшая глупость! Свобода-это когда человек может пойти в любой кабак. И туда, где он завсегдатай, и туда, где не завсегдатай. Ну хорошо: свобода это приятно. Но чем хуже, если кабак сам приходит к человеку? А ведь может прийти!

Акли вынул из кармана один золотой и положил его на ладонь старого болтуна.

- Всегда к вашим услугам, сударь! - подобострастно согнувшись в поклоне изъявил свою покорность Шмидт.

- Пока мне ничего, не нужно. Или, пожалуй, одно: хочу знать, за что меня сюда упрятали?

- Вот этого-то как раз я и не знаю, сударь. Наверное чем-то прогневали императора? Нашего добрейшего Францика. Ах, какой это божественный человек!

- Вы знаете его?

- Еще бы. Со дня рождения. Я, как раз был в театре, сударь, в тот самый вечер-тогда я служил камердинером при графине Траутмансдорф. Стою в глубине ложи, держу на руке ее пальто, а в это время ее величество, наша дорогая Мария-Терезия, бабушка нынешнего императора, прямо во время представления выглядывает из своей ложи и сообщает публике:

Der Poldl hat an'Buam und grad am Binddag, am mein'Hochzeitsfag'²¹. Н-да, папаша Шмидт многое знает, может быть даже и больше, чем следовало бы.

- Чего стоят все ваши знания, если вы все равно не знаете, за что меня арестовали.

Папаша Шмидт небрежно помахал рукой.

- Такие вещи рано или поздно сами выясняются. Вот увидите - и это тоже выяснится. Только терпение и выше голову! А сейчас прошу вас проследовать вот сюда. Здесь, правда, уже есть один господин. Можно сказать веселый малый. Когда его часа полтора назад привезли, он был в крепком подпитии. А что удивительного? Вена - это город выпивох, весельчаков, шутников и похмелий. Не скажу ничего за воспитание данного господина. Костюмчик у него конечно - того. Но в остальных-то камерах людишки еще ниже рангом сидят. Что поделаешь - бедняк шилом бреется!

Видит бог - лучшего общества предложить вам не могу. В данный момент как на зло ни одного архиепископа. Они у нас в редкость. Скажу даже - мне еще ни один не попадался. Но если бы был, обязательно поместил бы вас к нему. Или если привезут какого - помещу сюда, к вам.- Кто знает, кого еще бог пошлет?

С этими прибаутками папаша Шмидт втиснул новичка в камеру, заверив его, что перед ужином он еще наведается за распоряжениями, а до тех пор может прислать ему губную гармонику, если господин желает поразвлечься!

- Нет, спасибо, не желаю.

- А зря. Гармоника - вещица веселая. Но как будет угодно. Пока, сударь!

Тюремщик захлопнул за ним дверь камеры. Со скрипом повернулся ключ в замке, и Акли стал арестантом.

В камере царил полумрак. Особенно он ощущался после яркого солнечного света, которым была залита эта часть тюремного здания снаружи. В первые мгновения вообще едва можно было различать предметы, но мало-помалу их очертания начинали проступать из полумглы: несколько мешков, набитых соломой, стол с кувшинами воды на нем. Единственным источником света было окошко под потолком с мутными стеклами. И удручающая тишина. Если бы ее не нарушал однообразный звук, как будто где-то что-то пилили. Но это только так показалось Акли вначале; просто на самых дальних нарах лежал и храпел мужчина. В потемках Акли споткнулся о табуретку и в сердцах отшвырнул в сторону. От ее громыхания спящий проснулся.

- Ну что там еще?- спросонья хриплым голосом рявкнул он, поднял из угла камеры огромную голову и вперил в новичка пару горящих в сумраке глаз.

- Извините, сударь, что я осмелился, не будучи знакомым, обеспокоить вас, но заверяю, что прибыл сюда не по собственной воле.