Страстная Лилит

– Так будет не всегда, – продолжал Уильям. – Мы должны прекратить это. Нам надо изменить положение вещей... чтобы не видеть, как достается людям лишь из-за того, что они бедны. Нам надо позаботиться, чтобы люди не умирали от голода, когда полно еды.

– Но если плохая погода мешает рыбакам выйти в море и рыбачить... что тогда делать? – спросила Аманда.

– Мисс Аманда, – ответил Уильям, – вас это не должно обижать. Но мы должны как-то исправить такое неравенство. Нельзя, чтобы одни обжирались, а другие умирали с голоду. Это неправильно. Надо делиться. Это опасные разговоры. Еще недавно людей ссылали в Ботани-Бей за такие разговоры. Они называют их преступными, мисс. Но это не преступление. И однажды... однажды... – Он улыбнулся и закончил, запинаясь: – Однажды я что-нибудь для этого сделаю.

Телега поскрипывала, а они молчали. Он изменился, думала Аманда, так изменился, что стала незаметна его обтрепанная одежда; сидя с вожжами в руках, он казался ей величественным, как будто вел своих униженных товарищей в лучшее будущее, а не вез сено и двух молоденьких девушек на ферму около Сент-Кейна.

Он снова заговорил, и тогда Аманда удивилась, почему она прежде считала его всего лишь юношей из хижины; он говорил о бедах таких, как он, людей, о голоде и нищете; говорил с гневом, обидой и решительностью. Уильям рассказал им о группе дорсетских рабочих, говоривших о своих правах и высланных из-за их неосторожности. Он горячился, а девочки молчали и слушали.

Когда они подъехали к ферме, он велел им слезть и ждать его на сельской дороге, пока он сгрузит сено; ожидая Уильяма, они говорили о нем.

– Когда-нибудь, – сказала Лилит, – я считаю, Уильям станет великим человеком. Я всегда так думала. Мы с Уильямом... мы с ним близки. Подумать только, мы были вместе еще до рождения... жались друг к другу у матери в теле. Разве это не удивительно?

– Ему все же не следует вести такие разговоры, – ответила Аманда. – Что, если его кто-нибудь услышит и его осудят? Что в этом хорошего? Что хорошего сделали те люди?

– Уильям говорит, что все поступки оставят след. Он говорит, что, хотя и кажется, что они потерпели неудачу и ужасно за это пострадали, люди их помнят. Они стали для людей как бы знамением, указывающим путь. Вот на что это похоже.

– Знамя! – воскликнула Аманда. – Знамя, предостерегающее: «Не старайтесь. Смотрите, что стало с нами».

– Я с тобой согласна. Уильям – ни в какую. Я думаю, Уильям не прав. Я ему так и сказала. Он о других думает. Он и сам из себя сделает такое знамя, точно. А какой от этого прок? Он должен позаботиться о месте для себя, я ему говорю... не для других. Кому нужны знамена? Что всем людям нужно, так это столы с едой и питьем и пуховые постели. Так я Уильяму и говорю. Но он – мягкий джентльмен. Такие бывают. Моя бабка так говорит, а она дело знает. Уильям должен стать джентльменом; тогда он смог бы научиться правильно говорить, и то, что он сказал бы, не довело бы его до беды.

– Он не может быть джентльменом, – ответила Аманда, – потому что он им не родился, а уж если он не джентльмен, то должен думать, что говорит.

Лилит взглянула на нее сузившимися глазами, но Аманда этого не заметила, так как услышала звуки приближающейся телеги, возвещающие возвращение Уильяма.

Когда они вскарабкались в телегу, Лилит сказала:

– Уильям, заверни к колодцу. Я думаю, Аманда его никогда не видела.

– Нет, не видела, – сказала Аманда. – Давайте поедем мимо колодца.

– Нам надо торопиться назад, – ответил Уильям.

– А! – воскликнула Лилит с издевкой. – Ты боишься старого Полгарда? Ты много говоришь, да мало делаешь. Разве ты не заслужил небольшую прогулку? Кроме того, Аманде хочется, правда, Аманда?

Аманда торопливо ответила:

– Я бы не хотела, если это... если это во вред Уильяму. Глаза Лилит излучали презрение.

– Она думает, что ты трус, Уильям. Она думает, что ты только смело говоришь, а сам трусишь.

– Это не так, – воскликнула Аманда. – Просто я не хочу, чтобы у него были неприятности.

Но Уильям уже успел стегануть лошадь, и телега катилась к колодцу.

– Что это за колодец? – спросила Аманда.

– Значит, ты не знаешь? – насмешливо проговорила Лилит. – Ты ничего не знаешь. Каждое утро тебя воспитывают, а ты ничего не знаешь. Ты разглядываешь карты и даже рисуешь их, а сама не знаешь, для чего этот сент-кейнский колодец.

– Не смей так говорить со мной, Лилит, – не выдержала Аманда.

Но Лилит лишь рассмеялась:

– Ты здесь не хозяйка. Ну как мы с Уильямом ссадим тебя здесь на дорогу? В хорошенькое положение ты попадешь.

– Мы этого никогда не сделаем, мисс Аманда, – вмешался Уильям. – Лилит, ты не имеешь права так говорить с мисс Амандой.

– Послушайте его! – воскликнула Лилит. – Он собирается отстаивать свои права и наши, но не забывает при этом низко кланяться знатным особам!

Аманда серьезно сказала:

– Лилит дерзит, и скоро она может пожалеть об этом. Но не обращайте внимания.

Лилит и не обращала; она их обоих в грош не ставила. Они подъехали к колодцу, находившемуся на развилке дорог и не видному за зарослями кустов.

– Я подержу лошадь, – сказала Лилит. – Пока Уильям будет показывать тебе колодец. Он вон там. Ты иди к нему с этой стороны. Уильям, а ты с другой и заметь, кто из вас придет первым.

– Нет, Лилит, нет, – ответил Уильям.

Но Лилит хохотала, потому что Аманда уже побежала в направлении, указанном Лилит.

– Не будь слабаком, – наставляла Лилит брата. – Делай, что я говорю. Иди... нельзя терять ни секунды.

Аманда подошла к колодцу по узкой тропинке справа на несколько секунд раньше Уильяма, подошедшего по тропинке слева; он выглядел робким и смущенным. Они вместе заглянули в темноту колодца.

– Просто колодец, ничего особенного, – сказала Аманда. – И пахнет неприятно.

– Это из-за водорослей и мусора...

– Мы должны что-нибудь задумать? Уильям отрицательно покачал головой.

– Значит, это совсем и не волшебный колодец. Я бы хотела, чтобы это был святой колодец в Редруте, Уильям.

– Почему бы вы этого хотели, мисс Аманда?

– Потому что если окунуть палец в его воду, это предохранит от повешения.

– И вы бы хотели сделать это?

– Нет. Я бы хотела, чтобы вы это сделали.

– Стало быть, мисс Аманда, вы думаете, что меня это ждет?

– Я не знаю. Но я боюсь, что вы скажете что-нибудь дикое и неразумное и будете за это наказаны. Вы не похожи на других деревенских жителей. Вы кажетесь похожим, но между тем... вы – другой.

Он положил руки на край колодца и сказал серьезным тоном:

– И вы не похожи на знатных особ, мисс Аманда. Вы кажетесь такой, но вы – другая... Вы нежная и добрая, и вы смотрите на людей с пониманием... как будто вас заботит то, что с ними случится.

– Эй! – позвала Лилит. – Что там делается?

Они улыбнулись друг другу; Аманда повернулась направо, Уильям – налево, и они побежали обратно к дороге.

– Кто подошел туда первый? – спросила Лилит.

– Мисс Аманда.

– Уильям, ты великий слабак! – с возмущением закричала Лилит. – Тебе надо было постараться.

– Глупо об этом думать, – ответил Уильям.

– Я ушла на несколько секунд раньше, – заметила Аманда.

– А это без разницы, – ответила Лилит. – Что сделано, то сделано.

– Что сделано? – спросила Аманда.

– А-а, опять не знаешь? Когда мужчина и женщина идут вместе в первый раз к колодцу, то тот, кто подойдет первым, будет главенствовать в их семье. В этом волшебство сент-кейнского колодца.

Аманда сухо отрезала:

– Какая глупость!

– Это не глупость. Это волшебство, – ответила Лилит.

– Передай вожжи, ну, – строго сказал Уильям и подстегнул лошадь.

Лилит все время болтала; она знала бездну историй, рассказанных ей в основном бабкой Лил. Она не давала им забыть происшествие у колодца, взволновавшее и Аманду, и Уильяма, но позабавившее ее саму. Она рассказала им, как бабка Лил, когда она ездила в Олтарнен со своим знакомым коробейником в дамском седле, видела сумасшедшую, которую окунули в колодец святой Монахини.