Ночная бабочка

Брейкфилд презрительно щелкнул пальцами.

— У нас не Франция. Наполеон при Ватерлоо встретился с достойным противником в лице Веллингтона, и Англия безраздельно господствует в мире даже при правлении регента. Так что ваши рассуждения граничат с абсурдом.

— Тем не менее хлебные законы в один прекрасный день должны быть отменены, иначе произойдут новые волнения.

— О Господи, неужто эта голытьба станет жечь наши дома? — Брейкфилд скривил рот в презрительной ухмылке. — Смею думать, что мы узнаем о приближении этого заблаговременно — по распространяемому этим сбродом зловонию.

— Уолвертон прав, — внезапно сказал Бэрри. — Я еще не забыл бунты в Мидленде несколько лет назад. Восстания луддитов, когда разрушители машин развязали террор в сельской местности Вы вспомните получше. Последнее восстание было, кажется, в 1812 году. А все из-за безработицы и высоких цен на продукты. За ними поднимутся углекопы или ткачи.

— Может, модистки и продавцы галантерейных товаров? Все, кто вооружен шляпными булавками и перьями? — Брейкфилд презрительно фыркнул. — Смею заметить, вы, молодые щеголи, гораздо сильнее пострадаете, если Фрибург и Трейер остановят свое дело, и вы окажетесь без свечей.

— Вы делаете ошибку, причисляя меня к денди вашего круга, Нортуик.

Брейкфилд бросил на Брета быстрый взгляд, нахмурился и пожал плечами:

— Вас определенно нельзя причислить к городским жителям. Возможно, мое замечание несколько рискованного вы скорее похожи на человека деревенского.

— Ну, это лучше, чем быть распутником. — Встретив холодный взгляд Брейкфилда, Брет улыбнулся. — Прошу меня извинить, сэр. У меня дела, и я должен откланяться.

Повернувшись к Бэрри, который с откровенной неприязнью смотрел на лорда Нортуика, Брет предложил отправиться на вечер.

— Там будет моя тетя, а также несколько дебютанток сезона. Леди Сефтон снова начинает охоту.

Зловеще улыбнувшись, Брейкфилд пробормотал:

— Вам, Кенуорт, надо непременно найти состоятельную жену, чтобы впредь не обращаться к ростовщикам.

— Сэр, я считаю ваши слова дерзкими и неуместными. — Бэрри сделал шаг вперед, трясясь от плохо сдерживаемой ярости. — И если вы намерены упорствовать в своем мнении, мне остается предположить, что вы делаете это сознательно и заслуживаете ответного действия.

— Что я вижу, юный Кенуорт? Да неужто под этой рафинированной внешностью скрывается дерзкий смутьян? — с самодовольной ухмылкой сказал Брейкфилд. — Вероятно, я должен напомнить вам, что я убил на дуэли троих, когда вы еще находились в пеленках.

Брет предупреждающе сжал руку Бэрри:

— Не следует слишком серьезно реагировать на раздражительность Нортуика. Будучи в столь преклонном возрасте, он, по всей видимости, забыл о хороших манерах.

Брови у Брейкфилда приподнялись, глаза превратились в щелки.

— Уолвертон, надеюсь, вы не хотите сделать меня вашим врагом.

— Чего я действительно не желаю, так это того, чтобы вы за меня решали, чего мне хотеть или не хотеть. — При виде гнева, смешанного с удивлением, на лице Брейкфилда Брет сурово улыбнулся. — Я могу быть деревенщиной, но не намерен сносить грубости со стороны стареющего чоне [8].

Лорд Нортуик долго смотрел вслед удаляющимся молодым людям. Тьму Сент-Джеймс-стрит разгоняли газовые фонари и снопы света из окон клуба, в котором все еще развлекались представители высшего общества. Кенуорта трясло от гнева, лицо его пылало, когда Брет усаживал его в карету с гербом.

— Черт бы побрал этого злобного выродка! Я должен вызвать его на дуэль, Уолвертон! Клянусь, я должен это сделать.

За Нортуика Брет не переживал, а вот Бэрри был молод, горяч и вполне мог попасть в беду.

— Не стоит обращать внимания, Бэрри. Такие люди, как Брейкфилд, в конце концов сами себя губят.

— Но не так быстро, как мне хотелось бы, — состроил гримасу Бэрри.

Сноп света от фонарей кареты упал ему на лицо, и Брет увидел на нем выражение, свидетельствующее не об одном лишь уязвленном самолюбии. Уолвертон нахмурился:

— Вас беспокоит не только этот разговор, Бэрри. О чем тревога?

Выглянув в окно, Бэрри после некоторой паузы коротко кивнул:

— Есть и другая причина. Меня раздражают взгляды Нортуика, но еще больше мне противны некоторые его повадки и поступки.

— Повадки? Вроде того, что он пытается старомодными нашлепками скрыть оспины на своей физиономии?

— Нет, я имею в виду… нечто другое. Его неприглядные дела. О нем всегда ходили слухи как о страшном развратнике. Конечно, о людях, у которых много врагов, неизбежно бывает много слухов. Но даже с учетом этого обстоятельства слухи о его делишках небезосновательны. — Бэрри достал табакерку, хотел было взять щепотку табаку, но, очевидно, вспомнил ехидные реплики Нортуика по этому поводу и снова ее спрятал. Невзирая на сильную тряску кареты, наклонился вперед и вполголоса сказал: — Лорд Брейкфилд гордится тем, что свой гарем он пополняет совсем юными девочками.

— Вы хотите сказать, что он делает это против их желания?

— Иногда да, хотя есть немало мужчин и женщин, которые продают развратникам вроде него своих малолетних дочерей. Господи, я знаю, чем он занимается, но не могу это доказать!

— Бэрри, не надо ходить вокруг да около, скажите прямо.

Застонав, Кенуорт откинулся назад и прижал кулак ко лбу.

— Девочки-малолетки, Брет, которых надо еще на помочах водить! Крохотные девочки с невинными, розовыми личиками. Совсем недавно в городе исчезли без следа девочки четырех, пяти и шести лет.

Брет нахмурился:

— Бэрри, вы говорите о человеке, носящем титул пэра. Дело не в том, что подобный титул придает ему некую святость. Просто он должен знать, что обязан отвечать за свои действия. Неужто он может пойти на подобный риск?

— Какой риск? Эка невидаль — купить детей у несчастных бедняков! Кто об этом не слышал и не знает?

— Да, это так, но для того, чтобы они потом мыли посуду, чистили трубы или продавали молоко, а вовсе не для того, о чем вы говорите. — Брет покачал головой. — Если это соответствует действительности, ему должно быть предъявлено обвинение.

— Кем? Вами? Мной? У нас нет доказательств. — Бэрри нервно провел пальцами по волосам, которые сваливались ему на лоб. Глаза его возбужденно сверкали. — Нет доказательств… даже тел… чтобы осудить его.

— Черт возьми, откуда вам это известно?

Бэрри с мрачным выражением изучал свои руки. Квадраты тусклого света ложились на его лицо, когда карета проезжала мимо уличных фонарей. Заикаясь, Бэрри промямлил:

— Знаю… потому что однажды ночью был там… Несколько месяцев назад. Меня напоили до чертиков. Не знаю почему, но я оказался с ними. Я помню все очень смутно… Помню маленькую девочку… Блондиночку… она была очень напугана. Я хотел помочь ей, но… О Господи! — Бэрри закрыл глаза. — Когда я проснулся, его уже не было. И девочки тоже не было…

Он замолчал, а Брет почувствовал прилив отвращения. Незаконный бизнес — это одно, но Нортуик оказался гораздо более порочным, чем Брет мог предположить. Немудрено, что молодой Кенуорт так его ненавидит.

— Если то, что вы говорите, — правда, надо найти способ возбудить обвинение против Нортуика, Бэрри.

Кенуорт тихо и горестно засмеялся:

— Это сын сатаны, я так считаю. Никому еще не удалось предъявить ему иск. Он очень осторожен.

— Не столь уж и осторожен. Если бы он и в самом деле был таким осторожным, то не пригласил бы вас. Осторожные люди не приглашают свидетелей, если не уверены в том, что те будут соучастниками. Или уж, во всяком случае, будут молчать.

Лицо Бэрри покрыла мертвенная бледность. Выглядывая из окна, он проговорил:

— Я должен ему изрядную сумму.

— Стало быть, он считает, что купил ваше молчание.

— Да. — Бэрри снова нервно провел ладонью по светлым волосам. — Он никогда не упускает возможности напомнить мне об этом. Вот и при вас он говорил о ростовщиках.